Я вам любви не обещаю (СИ) - Юлия Леонова

- Разве для брака это столь необходимо, Олеся Андревна? – не скрывая иронии, спросил Бахметьев.

- Просто ответьте. Что вы чувствуете ко мне? – не удовлетворилась его ответом Олеся.

- Желаете услышать правду, или то, что придётся вам по сердцу? – тихо осведомился граф.

- Вам доставляет удовольствие издеваться надо мной!? – вспылила девушка.

Однако настойчивое желание Олеси, во что бы то ни стало услышать правду из его уст, возымело действие. Желает быть графиней Бахметьевой? Извольте. Придётся смириться с истинной:

- Что вы! Нисколько. Я не люблю вас, - глядя ей в глаза, отозвался Георгий Алексеевич.

Глава 27

Олеся отвернулась. Сначала Бахметьеву показалось, что она расплачется, но она лишь несколько раз судорожно вздохнула, комкая в руках концы шали, наброшенной на плечи. Справившись с нахлынувшей обидой, mademoiselle Епифанова подняла голову и смерила графа ненавидящим взглядом:

- Ценю вашу откровенность. Но будьте добры, ответьте мне: к чему тогда весь этот фарс с ухаживаниями и помолвкой?

Георгий Алексеевич по достоинству оценил хладнокровие своей невесты. Она не впала в истерику, не закричала о том, сколь сильно ненавидит его, но вместо того спокойно поинтересовалась причинами, подвигнувшими его сделать предложение. Олеся ждала ответа, пристально глядя ему в глаза.

- Олеся Андревна, - вздохнул Бахметьев, - вы очаровательная барышня, имеете множество достоинств и мне пришло в голову, что именно такая как вы достойна стать графиней Бахметьевой.

- Жаль, что вы не признались мне в своих чувствах до того, как было сделано оглашение, - холодно произнесла она. – Мы с вами могли бы избежать чудовищной ошибки. Я люблю вас, Георгий Алексеевич, но боюсь, одной моей любви будет недостаточно, дабы союз наш стал по- настоящему счастливым и прочным.

- Ещё не поздно все исправить, - тихо обмолвился Бахметьев, глядя поверх её плеча, не желая встречаться взглядом.

- Поздно! – слово упало между ними будто камень тяжело и веско, заставляя вздрогнуть обоих. – Коли вы желаете, чтобы я разорвала помолвку, то уверяю вас, ваши ожидания напрасны. Я не желаю становиться притчей во языцех для светских сплетниц. Ежели вам так в тягость наносить мне визиты, то до Красной горки мы можем и вовсе не видеться с вами, - поднялась она с кресла.

- Решили в наказание лишить меня своего общества, - поймал конец её шали Бахметьев, принуждая девушку остаться подле него. – Коли вам так тягостно моё общество, я готов подчиниться вашим желаниям, но подумайте, сколь благодатная почва для слухов наша с вами размолвка.

- Я не желаю лишь навязываться вам, - упорно не глядя на своего жениха, ответствовала Олеся.

- Ваше общество мне отнюдь не в тягость. Более того, оно мне приятно, но вы желали знать истину и лгать вам я не стал.

- Довольно, Георгий Алексеевич. Позвольте нынче оставить вас. Мне надобно свыкнуться с мыслью, что вы ко мне равнодушны, - не сдержав гнева, Олеся таки выдернула конец шали из его руки и спешно удалилась.

Побеседовав ещё какое-то время с Татьяной Михайловной, Бахметьев покинул дом Епифановых. Домой возвращаться не хотелось, и впервые за долгое время он отправился в клуб, членом которого являлся уже довольно давно.

Олеся же закрылась в своих покоях, где и прорыдала дотемна, упиваясь собственным горем. Но в то же время помимо обиды проснулись в ней и другие чувства. Она ощутила себя вдруг существом возвышенным и в высшей степени одухотворённым, потому как любовь безответная – есть страдание и только через страдание человек способен вырасти духовно.

Раздумывая над тем, она даже нашла много положительного во всём. Её любовь, отвергнутая и неразделённая, возносила её на пьедестал мученицы. Вскочив с кровати, девушка принялась рассматривать себя перед зеркалом. Страдание во взгляде, горделивая посадка головы, казалось, что печаль осветила её изнутри каким-то неземным светом. О, определённо все то добавляло ей загадочности, сама себе она казалась ныне недосягаемой. Оставалось только приложить все усилия к тому, чтобы увлечь Бахметьева, а после равнодушно отвергнуть его чувства. Что может быть слаще возмездия. «А было бы ещё лучше вызвать его ревность», - пришло ей в голову. Несомненно, интерес другого мужчины может способствовать тому, чтобы граф Бахметьев взглянул на неё совершенно иначе, узрел то, что ранее не замечал. Вдохновлённая и окрылённая этими мыслями, Олеся кокетливо поправила медово-рыжие локоны и улыбнулась своему отражению.

Именно за любование собственным отражением её застала Натали.

- Гляжу, огорчение твоё уж прошло, - насмешливо заметила старшая mademoiselle Епифанова.

Олеся пожала плечиком, не оборачиваясь к сестре:

- Ехидничать пришла, али по делу? – осведомилась она.

- Маменька просила тебя к ужину звать, - отозвалась Наталья, - а Ульянка как рыдания твои услыхала за дверью, так и побоялась барышню обеспокоить.

Натали с завистью рассматривала отражение сестры в зеркале. Олеся красавицей уродилась, вся в маменьку пошла. Тоненькая что тростинка, волосы яркие, глаза сверкают, а вот Натали столь яркой красоты не досталось, потому как унаследовала она внешность батюшки. Старшая mademoiselle Епифанова была росточка невысокого, и стройностью стана не отличалась, волосы её были темными и прямыми, тогда как у Олеси в кудри завивались. К тому же в этом году ей уж двадцать пять лет минуло, по всем меркам старая дева, а женихов так и не сыскалось, несмотря на щедрое приданое, что папенька давал за ней.

- О чем горевала-то? – заглядывая в зеркало через плечо сестры, поинтересовалась Натали. – Его сиятельство явились не запылились, а ты слезы льёшь.

Улыбка исчезла с лица Олеси, уголки губ скорбно опустились.

- Не любит он меня, - вздохнула девушка, обернувшись к старшей сестре.

- Полно, Олеся, - удивлено обронила Наталья. – Что ты напраслину возводишь. Занят был поди. Маменька вон сказала, что в Пятигорск уезжал.

- Он мне сам признался, - горестно вздохнула Олеся.

Глаза её вновь наполнились слезами и, спрятав лицо на плече сестры, она вновь зашлась в рыданиях.

- Стало быть, всё же гувернантка, - чуть слышно промолвила Натали, поглаживая сестру по спине.

- Что гувернантка? – отняла заплаканное лицо от плеча сестры Олеся.

- Да так слухи ходили, будто он её в Петербурге содержит.

Тонкие пальчики mademoiselle Епифановой сжались в кулачки, отвернувшись от сестры, Олеся стукнула по зеркалу:

- Ненавижу! Гадина она!

- Да гувернантка-то причём, - вздохнула Наталья. – Коли так, то её пожалеть только остаётся. Вот выйдешь замуж за Бахметьева, и где она окажется?