Вооружен и опасен. От подпольной борьбы к свободе - Ронни Касрилс

В эти годы Свазиленд стал моим основным полем действий. Главной базой по-прежнему был Мапуту, но мне приходилось часто пересекать «зелёную границу». В одном из таких случаев я перешёл границу с Зумой, который так же, как и я, стремился работать с нашими оперативниками на месте действий.

Это была холодная, дождливая ночь на границе. Я тащил тяжёлый мешок с пистолетами и гранатами для наших оперативников, поскольку в это время ударные группы Претории начали уничтожать наших товарищей в Королевстве. Когда я спускался с забора, лодыжка подвернулась на камне и я рухнул на ничейной земле. Я лежал вытянувшись, корчась от боли, а Зума и наш проводник пытались помочь мне встать на ноги.

— Пойдем дальше или вернемся, umfowetu[54]? — встревожено спросил Зума.

Нас должны были подобрать на дороге всего в нескольких километрах от того места, где мы переходили границу, и у нас предстояла важная встреча в Манзини с товарищами из Южной Африки.

Я попытался стоять на ногах, тем более, что сильный дождь надёжно укрывал нас и потребовал, чтобы мы продолжили наш путь. Я ковылял до места встречи. Мы совершенно промокли от дождя и сидели, дрожа от холода, больше двух часов. Это была неудачная ночь и было ясно, что за нами не приедут. Мы подождали ещё час и решили вернуться в Мозамбик. К этому времени моя лодыжка стала гораздо хуже. Я чувствовал сильнейшую боль.

Зума подумал минуту и сказал: «Давай, обопрись на мою руку, umfowetu, при таком дожде на улице никого нет. Мы рискнем и пойдем прямо по деревне». Я испытывал странное чувство, ковыляя в проливном дожде и тумане через пограничную деревню, которую мы всегда тщательно обходили. Я различал очертания хижин, несколько магазинов, школу, полицейский участок с рядами домов для полицейских, таможенный пост, на котором с наступлением темноты никого не было. Перебираться через заборы было более чем тяжёлым занятием. Когда мы добрались до нашего конспиративного дома в Намааче и я снял свои ботинки, то обнаружил, что лодыжка страшно распухла.

Я лежал в постели, глотая болеутоляющие таблетки, больше недели. Врач сказал мне, что я порвал связки и потребуется шесть месяцев, чтобы они зажили. Очевидно, даже перелом кости зажил бы быстрее. В Центральном госпитале Мапуту мне делали физиотерапию и я медленно ходил по морскому берегу, поскольку мягкий морской песок очень полезен для лечения повреждений лодыжки. Я ходил, хромая и с палкой, по Мапуту и однажды поразил Джона Нкадименга, перебравшись с помощью этой палки через пограничный забор.

Зума всегда сохранял хладнокровие и присутствие духа. Однажды, будучи в Свазиленде нелегально, мы ехали по просёлочной дороге, когда рулевое колесо вдруг отделилось от рулевой колонки. Позже мы обнаружили, что кто-то ковырялся в нашей машине. Впереди был мост и по обе стороны от него обрывы в реку. Хладнокровная попытка Зума присоединить рулевое колесо к колонке не удалась. Он бесстрастно нажал на тормоза, мы съехали с дороги и остановились прямо над обрывом в реку. «Umfowetu, — усмехнулся он, — сегодня мы были на грани того, чтобы напиться воды из могучей реки Усуту».

Количество наших боевых операций росло и они производили всё больший психологический эффект. Эти операции включали себя гранатомётные обстрелы полицейских участков, взрывы трансформаторных подстанций и обстрел стратегических хранилищ топлива на комплексе заводов САСОЛ. Пожар на САСОЛ не могли потушить несколько дней и столб дыма можно было увидеть даже в Соуэто. Хотя в наших условиях развитие партизанской борьбы в классическом варианте оказалось затруднительным, действия наших оперативников создавали эффект вооружённой пропаганды. Боевой дух чёрного населения резко возрастал. Правительство президента П. Боты под сильным влиянием военных и полиции стало одержимо идеей ответных ударов.

В течение ночи 30 января 1981 года коммандос Претории (в их числе были португальские и родезийские наёмники) нанесли удар по Матоле — пригороду Мапуту. В этом районе у нас было несколько домов, и шпионы указали на три из них.

Главным объектом нападения был двухэтажный дом с большим прилежащим участком, где жили Обади и его боевая группа. Именно одно из подразделений Обади нанесло удар по САСОЛу за шесть месяцев до этого.

Группа налётчиков, одетых в форму мозамбикской армии и говорящих по-португальски, втянули Обади и несколько других в разговор у передней двери дома. Далее они внезапно вынули оружие и приказали обитателям дома выйти из дома и выстроиться около стены. Затем враг открыл огонь и несколько человек были убиты на месте. Обади, с разорванным животом, шатаясь, сделал несколько шагов в сторону. Один из бойцов МК, находившийся на втором этаже, открыл огонь и поразил нескольких нападавших. Противник отошел, унося несколько человек раненых и оставив радиста. Тот был найдён в саду мертвым с пулевым отверстием в голове и со свастикой, нарисованной на каске. Слова «Апокалипсис сейчас!» украшали его куртку.

Шестеро товарищей погибли в доме, использовавшемся нашими оперативниками, действовавшими в провинции Наталь. Большинство мгновенно погибло к постелях, когда дом разнесли из гранатомётов. Я хорошо знал трёх из них. Один из них, Мдудузи Гума, был командиром группы. С ним я встретился в учебном центре в Восточной Германии. Он был известным адвокатом из Дурбана. Ему было 34 года. Жена и дети его жили в Манзини. С ним был его друг Ланселот Хадебе. Он первый раз переходил границу со Свазилендом вместе со мной и обычно стриг меня в лагерях в Анголе. Третьим был Ашок, молодой курсант из Кибаше, любивший поваляться в лимонной роще. Я узнал, что его настоящее имя было Кришна Рабилал. Он вышел, шатаясь, из горящего дома и попал под град пуль… Его отец приехал в Мапуту и совершил индуистские ритуалы на его похоронах.

Третий дом, подвергшийся нападению, не имел никакого отношения к операциям МК. Он принадлежал САКТУ (Конгресс южноафриканских профсоюзов) — нашей профсоюзной организации. Один из моих друзей начала 60-х годов погиб, когда этот дом также был обстрелян из гранатомётов и пулемётов.

Уильям Кханиле был профсоюзным руководителем из Питермарицбурга и вместе с Джоном Нкадименгом возглавлял нашу колонну на первомайской демонстрации. Будучи ещё молодым активистом, он пользовался особым покровительством Гарри Гвала — «льва Мидлендс». Я вместе с Уильямом посещал занятия по марксизму, которые проводил Гарри. Он отсидел восемь лет в тюрьме на острове Роббен и после этого присоединился к нам в эмиграции. Его жена, тоже Элеонора, происходила из района Ква-Машу в Дурбане и жила с маленьким сыном в Лондоне, где дружила с моей семьей.