Аистов-цвет - Агата Фёдоровна Турчинская

у тебя такая, Кароль, и у тебя, — смеясь, говорит ему Янош. — Все, все в тебе говорит, что ты вояка-мадьяр, хоть у тебя такие открытые серые глаза. Выходит, мы рождены с тобой для боев, а Юрко будет нам на сопилке играть.

— Еще увидите, хлопцы, как я вам на пушке[21] сыграю, — отвечаю на эти слова.

Уже мы все поняли, что нам еще придется с оружием в руках сражаться, и это будет скоро. А пока раздаем в войсках красные листовки, те, что дает нам Кароль. Распространяем тайно и газету «Вереш уйшаг», которую издает Коммунистическая партия, — ту, что уже запрещена властью Карольи.

И рассказал нам Кароль, как в ноябре была послана Лениным и Свердловым в Будапешт телеграмма, а правительство Карольи хотело ее скрыть.

Но телеграфист перехватил ее и передал тайно коммунистам, а они размножили и разбросали с самолета. Так что коммунисты сразу же повели с Карольи борьбу, и недаром этот граф уже запретил их газету.

Многие, многие хотят затянуть у революции петлю на шее. Вон уже румынский король, нацеленный Антантой, двинул на Венгрию свои войска. Они захватили часть Трансильвании и идут с востока на Будапешт. А с юга перешли реку Саву сербы, с севера движутся на Будапешт чехи. Так-то беда за бедой валятся на маленькую Венгрию. Разве выдержит она все это?

А в конце февраля 1919 года улицей Ракоци идут безработные будапештцы. Они хотят только работы. Идут к Императорскому мосту, идут проспектом к улице Конти, где помещается редакция социал-демократической газеты «Непсава».

Идут, идут… И этот их поход уже пугает буржуазию, и она провоцирует выстрелы в полицию, чтобы сказать: «Это сделали коммунисты».

Бросили в тюрьму Бела Куна и многих других руководителей из коммунистов. Коммунистическая партия уходит в подполье.

И мы, трое друзей — агитаторов революции, уже хорошо знаем, как в таком случае нести свое слово. И достаем до глубины солдатского сердца и видим, как оно расцветает огненными цветами революции.

Когда наш полк направляют разгонять демонстрацию рабочих, требующих освободить из тюрьмы коммунистов, он пристает к демонстрантам. Но восстал только наш полк. Восставших солдат хотят разоружить, хватают, бросают в тюрьмы, а Кароль, я и Янош Баклай скрываемся. Партия из подполья руководит нами, и мы продолжаем свою работу.

Сбрасываем военные императорские мундиры — ведь Карольи одел своих вояк в ту же цисарскую форму, только без габсбургских кокард.

И документы у нас хоть и наши, да с другими фамилиями, вот какая свобода.

Уленька, девушка моя! Звезду, что ты мне дала, мы хотим засветить во всем мире. Пусть сияет она ленинскими глазами, пусть горит в ней его сердце. Где ты, боевичка моя, на каких фронтах?

Слышит, слышит мое сердце, что сражаешься где-то над Днепром, с пани Директорией, с ее петлюровскими наемниками. Эти славные вести доходят и до нас: Красная Армия что ни день, то освобождает новый город, новые села, чтобы там свободно начинала жить советская власть. Можешь ли ты быть в стороне от всего этого? Э, нет… ты там, там, моя далекая звезда.

И мы здесь боремся за то же. Разжигаем с Каролем и Яношем народные восстания, Уже такие районы Венгрии, как Бекеш и Чонград, где больше всего запало в сердце слово коммунистов, взрываются гневом восстаний против власти графа Карольи. Не выдерживает этой народной вспышки буржуазия, и Карольи удирает за границу, передав власть социал-демократам. А спросите, смогут ли они ее удержать, пойдет ли за ними народ?

А на улицах Будапешта — демонстрации, демонстрации…

— Выпускайте из тюрем коммунистов! Их слово хотим слушать! Пусть они нами руководят!

Не в силах социал-демократы сами совладать с народом, пришлось выпустить из тюрем коммунистов.

К добру ли это или нет, но пошли на такое коммунисты: объединились с ними в одну — социалистическую — партию. Что поделаешь…

Решились они на это, потому что сами еще не окрепли, а Советская держава — ох… сама кровью истекала.

Надеялись, что, может, все-таки удастся объединенными силами выступить против королевских румынских войск, против буржуазной Чехии и остальных врагов.

А у прожорливой Антанты свои были планы. Рассказал нам Кароль, что французскую армию, стоявшую в Салониках, посадили уже в вагоны, чтоб направить в Румынию. А не задумались ли вы, куда она могла пойти дальше? Не иначе, как вместе с румынами на Венгрию, а там через Бессарабию целилась на советскую землю, на Красную Армию. Вот какой был план у этой хищной Антанты, соль ей в глаза и камень в грудь. Сразу бы раздавить ее, как погань, под ногами. Да разве могли мы сделать это?

Но мечтали, ах как мечтали мы сделать это. И верили, что удастся. Вот уже 23 марта 1919 года перед парламентом выступает Бела Кун. На всю жизнь запоминаются такие дни. И перед рабочими на острове Чепель он разъясняет, что в мире делается, как надо рабочим организоваться. И мы все трое слушаем эту его речь и видим, что не тот стал Бела Кун, измордовала его будапештская тюрьма. Тюрьма есть тюрьма, а на своей земле, если получил ее от своих соотечественников, она бывает еще страшнее. Тут еще больше жестокости просыпается в человеческом сердце. Тем более если оно не за то, чтобы панскую и графскую землю разделить между бедными людьми. Если оно не хочет, чтобы на фабриках и заводах хозяином было государство, а не один какой-нибудь богатей.

Бела Кун так доходчиво, так толково говорил.

— Нам надо иметь свою Красную гвардию!

— Будет, будет Красная гвардия! — словно отвечает ему каждое рабочее сердце.

— И мы пойдем на улицу Ловарда, номер один, где записывают в ее ряды, — говорю я Каролю.

— Не на то мы, хлопцы, с вами сдружились, не для того были сагитированы, чтобы теперь от всего этого отойти. Идем записываться все трое, — отвечает мне Кароль. — Но перед тем хочу с Самуэли Тибором поговорить. А он выступает завтра среди русских военнопленных во дворе технического училища в Гаявари. Пусть скажет, где мы теперь больше всего нужны.

«Среди русских военнопленных!» Эти слова словно прожгли мое сердце. А может, среди них есть кто-нибудь, кто Улю мою знает? Но стыжусь сказать это вслух, а говорю так:

— И мне интересно, Кароль, услышать, как Самуэли будет выступать.

И Яношу тоже интересно. Идем втроем.

Под конец марта весна с каждым днем все сильнее дает себя почувствовать, как и наша победа. Поступь и дыхание советской власти чувствуются вместе с весенними переменами в природе. На ратуше, на дунайских пароходах — красные флаги, а