В гнезде Орла - Николай Никишин

остановилось сердце. Харм ему объяснил, как ему следует поступить, когда Гиммлер издаст последний вздох. Правда этот странный мужик из Абвера надеялся, что Генрих будет отравлен специально приготовленным для него ядом. Юрген хлопнул себе по карманам. Пузырёк был на месте. Зачем он только взял эту ампулу?

— Я займу твоё место… — Юрген подошёл к телу. Хотел пнуть его, однако, замахнувшись, передумал. Даже мёртвый фюрер, вызвал у него страх, по ощущениям, даже больше, чем живой.

Он упал на кресло рядом с телом, снял с головы фуражку и положил на стол, потрогал голову, и, когда посмотрел на ладонь, увидел в ней несколько выпавших с его головы волосков. Рановато он начал лысеть.

В коридоре тем временем раздались шаги. Вот-вот кто-то откроет дверь. Но нет, прошёл мимо. Юрген выдохнул. Он подошёл к окну, открыл его, и морозный январский воздух тут обдал его. В кабинете сразу стало холодно. На улице хороший мороз. Как же прекрасен Берлин.

— Я люблю и ненавижу… — Юрген заворожённо смотрел на город. — Берлин, ты прекрасен и уродлив одновременно. Вот бы тебе разрушить и заново отстроить.

Глава 4

Анна и Максим шли по выжженным улицам Берлина. В воздухе стоял запахом обгоревшей плоти. Кругом лежали обугленные останки людей, которые в агонии бились об землю, пытаюсь сбить с себя языки пламени. Практически все, оказавшиеся на улице вовремя атаки, были обречены.

Перешедший под контроль повстанцев войска жестоко и беспощадно их уничтожили. Самолёты Люфтваффе не оставили своему населению ни единого шанса. Самое страшное и обидное — всё это входило в план повстанцев. Кадры разрушенного города должны повергнуть остальную часть Рейха в шок. Для девяносто процентов населения слово «война» — не больше чем что-то далекое и непонятное. Это слово давно минувших дней, для них японцы, русские, да кто-либо — всего лишь какие-то непонятные народы, живущие далеко от них и, по рассказам говорящего ящика, не представляющие никакой угрозы. В общем и целом, это правда. Угрозу, оказывается, представляет своя же армия.

— Это всё неправильно! — Анна, едва сдерживая слёзы, держа Максима за руку, вглядывалась на застывшие в ужасе в лица людей, на лежавшие в саже разрозненные конечности и разрушенные здания. – Не должно всё быть так. Неужели нельзя было всё сделать по-другому...

Максим не нашёл слов для девушки. Он не мог поверить своим глазам. Среди сгоревших было немало стариков, женщин и детей. Интересно что чувствовали лётчики, бомбившие своих граждан. Был ли у них торг, гнев, принятие? Или они руководствовались тем, что выполняли приказ? Неважно, они выполняли бесчеловечные приказы, которым нет оправдания.

— Дальше будет только хуже... — Анна начала осознавать, что вторая часть плана, заключающаяся в том, чтобы посеять в умах людей панику, ничем не отличается от геноцида той далёкой войны, которую выиграл Гитлер. – Всё разговоры о том, что важно самим не уподобиться нацистам, это всё брехня, скрытая под лицемерными словами о борьбе с режимом.

–— Можно ли было поступить по-другому? — Максим сел на кусок, разрушенный стены. — Наверняка был другой способ...

— Нам с тобой врали... — Анна села рядом. — Мы не построим лучший мир. Нам просто нечего будет строить. — Она прикрыла нос рукой, подул ветер и запах сгоревшей плоти стал сильнее. — Страшно подумать, что будет дальше...

— Дальше нас ждёт война... – вздохнул Максим. — Внутри Рейха и за его пределами... Она наверняка началась. Я больше чем уверен, японцы уже у берегов Португалии, а Русские пересекли границу на Востоке.

Вдалеке снова раздались взрывы, над головами пронеслись два истребителя.

— Надо уходить! — Максим взял Анну за руку. — Они полетели на дозаправку. Могут для верности ударить ещё раз, и после... — во рту пересохло. — И повстанцы введут имеющиеся войска. Устроят зачистку. Будут воевать со своим населением. Перешедшие на нашу сторону генералы захватят город даже без помощи Юргена.

— Разве таким способом можно добиться лояльности населения… — Анна заплакала и прижалась к Максиму.

— Никакая лояльность не нужна. Цель — всё уничтожить.

— Чтобы построить новый мир?

— Мир на руинах и костях… — Максим закрыл глаза. Он не мог всё это видеть. — Вся наша борьба направлена не против Рейха, а против своих же граждан.

***

В одной из главных больниц Берлина, в подвальном помещении, суетились толпы врачей и работники медперсонала. Они изо всех сил старались спасти пациентов, переводили всех в безопасное место. Повсюду пахло кровью и хлоркой.

На улицах города всё рушилось. По обрывочным сообщениям, все новостные каналы сообщали о военном перевороте, атаки русских и японцев. Царила полная паника. Никто не знал, что делать. Правительство молчало. Только врачи пытались до конца исполнить свой долг — спасать людей пока это возможно.

Многие люди всегда стараются цепляться за жизнь, находясь на волоске от смерти. Так было и сейчас. Люди кричали, просили помощи. Помимо пациентов, с каждой минутой в подвалах прибавлялось раненых с улиц, было не протолкнуться.

— Мы только отсрочили неизбежное, — еле слышно, произнёс Оливер Харму, который пришёл его навестить буквально за несколько минут до начала обстрелов. — Хотелось бы мне умереть на пару дней раньше. Хотел запомнить страну Великой!

Обессиленный, практически одной ногой в могиле, бывший рейхсканцлер прекрасно слышал, что говорят врачи. Рейх уничтожают его же бывшие солдаты, не считаясь, сражаются ли они с правительством или простым народом.

— Она