Гроза над Миром - Венедикт Ли

«Один из беглецов заболел, и все пятеро вернулись». Несомненно, все пятеро заболели тем же, что и я! Вот почему охрана лагеря страдает хронической небрежностью. По сути — она не нужна, вернее, заключается в чем-то другом, нежели ров и примитивная ограда. Что и требовалось доказать.

Я думал, что приплетусь обратно побитой собакой. Отнюдь! Летел, как на крыльях, заблудший странник, нашедший, наконец, дорогу к родному дому. Только в непосредственной близости к «родимой обители» ко мне вернулось соображение и я постарался «втечь» обратно, так же незаметно, как утекал. И мне это удалось. Мешок свой выбросил, как ни жалко было, и до утра коротал время под нагретой за день стеной одного из домов. Слышал смутно доносящиеся иногда звуки чужих голосов и забот — кому-то не спалось в такой ранний час. Оправдание, на случай, если обнаружат, у меня было. Подруга выгнала, так и разэтак. Вот и горюю, увечный и несчастный, под забором.

В семь утра я уже стучался к доктору Зигу.

Док выслушал меня внимательно, ни разу не перебил. А потом, расхаживал по кабинету, отшвырнув путающийся под ногами плетеный табурет, и напевал себе под нос старинную матросскую песенку. Он домурлыкал ее до конца, я никак не набирался смелости прервать его, боясь услышать… Не знаю, чего боялся, но было очень не по себе.

Виновным ты на свет родился,Иначе б здесь не очутился,Огонь!Дебил ты, гнать тебя взашей,Ты на себе давил бы вшей,Огонь!Удар и взрыв. Кишки наружу,Ты сдох, я жив. Могло быть хуже,Огонь!Идем вперед, мы — дети адаИ смерть для нас — одна награда,Огонь!Повержен враг. Не слышно боя.По мертвым пусть их вдовы воют,В живых же бьется сердце злоеИ злой в глазах горит огонь!

— Док! С вашей гуманной профессией распевать про вшей да выпавшие кишки…

— Должен же я как-то расслабляться. А по правде, я тяну время, не зная, что тебе сказать.

— Тогда прямо и в лоб.

— Правда такова, что в твоем сознании установлен гипнотический блок, запрещающий тебе покидать лагерь. Ты не в силах противостоять запрету, а если б смог, то, скорее всего, умер бы.

Я долго переваривал услышанное.

— Меня никто не гипнотизировал! Я такого не помню.

— Еще бы. Самое неприятное состоит в том, что невозможно заметить, когда ты подвергаешься гипнозу.

— Выходит, мы здесь все — зомби? Чуть что — и срабатывает замочек в мозгах?!

Зиг помрачнел еще больше.

— Нет. Из сорока тысяч, таких как ты — не больше пяти процентов. Тысячи две. Людей, способных на решительные поступки, кто может повести за собой остальных. Лидеров. Прочих можно вообще не охранять.

— И… кто же такое сотворил со мной? Вы?!

— Нет-нет. Я вообще противник подобной практики и, кроме того, не владею методом. Потому не могу избавить тебя от гипноблока. Безопасней всего для тебя это может сделать тот человек, кто сыграл с тобой эту шутку или же не уступающий ему в мастерстве.

— Мастерстве, — с горечью сказал я, — Приковали навечно к бессмысленной стройке.

— Ну-ну… Не думаю, что это навсегда. Скорее всего, действие полученной тобой установки ограничено временем. Например, полным окончанием работ.

— Спасибо. Через десять лет буду свободен.

— Нат… Я знаю тебя, как душевно сильного человека. И считаю, что психике твоей пока не причинен серьезный ущерб. Твоего ухода и возвращения, к счастью, не заметил никто. Затаись. Ни в коем случае не показывай, что тебе известно о гипноблоке. Будущее покажет, как нам быть.

(И быть ли вообще, док…)

Я без проблем доложился начальству об окончании семейной жизни и перешел в холостяцкий сектор. Неувязку со временем не заметили. Никому и в голову не пришло поинтересоваться у Лиды, в котором часу я от нее ушел. Закончив «передислокацию» я еще и в кормушку к завтраку успел.

Вышло, что опять было дежурство Ригли. Завидев меня, она так радостно заулыбалась, что на душе потеплело. В этот раз мы с ней не говорили, при такой-то толпе несытых работяг — Ригли только успевала поворачиваться, собирая посуду. Уходя, я подмигнул в ответ на ее взгляд, так, чтобы заметила только она.

У Зига я отметился, как выздоровевший и потому пошел на работу. Невмоготу было бы сидеть в тесной холостяцкой каморке и перетряхивать в памяти все случившееся. Гипноз. Я довоображался до того, что человек может не суметь отличить воспоминания о своей настоящей жизни от грез, что впихнут ему в башку сволочные лекари. Вдруг полет «Дракона» — это только сон? Алек, Эна… И все чудеса, что происходили с нами на Гнилом озере…

С удовольствием увидел грубые, насмешливые морды своей десятки. Эти — точно тебе не снятся, Нат.

— Эй, как лапа?

— Путем. Где сотник?

Подошел сотник, передал распоряжения инженера, руководившего планировкой нашего участка. Я не понимал сути сооружения. Вроде — не дурак. Покажи мне чертеж и я сразу скажу, что это: казарма, баня или что там еще… А здесь… Оставалось плюнуть на все и точно выполнять указания.

Мы ковырялись скоро два часа, а я все не мог отделаться от напрасных догадок. Если глянуть сверху с небольшого пригорка, то группа зданий будет иметь форму полукруга, а в центре закладывается фундамент главного из них. Ну, и что из этого следует? Потом мысли мои повернулись в другую сторону.

Вот мы работаем за пределами лагеря и я не испытываю никаких неприятных ощущений. Или — важно, что лагерь все еще в пределах видимости? Что будет, если я отойду подальше, чтобы скрылись за бугром торчащие вдали дозорные вышки? Я обдумывал, как удобнее проделать такой эксперимент, когда меня позвали:

— Эй, Нат! Твоя ссыкушка пришла!

Я обалдел, увидев Ригли.

— Как ты сюда попала?

— А, меня пропустили…

Пара бутербродов с ветчиной в бумажном пакете. Ригли замерла, следя за моей реакцией.

— Спасибо, милая.

Отломил половину, протянул ей. По тому, с какой жадностью она съела свою долю, я догадался, как она голодна. Бедная, как же она боролась с собой, пока несла мне гостинец?

Мы съели все до крошки, и я собирался вернуться к работе, когда меня осенило.

— Ригли! Ты воруешь продукты с кухни?

Она отмолчалась. Тогда я взял ее за острые плечи, развернул к себе.

— Больше никогда так не делай! Хочешь, чтоб тебя утопили в сортире, как того идиота, месяц назад?

— А, его — за драку с инженером. Все видели. А меня еще поймать надо. И, за воровство не топят, а вешают, — она помолчала, рассмеялась, — Его кинули вниз головой, он так смешно дрыгал ногами!