Ливень в графстве Регенплатц - Вера Анмут

признаётся в своей ненависти ко мне, – наконец начал признаваться юноша. – Он называет меня бесстыдным человеком, который использует вашу доброту в собственных целях, человеком без чести и без совести, который настраивает вас против него и Маргарет. Густав грозит, что соберёт армию против меня и обязательно вернёт себе Регенплатц, принадлежащий ему по праву законного рождения.

– Он знает?

– Да. Видимо, матушка рассказала ему всё. Кроме того, недавно мне было прислано письмо от Маргарет. Она теперь тоже знает о моём настоящем происхождении и предупреждает, если Густав пойдёт против меня войной, то её муж граф Гельпфриг поддержит его и присоединит к его войскам свою армию.

После такой новости Генрих совсем потерял дар речи. Значит, лад в семье, как он думал, так и не наступил, казавшееся спокойствие являлось лишь прикрытием для продолжающейся войны. Патриция открыла правду Густаву и Маргарет, она откровенно добивается вражды между ними и Берхардом. Да и отец в их глазах тоже оказался предателем. Какое теперь может быть уважение к нему? Своими силами уничтожить Берхарда у Патриции не выходит, и она переложила эту задачу на сына.

– У них ничего не получится, – произнёс Генрих, с трудом приходя в себя от потрясения. – Твоя армия всё равно будет больше армии Густава. Вассалы присягнут на верность тебе, а не ему. Не ожидал я такой коварной игры за моей спиной. Почему ты мне раньше ничего не говорил?

– Сначала я думал, что в Густаве просто кипит обида. Однако его угрозы становятся всё жёстче. Да и Маргарет присоединилась.

– И ты испугался?

– Нет, – Берхард был спокоен. – За себя нет. Но не хотелось бы, чтоб из-за наших семейных передряг пострадали бы невинные люди, пострадал мир в Регенплатце. Да и, если подумать, в какой-то степени Густав с матерью правы, их можно понять…

– Запомни, Берхард, – пресёк Генрих рассуждения сына. – Несмотря на твоё происхождение, ты – мой прямой и законный наследник. Патриция при моих подданных признала тебя своим сыном, согласившись тем самым стать твоей родной матерью! Это потом в ней началась игра амбиций. Ты носишь фамилию Регентропф по праву. Титул ландграфа и графство Регенплатц переходят к тебе по закону. И я запрещаю тебе сомневаться в этом!

Берхард молчал, не смея перечить отцу, а Генрих после тяжёлой паузы добавил:

– Мне уже сорок один год. Моё сердце настолько больно, что может остановиться в любой момент. Потому я заранее забочусь о вас, моих детях, и о Регенплатце. Завещание уже готово. На твою свадьбу я приглашу всех вассалов, короля и на празднике перед всеми официально передам тебе власть и правление Регенплатцем. Вассалы присягнут тебе в верности. Густав будет бессилен. С того момента его жизнь окажется в твоих руках. Ты получишь право арестовать и даже казнить брата за измену.

– Я этим правом не воспользуюсь, – отрезал Берхард.

– Я тоже буду надеяться, что Густав к тому времени одумается и смирится.

Встреча Генриха, Патриции и двух братьев была предельно холодна. Все улыбались друг другу, говорили добрые слова, но в глазах блестела неприязнь, а в голосах звенел лёд. После положенных церемоний приветствия все разбрелись по своим комнатам и собрались снова вместе только к ужину. В этот раз и графиня Бренденбруг изменила своим привычкам и тоже спустилась трапезничать в общую залу.

Сначала разговор за ужином шёл ни о чём, о всяких пустяках. Однако вскоре Патриция не выдержала и поинтересовалась у мужа:

– Всё это хорошо, но может, ты всё-таки скажешь, зачем вызвал нас с Густавом сюда?

Генрих улыбнулся:

– Я думал, тебе будет приятно вернуться. Разве ты не соскучилась по Регентропфу, по своей матушке? Она по тебе очень скучала.

– Да, очень, – эхом вздохнула Магда.

Но Патриция лишь недоверчиво усмехнулась.

– Я тебя слишком хорошо знаю, Генрих, ты всегда поступаешь только по выгоде своей. Ни мои чувства, ни чувства моей матушки тебя не тревожат.

– Зря ты так. Я действительно хотел, чтоб вы вернулись в Регентропф. Особенно ты, Патриция. Ведь как ни крути, а место жены подле мужа. Но ты права, у меня есть и важное дело.

– Я так и знала, – тихо рассмеялась Патриция.

– Вернее не дело, а сообщение. И оно касается вас, Берхард и Густав.

Густав подался вперёд, приготовившись внимательно слушать. Берхард же остался безучастен, он уже знал, о чём пойдёт речь.

– Мои сыновья уже не мальчики, а взрослые мужи. Берхарду минуло восемнадцать лет, Густаву скоро исполнится семнадцать. Вы сильны, умны, красивы, богаты. Для вас уже наступил тот период жизни, когда нужно задумываться о создании семьи. Короче говоря, вам пора жениться.

– Ты с ума сошёл! – воскликнула Патриция. – Густаву ещё рано даже думать об этом! Ему только шестнадцать…

– Я уже не мальчик! – встал на свою защиту Густав, который, несмотря на свой юный возраст, уже успел познать правила любовных игр с женщинами. – И я вовсе не прочь жениться. Если, конечно, невеста понравится.

– Она понравится, – спокойно заверил отец.

– Ты что же, и невесту уже нашёл? – кипела Патриция.

– Да, я подыскал невест для обоих сыновей.

– Даже не посоветовавшись со мной?

– Девушки весьма хороши, – проигнорировал Генрих возмущение жены, – из уважаемых семей. Я уже вёл переговоры с их отцами и получил от них согласие на браки. Гонцы привезли благословения и портреты девушек. Так что, женихи, сейчас вы увидите своих будущих невест.

Ландграф повернулся лицом к двери, несколько раз хлопнул в ладоши и громко приказал:

– Внесите портреты!

Дверь тут же распахнулась, и двое слуг внесли в залу две покрытые белой материей картины. Сидевшие за столом хранили молчание зрителей, приготовившихся к просмотру интересного спектакля, роль ведущего которого взял на себя ландграф фон Регентропф.

– Начнём с Берхарда, сына моего старшего.

Один из слуг сдёрнул материю с картины и перед зрителями предстал портрет совсем юной худенькой девушки в нежно-голубом наряде на фоне розового утра. Миленькое личико с мягким румянцем, пухлые розовые губки застыли в лёгкой улыбке, светлые, почти белые волосы уложены в причёску с жемчужной нитью и украшены синими и красными цветами, в приподнятой к груди руке маленький букетик алых цветов. Художник, видимо, пытался изобразить нежного юного ангела. Да только у него не получилось. Этот образ портили гордо поднятая голова, смелый, даже надменный взор холодных серых глаз, и сама улыбка казалась высокомерной. Присмотревшись к лицу можно было догадаться, что этот ангел своенравен и предпочитает подчинять, а не подчиняться.

– Зигмина фон Фатнхайн, – провозгласил Генрих, – младшая дочь маркграфа Олдрика фон Фатнхайна. Через пять месяцев ей исполнится шестнадцать. Умна, образована, играет на