Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 2 - А. Велидов (редактор)

Во-первых, французские войска определенно не желают больше воевать. Трудно сказать, в какой степени в том полном разложении французских частей, вступивших в Россию, которое проявилось в одинаковой мере как в Одессе, так и в Крыму, действительно повинна большевистская зараза. Действительно ли все эти французские солдаты и матросы стали большевиками и прониклись идеями ленинского коммунизма, или же их манифестации с красными флагами, возгласы «Вив ле большевик»,[180] бросание оружия в воду, братание с красными, отказ от отправки на фронт и т. п. имеют единственной целью добиться возвращения на родину, вернувшись куда они станут опять добрыми французскими скопидомами, какими всегда были.

Так или иначе, всякая активная помощь Франции живой силой разбивается о то состояние французских войск, которое есть или кажется большевизмом и которое, во всяком случае, есть разложение и деморализация.

Во-вторых, настроение представителей французского командования и французских властей вообще. Вот тут что-то совершенно непонятное и необъяснимое. С одной стороны, какая-то удивительная смесь наглости, самомнения и поразительного невежества, а с другой – определенно недоброжелательное, даже враждебное отношение к России, ко всему русскому. Вот вам факты.

Перед отъездом из Крыма В. Д. Набоков[181] имел разговор с французским адмиралом Аметом. Амет держал себя с В. Д. так вызывающе грубо, так третировал и В. Д. и Россию, так нагло издевался надо всем, что для нас дорого и свято, что В. Д., передавая друзьям свою беседу с этим животным, сказал, что он близок был к тому, чтобы выйдя из каюты адмирала, броситься в воду Когда В. Д-чу в разгар адмиральских рацей[182] о русском предательстве удалось вставить и замечание о том, что жертвами в Восточной Пруссии Россия помогла Жоффру спасти Париж,[183] Амет резко его перебил словами: «Вы принялись за сочинение легенд».

Французы захватывают русские пароходы, поднимают на них свои флаги и распоряжаются русским имуществом с развязностью, о которой не снилось и немцам.

Случайно зашедшему в Севастополь русскому судну (в то время, когда французы уже удалили из Севастополя русские добровольческие части) французы приказали спустить русский флаг.

На одном транспорте (русском, но захваченном французами, и с французской вооруженной командой), отправленном самими французами из Севастополя в Новороссийск с русскими беженцами, среди сотен пассажиров оказалось две или три французских семьи, которые желали ехать не в Новороссийск, а в Константинополь. Этого было достаточно, чтобы, не обращая внимания ни на какие протесты, транспорт повернул в Константинополь. Транспорты с русскими беженцами, направленные в Константинополь, в Константинополе задерживаются днями. Французы не разрешают русским сходить на берег и не дают на транспорты провианта. Голод на нескольких пароходах был устранен только благодаря вмешательству англичан. В Константинополь русских не пускают, а сняв с транспорта своих, французы направляют эти транспорты дальше – в Грецию и в Малую Азию.

В числе других оказались в Греции против своей воли И. И. Петрункевич с женой, семья В. Д. Набокова, Е. А. Родичева, А. С. Милюкова и другие, имевшие несчастье быть русскими, попавшими во власть французов. Вы легко дадите себе отчет в той ненависти к французам, которая со стихийной силой распространяется среди русских. Не было примера, не было случая, когда бы грубость, наглость, враждебность французов к русским не проявлялась всякий раз, когда по тому или иному поводу французы приходили в соприкосновение с русскими.

В-третьих. Мы не имеем вполне точных и исчерпывающих сведений о настроениях самой Франции, но, суммируя все то, что доходит и официальным, и частным путем, приходится констатировать, что положение французского правительства труднее. Если не большевизм в русском стиле, то нечто от большевизма и во франции возможно. Все это, вместе взятое, увы, ставит вопрос об активной помощи со стороны Франции под большое сомнение.

В отношениях с Англией наступил крутой перелом. В политике Англии произошло что-то, что дает повод думать, что Англия решила использовать ошибки французов и заменить Францию в своих отношениях к России. Англичане уже и раньше поставили себя так, что наше отношение с ними не окрашивалось оттенком враждебности. Теперь эти отношения, видимо, становятся прямо дружественными. Та деловитая сдержанность, тот характер корректной, но холодной, эгоистической расчетности, какой имела еще недавно политика англичан в отношении к России, характеристику которой вы могли найти в информации «Азбуки» (сообщение Слова), теперь сменились политикой определенной и дружественной помощи России в лице Добровольческой армии. Не говоря о регулярном и все растущем поступлении[184] от англичан всякого рода снабжения (вооружения, интендантского, инженерного и медицинского имущества и т. д.), англичане пользуются всяким случаем, чтобы подчеркнуть свое дружеское к нам отношение, это проявляется решительно во всем. И в крупном, и в мелочах. Английский главнокомандующий генерал Мильн первый приехал в Екатеринодар и сделал визит генералу Деникину. Помимо того морального впечатления, какое произвел этот шаг генерала Мильна, особенно после тех досадных и оскорбительных недоразумений, какие были с так и несостоявшимся свиданием с генералом Франше Д'Эспере,[185] свидание генерала Деникина с ген. Мильном дало и большие политические результаты. Обо всем договорились, все выяснили.

Во всех недоразумениях с французами англичане демонстративно оказывают поддержку русским. Только благодаря англичанам и их помощи удалось получить хоть те результаты эвакуации Одессы и Крыма, какие получились; можно рассчитывать, что Черное море не попадет во власть большевиков исключительно благодаря англичанам. Французы все сделали (вольно и невольно), чтобы власть эту за большевиками обеспечить.

Положение на нашем фронте остается трудным. Большевики направляют сюда свои главные усилия. Тем не менее оснований для тревоги и пессимизма нет решительно никаких. Мы слишком хорошо привыкли к тому, что долгие промежутки на фронте, перемешивающиеся с частными удачами и неудачами, в конце концов сменяются быстрым, коротким ударом Добровольческой армии, вслед за которым начинается общий развал большевистского фронта. Так было на Северном Кавказе, так будет и на Донецком фронте.

Большой для нас неожиданностью было оставление Перекопа. Главная причина этого в том внутреннем положении Крыма, которое для небольшой, но вполне достаточной для обороны перешейка части Добровольческой армии создавало угрозу оказаться стиснутой и с фронта и с тыла. С фронта – наступающими большевиками с Совдепии, с тыла – большевиками, задержанными попустительством Крымского правительства и какой-то бессознательной провокацией французов. Наши части оставили Перекоп, отошли к Керчи. Весь Крым, за исключением Керчи и Керченского полуострова, занят кожаными.

Связь с адмиралом Колчаком становится прочнее и прочнее. Генерал Деникин и адмирал Колчак недавно обменялись письмами. Любопытно отметить, что эти два письма, почти тождественные по содержанию и настроению, разошлись в пути, так что ни одно из них не было ответом на другое.

Оба, и ген. Деникин, и адм. Колчак, все свои усилия направят на то, чтобы поскорее сомкнуть фронт, чтобы создать единую армию, единое командование, единое правительство единой России. Все личное, частное у обоих отходит на задний план. Оба выражают уверенность, что соглашение их последует тотчас же, как только они встретятся, и оба заранее готовы подчиниться друг другу.

В том, что соглашение действительно последует, что мы действительно получим единое командование и единую временную верховную власть, сомнений, конечно, никаких нет и быть не может. Пока же этого соединения не произошло. Восток и Юг идут с разных сторон к единой цели и каждый делает, что может.

Москва – вот тот маяк, который одинаково ярко светит и на Восток и на Юг, и в лучах этого маяка сливаются наши помыслы и усилия.

Христос Воскресе. Пожелаем друг другу побольше бодрости и сил и побольше веры и в себя и в Россию.

Всей душой ваш В. Степанов

[ЗАПИСКА П. Д. ДОЛГОРУКОВА]

Кн. Павел Дмитриевич Д [олгоруков] просит передать Е. В. Юрьевой, Моховая, четырнадцать:

1) Постарайтесь прислать моего белья, простыни, платки, мягкие рубашки (ночные), наволочки, две пары ботинок, летнюю фуражку.

[Крашевскому: ] На случай ликвидации режима в доме, имениях иметь на местах лиц для приемки и сохранения имущества.

Известие о друзьях и заключенных. Сердечный привет всем.

Здесь я, Ник. Иван., Соф. Влад., Вас. Алек., Пав. Иван., Фед. Ив., Мих. Мих. Салазкин, Соколов. Дела много. В марте в Ялте был съезд ЦК (одиннадцать чел.). Объединились организационной и тактической резолюциями. Волков командирован в Сибирь. Иван Ил.[186]1 и крымские товарищи бежали в Константинополь. Здоров. Самочувствие хорошее. Брат в Сочи. Будьте бодры. Сердечный привет. Надейтесь на лето. До свидания. П. Долгоруков.