Клинок Гармонии (СИ) - Илья Кишин

тебя была семья. Мама и папа воспитывали тебя с самого рождения, даже будучи на пороге бедности. У тебя были друзья, пусть их было немного, но они всю душу в тебя вкладывали. У тебя был дом, в котором ты мог беззаботно спать в своей кровати по ночам, есть то, что тебе приготовит мать, читать книжки, греться около печи в холодные зимние будние. Ты всего этого не ценил, думая, что прожигаешь свою жизнь впустую, слоняясь без дела, пока я из последних сил старался выжить. Я был подкидным ребенком, которого оставили в дверях какого-то пьющего, не просыхая, старика. Не знаю, где именно я родился, но мои родители решили выбросить своего сына в Трущобах, тем самым обрекая на смерть. Старик то ли дело избивал меня, запирал в сарае на ночь, топил в бочке с холодной водой, лишь бы хоть как-то скрыть от окружающих синяки по всему телу. Мне приходилось спать на земле, есть объедки с пола, терпеть побои от старика. Я выходил из дома только чтобы сделать за него всю работу, ковыряясь в свинарнике или таская тяжести, неподъемные для четырехлетнего ребенка. В один день после очередной пьянки его дом загорелся, я был счастлив, наблюдая за тем, как горит это отродье. Он бы выбежал из пылающей избы в тот день, если бы я не воткнул нож в его дряхлую и гнойную ногу. Можно сказать, что я убил своего первого человека, едва мне стукнуло пять, после чего оказался на улице, где изо дня в день бродил по закоулкам в поисках какой-нибудь спящей живности, чтобы было, что поесть, подбирал с земли крошки хлеба, пил из лужи, и все этого только ради того, чтобы не умереть с голоду. Местные не находили ко мне сочувствия, ведь я погубил доброго старика, который только и делал, что ухаживал за мной и выглаживал каждую волосинку на голове. Еще тогда я понял, что все в этом мире решает лишь сила. Ни деньги, ни власть, ни связи, ни удача не вытащат тебя из могилы, только лишь ты сам в ответе за свою жизнь. Годами я проживал свои дни и ночи на улице, все чаще и чаще видя странные сны, в которых был лишь я один посреди бесконечной беспросветной пустоты, без единого звука, способного развеять эту тишину, но однажды в ней послышался шепот. Он был едва разборчивым, больше похожим на шум квадратного телевизора с катушкой внутри, но иногда в этом потоке бесполезной информации читались различимые ухом слова, которые призывали меня убивать. В какой-то момент я начал чувствовать людей, отличавшихся в толпе других, от которых веяло чем-то странным, будто бы запахом запеченной курицы из духовки. Тогда я и понял, чем от них веет — энергией Бездны, которую любой другой человек и не заметил бы, но не я. С самого детства мальчик по имени Хандзо, которого всегда называли лишь оборванцем и дебилом, пока тот сам не дал себе имя, чувствовал эту энергию даже в незначительных количествах. Я не понимал, что все это значит, но зато четко знал, что я — особенный, что у меня есть дар, которого нет у других людей, дремлющий где-то в глубинах моего тела. Я не знал, как им пользоваться, пока голос в тишине не стал мне подсказывать. Он редко что-то говорил, обычно повторял лишь одно единственное слово множество раз, но из всех этих слов я однажды смог сложить предложение, которое гласило: «Убить, пища, сила». Едва поняв его смысл, я снова решился на убийство, но в этот раз жертвой был не одичавший котенок, а человек. Подкараулив на улице зеваку с хорошим объемом энергии, я подозвал его к себе и заставил наклониться, тогда и вонзил ему кусок битого стекла в глотку. Он лишь неистово дергался, пытаясь позвать на помощь, пока я своими детскими ручонками тащил его без минуты мертвое тело туда, где нас никто не увидит, где никто не помешает мне им как следует насытиться. Затащив бедолагу в вечно пустующий переулок, я начал по кусочку отрывать его плоть зубами, пропуская человеческое мясо до самого желудка. Это было отвратительно, но пустому животу неделями голодающего ребенка не прикажешь, что есть.

— Погоди, ты что, заживо съел человека? — оторопел я.

— Да, — невозмутимо ответил он. — Устав от грязных и блохастых дворняжек, я нашел для себя пишу поприличнее, которой можно было как следует насытиться.

— Ты — больной ублюдок, — ответил я, скрипя зубами и сжимая кулаки.

— Впереди все самое интересное, Ашидо, слушай внимательно.

Поверить не могу, что Хандзо съел человека. Да, его жизнь и вправду была ужасающей, но как бытие в Трущобах могло привести к такому? Неужели не было иного выхода? Никто не пришел на помощь бедному мальчику, и из него вырос кровожадный и бесчувственный убийца, да не просто убийца, а самый что ни на есть конченный психопат.

— Сожрав того бедолагу, я открыл для себя будущее, Ашидо, — продолжил он. — Чем больше я набивал свой пустой желудок, тем больше ощущал, что вся та энергия, которую он хранил в своем теле, даже не подозревая о ее существовании, медленно впитывается внутрь меня. Из сырой и мерзопакостной человечины поток устремлялся прямо в мои мышцы, энергия откладывалась где-то в моем теле, и я это прекрасно чувствовал, но не понимал, что бы это могло значить. На этом смерти не прекратились — я продолжил убивать, изо дня в день подкарауливая свою очередную жертву. Как ты и сказал на площади, я не различал среди еды женщин, детей или стариков — я убивал всех без разбору, а затем жадно пожирал их, ел до тех пор, пока в животе еще оставалось место, а потом оставлял их обглоданные тела на улице. С каждым днем моя сила росла, а безнаказанность внушала уверенность в том, что меня не поймают, но в один день мне все же дали отпор.

— Как погляжу — неудачный, — подметил я.

— Верно, тогда я в своем привычном темпе выслеживал очередную жертву, в глаза кинулся крепкий мужчина, на которого было рискованно нападать, но глядя на то, сколько в нем энергии, у меня от аппетита текли слюни. Не думая о своей безопасности, я тогда набросился на него, даже сильно поранил, но он, не получив фатального урона, крепко схватил меня за шею обеими руками и принялся душить. Из моих глаз лились слезы, я беспомощно брыкался под его весом, стремительно теряя воздух в легких. Когда я