Заря над Уссури - Вера Солнцева

— Я всегда говорил, что все американцы — жиды… тоже бы следовало их хорошенько потрясти! — ожесточась, глухо буркнул Калмыков. — Везде свой нос суют, до всего им дело.

— Не вздумайте пока заводить с ними ссоры. И так уже есть случаи столкновения. В настоящий момент не разрешаю, — сказал, как отрезал, японец.

— Слушаю! — багровея, ответил Калмыков.

— Колчак может расстроить планы нашего правительства. Я имею копию телеграммы нашего министра иностранных дел Като, посланную им в Читу, атаману Семенову. Она гласит следующее: «Японское общественное мнение не одобряет Колчака. Вы протестуйте ему». То же приказано сделать и вам. По нашему настоянию Семенов послал Вологодскому, Хорвату, Дутову телеграммы, что он не признает Колчака как верховного правителя и поэтому намерен объявить Дальний Восток самостоятельным. На эти телеграммы Колчак ответил контрмерой — отрешил Семенова от должности командира Пятого отдельного приамурского корпуса. Пришлось менять тактику. Мы порекомендовали Семенову внешне подчиниться Колчаку, но продолжать разработку планов на обособление Дальнего Востока и создание на его территории самостоятельного независимого правительства. Мы свои люди, господин Калмыков. Будем откровенны: карт мы не раскрываем! Наши американские друзья в правительстве тоже не открывают перед миром карт: делают вид, что переворот в Омске не их рук дело — они непричастны, Колчак не их ставленник и его пребывание у власти не несет им выгод. Значит, читай все наоборот. Мои люди… э… э… э… как бы это сказать? — воспользовались случаем ознакомиться с частной перепиской командующего экспедиционными американскими войсками в Сибири генерала Грэвса…

Полковник взял папку, лежавшую на столе, и достал объемистую тетрадь.

— Вот послушайте, господин Калмыков. «Я сомневаюсь, чтобы непредубежденный человек мог утверждать, что Соединенные Штаты не вмешивались во внутренние дела России». Ясно?

— Ясно! — буркнул Калмыков. — Ясно и то, что этого Грэвса следовало бы основательно прощупать!

— О нем уже имеются донесения, — и у американцев есть люди, которым Грэвс с его либеральничаньем претит, — американское правительство недовольно им. Но сейчас вопрос не в нем, всему свой час. Я хочу одного — ознакомить вас с дальнейшим, а выводы — дело ваше. Тут есть строки неодобрительные в отношении нас и наших друзей. Американцы хотят ухватить жирный кусок, но оглядываются — боятся. А оправдывая свою либеральную бездеятельность, ставят нам палки в колеса и злословят, как старые девы. Но мы с нашими высокими целями и задачами стоим выше поношения и хулы! Итак, слушайте: «Солдаты Семенова и Калмыкова, — японец злорадно подчеркнул имя атамана, повторил медленно: — Солдаты Семенова и Калмыкова, находясь под защитой японских войск, наводняли страну, подобно диким животным, убивали и грабили народ, тогда как японцы при желании могли бы в любой момент прекратить эти убийства». Достопочтенный джентльмен генерал Грэвс в соответствующем духе и информирует свое правительство, не стесняясь инсинуациями, искажающими благородные цели страны Восходящего Солнца…

— А он не жид, случаем, этот Грэвс? Сдается мне, и его надо прощупать. Я знаю, американские солдаты якшаются с обывателями Хабаровска, ходят по домам, раздают ребятам шоколадные плитки, какое-то тряпье, жвачную резинку — обрабатывают на свой лад!

— Видимость, видимость, господин Калмыков! Мы — хорошие, а Калмыков и японцы — корень зла. Далеко идущие цели хитрого дядюшки Сэма!

— Потрясти! Потрясти их надо, америкашек! Красным потакают! — давился злобой Калмыков. — Их тоже надо к ногтю…

— Повторяю: пока ссоры с ними не заводите! Вернемся к вопросу обособления Дальнего Востока как цели первостепенно неотложной. Для достижения этой цели императорское правительство не останавливается ни перед какими материальными затратами. Да, кстати, ваше обращение к Японии о финансировании разрешено положительно. Японская военная комиссия будет продолжать оказывать вам финансовую поддержку, будет и впредь снабжать ваши части вооружением, техникой, обмундированием…

Теперь самое главное, господин Калмыков! Вам можно доверить… Вы знаете, что мы ввели свои войска в Забайкалье. И если нам удастся образовать буферное государство во главе с атаманом Семеновым, то вам будет поручена… Да что с вами? — спросил японский офицер, глянув в его побагровевшее, разъяренное лицо.

Судорожно вцепившись пальцами в нагайку, округлив хищные, покрасневшие от гнева глаза, Калмыков угрюмо буркнул:

— Понятно! Теперь все понятно! — Бешено взорвался, задыхаясь от злобы, прохрипел яростно: — Значит, Япония делает ставку на Семенова? А я что? Пешка? Рабочая скотинка? Буду жар выгребать голыми руками для Семенова?

Калмыков легко, словно подброшенный пружиной, соскочил с кресла. Со свистом ударяя себя нагайкой по щегольским сапогам и ненавистно глядя на невозмутимо спокойного полковника, он, задыхаясь от возмущения, выкрикнул:

— К черту! К зятевой матери такую лавочку!

Японец приставил саблю на колесиках к стене и шагнул из-за письменного стола, сжав узкие плечи и сгорбившись, как хищник для прыжка. Встав около беснующегося генерал-майора, он с секунду с любопытством наблюдал за ним.

— Погодите!.. Что с вами, господин Калмыков? — любезно скаля золотые зубы, ровным голосом спросил полковник. — Я ведь не кончил…

— Я… я вам… не господин Калмыков! — рявкнул, впадая в неистовую, необузданную ярость, атаман и с силой хлестнул по креслу нагайкой. — Если вам так точно известно мое выступление на Пятом казачьем круге, вы, наверное, знаете и то, что Уссурийский круг наградил меня за мои заслуги перед великой Россией чином генерал-майора. А кто вы? Полковник? Я не знаю вас, но я должен бежать, как мальчишка, по первому вашему зову. Меня мешают с грязью. Затирают. Почему Семенов?! Черт вас дери, почему? — спрашивал он, чуть ли не с кулаками налетая на полковника.

Японец шагнул к Калмыкову и молниеносным движением схватил его за руку.

Калмыков непроизвольно охнул и с искривленным от боли лицом пригнулся к полу, тщетно стараясь освободиться от стальной хватки полковника.

— Слушайте, вы!.. э… э… э… вчерашний есаул! — резко бросил японец. — Это один из самых невинных приемов джиу-джитсу. Придите в себя и опомнитесь! Неслыханно! И учтите: не хвастайте Уссурийским кругом! Я знаю, как это делается э… э… э… власть на местах… Мне точно известно, как происходили выборы… избрание вас атаманом Уссурийского казачьего войска на Имане. Были кандидаты на это место э… э… э… более авторитетные и уважаемые казаками, — войсковой старшина Шестаков, полковник Февралев. Ваши э… э… э… калмыковцы применили излюбленные ими методы насилия, и вы стали атаманом. И позднее, как нам точно известно, Шестаков и Февралев э… э… э… отдали богу душу! Я вдвое вас старше и знаю цену вашим генерал-майорским погонам. Достаточно того, что я знаю, кто вы, а меня вам знать не к чему. Ясно? Извольте сесть и выслушать мои строжайшие инструкции. Я хотел говорить с вами как равный с равным… как с интеллигентным офицером, а вы неуч и хам. Вы настолько забылись, что чуть было не подняли на меня руку и обрекли бы себя на немедленную гибель! Самурая оскорбило бы прикосновение вашей преступной руки… Вы не можете усвоить азбучной истины: без нас, без наших штыков, русский простой народ разорвет, раздавит вас, моментально уничтожит за те многочисленные преступления, которые вы успели учинить за столь короткий промежуток времени, как мы вас… э… э… э… привели в Хабаровск. И здесь, и тогда… на Имане, не обошлось без нашей помощи.

Слушайте меня и, как говорится на вашем языке… зарубите на носу все, что я вам скажу. Не вздумайте переметнуться в другой лагерь. Хотя, по правде сказать, это для вас исключено…

Полковник брезгливо и выразительно оглядел с головы до ног присмиревшего от его повелительного и уверенного тона Калмыкова.

— Как мне достоверно известно, вы абсолютно ни у кого не котируетесь. Мне пришлось… беседовать с генералом Грэвсом. Случайно разговор коснулся вас. Генерал Грэвс, очевидно на основании собранных его сотрудниками материалов о вашей деятельности… в пользу великой России, — намеренно подчеркнуто произнес японец последние слова, — охарактеризовал вас, простите за правду… как наиболее циничного и беспардонного в своих действиях белого офицера. Он употребил нелестную оценку деятельности вверенных вам воинских частей как «концентрированный садизм». Вас лично он характеризует как отъявленного бандита, уголовного преступника, как разнузданного авантюриста-садиста. Таковы факты, господин Калмыков. Ясно? Я ничего не прибавил от себя.

Если вас это заинтересует, я могу процитировать с полной точностью слова генерала Грэвса. У меня профессиональная память, которой горжусь. Иногда на лету, на ходу приходится запоминать не только высказывания, но и…