Хозяин теней. 3 (СИ) - Екатерина Насута

Разве что больше.

Шумнее.

Но есть ещё и во-вторых.

— Если уж… то лучше в купцы, в приказчики… в помощники даже. Вы же грамотные. И я кое-что понимаю. Не надо вам на завод!

— Нам, — поправил я. — И ты не прав, братец. Надо. Очень надо. Только не на завод, а в революцию.

[1] Вполне оригинальный текст документа.

[2] Договор о найме заключался на один год. И чтобы рабочий не мог покинуть место, у него забирали паспорт. Фактически рабочий возвращался в крепостное состояние. Часто договор был устным и порой его продляли, не спрашивая на то согласия самого рабочего. И как видно выше, повышения зарплаты или изменения условий труда рабочий требовать не мог.

Глава 28

Научный прогресс невозможно остановить. Человечество семимильными шагами движется вперёд. Что это значит? А то, что в обозримом будущем жизнь любого из нас, будь то дворянина, купца или же безграмотного утопающего во тьме суеверий селянина, изменится. Ещё немного и мы избавимся от гнёта болезней, преодолеем нищету и голод. Города преобразятся, как и всё-то вокруг…

Открытое письмо к читателям редактора «Чудеса от науки».

Тонкий ледок слабо похрустывал и, ломаясь, тонул в тёмной воде, которая проступала из мха. Она же заполняла следы, словно надеясь стереть их.

Как бы не так.

Может, летом и иначе, но вот сейчас цепочка чёрных отметин выделялась на сизой глади болота. Прям только указателя не хватает. И одна надежда, что мы отошли уже прилично, и здесь, во глубинах, искать нас не станут. А там, день-другой и следы затянутся.

Или вон снега сыпанёт, укрывая.

Идём.

Третий час. Или четвертый? Часов нет. Те, которые были у Мишки и Тимохи, молчали. Их ещё когда завести пробовали, да без толку. Что-то сломалось там, в хрупком совершенном механизме.

И в мире тоже.

— Там дальше заимка была. Старая, охотничья, — Еремей остановился. Шёл он первым и куда как медленней, чем мне представлялось.

Мне это вообще иначе всё представлялось. Так-то я болота видывал, но раза два и те издали. А тут вот куда ни глянь — сизо-бурая равнина с невысокими, в рост человека, деревцами. От морозов равнину прихватило ледком, мхи обзавелись проседью, а деревца блестели, точно стеклом облитые.

Ни скрыться.

Ни спрятаться.

Где-то в стороне мелькнула рощица, но Еремей туда не повёл, сказав:

— Мёртвая. Топлёный лес. Туда не надо соваться.

И встал на тропу. Ну как… мне вот этот мох от того, который чуть в стороне, ничем не отличался. А вот Метелька что-то да видел.

Ну и тени.

Теням с их чутьём я верил куда больше, чем непонятным ориентирам Еремея. Из них по дороге встретилась грязная тряпица на ветке сосны, а ещё череп конский, перевёрнутый вверх ногами. Хотя за череп не уверен. Может, не конский и вовсе случайный.

Главное, что холодно тут.

До реки мы добрались на диво легко, там, за входом, чуть в стороне начинался овражек, по дну которого мы и пошли к реке. Там Мишка подхватил полусонную Татьяну на руки, а я вцепился в ладонь Тимохи, который в воду лезть не хотел, но мне подчинился.

Он вообще тихим был.

И скрутку с одеялами, вещами да едой принял спокойно. Нагрузили, конечно, всех, кроме сестрицы, потому как добираться нам пришлось бы долго.

Потом шли по речушке, а когда та стала расширяться да углубляться, выбрались на топкий берег. Тут как раз потянуло дымком, и запах этот заставил поторопиться.

Болото врезалось в лес, отхвативши кусок его, подтопивши водой корни дерев, и те, задохнувшись, полегли, создав то ли вал, то ли запруду. Перебирались через неё с матюками. Я даже начал думать, что, может, надо было бы другую дорогу поискать, но перебрались.

Идём вот.

И идти долго. Хотя пару дней, как планировали, точно не выдюжим. Мишка, конечно, парень крепкий, но и он выдохся. В болоте ноги и без дополнительной ноши проваливаются, и засасывает их, и выдирать приходится силой. Поневоле радуешься, что ботинки по совету Еремея тряпками к ногам примотал, потому как без тряпок этих на втором же шаге без обуви остался бы. А что промокла — так потерпим.

Главное дойти.

До заимки.

Это был не дом — землянка, затянутая теми же сизо-бурыми, посеребренными льдом, мхами. Её со стороны и не увидишь, если не знать, где искать.

Еремей знал.

Дом пустовал, но им явно пользовались. Вон, крышу подновили, в дверях свежие доски выделяются цветом, такие жёлтенькие ещё. И шляпки гвоздей поблескивают. Внутри чисто: ни пыли, ни паутины. Одна комнатёнка, в которой нашёлся и очаг, крупными камнями обложенный, и пара сундуков. В них — котелок и жестяные кружки, мешочки какие-то, свёртки с травой. Одеяла тоже есть. И в целом видно, что местечко обжитое.

— Надо бы приглянуть, — Еремей принёс и дрова, сложенные под крышей. — А то мало ли…

Ну да, если не хозяева, то кто-то из постоянных гостей заглянуть может. А нам оно без надобности.

— Я тени оставлю, — говорю, разматывая мокрые тряпки. Холод пробирал до костей. И ног почти не чувствую. Ладно я, Тимоха вон тоже ноги вытянул, побелевшими пальцами шевелит и улыбается.

Чтоб…

— Надо согреться.

А ещё планы пересмотреть в сторону корректирующей их реальности. До Переплутова, куда метили изначально, не дойдём. Летом — да, но ещё один такой переход, и мы все, если не потонем, то замёрзнем насмерть.

Татьяну мелко трясёт. Мишка уже разул её и замер, глядя растерянно.

— Надо переодеть.

Одежду мы взяли. И одеяла.

Еремей вон с очагом возится, спешит. У самого руки синюшные, пальце едва сгибаются. Но ничего, огонь согреет. Домик маленький, людей много, тепло наберется быстро. А там и водички можно погреть.

— Переоденем, — я подсел к Тане. — Ты её в сознание приводи.

— Сейчас?

— А когда?

— Но…

Мысль Мишке не нравится.

— Можно и дальше играть в милосердие, но сам понимаешь, ты её не унесёшь.

Благо, вымотался братец настолько, что и возражать сил не нашлось. Таньку он тащил упрямо, да только всё одно хватило ненадолго. Последний час пришлось просто вести, за ручку, как Тимоху.

— Еремей тоже не годится. Как и я. Тимоха… ну он сам едва на ногах держится.

Это ещё приступ не свалил, иначе вообще кабздец был бы.

— Давай. Рано или поздно, всё одно придётся. А так она и идёт едва-едва, и случись чего, просто не успеет отреагировать.

А случиться может всякое.

И Мишка понимает