Хозяин теней. 3 (СИ) - Екатерина Насута

это как-то даже изящно. — Там людей приносили в жертву, чтоб архангела вызвать. Или ангела. Короче, было много разных трупов. А в середине — крылатая эта фиговина, которая тоже совсем не живая. Вот.

Молчание.

Татьяна делает вид, что её хлеб интересует. Тимоха, вытянув губы, по-детски дует на кружку. А вот Мишка как-то даже побледнел слегка.

— Это…

— Это кто-то до жопы хитрый решил, что он самый умный, — подсказал я.

Метелька деловито раскатывал одеяла поверх сундуков, потому как мировые заговоры заговорами, но спать где-то надо.

— Так вот, он и вправду умный, но не самый. И полез срывать печати. Если сдерёт всё, то вон, у нас там в поместье от малости шандарахнуло. А тут рванёт так, что мир наизнанку вывернет.

Переживать о светлом будущем точно не придётся.

— Надо сказать.

— Кому? Смотри. С одной стороны Воротынцевых кто-то прикрывал. Кто-то, кто сидит высоко, глядит далеко. Может, даже из государевой родни. С другой, среди Синодников у них тоже свои люди есть. Невозможно на коленке бомбу собрать, чтоб без практики и с первой попытки удачно.

Едва язык прикусил, не ляпнувши «атомную».

— Значит, была возможность поработать и с тамошними материалами. Про тварей кромешных — тут папенька помог, без вариантов. А вот кто там? Кто дал информацию? Кто помог на началке? Кто вообще подсказал, как их с той стороны вызывать? Так что синодники в этом деле глубоко сидят. Не знаю, может, им и вправду самодержавие надоело, а может, ещё какая моча в башку ударила.

— Вот… вот следи за выражениями! — Мишка поглядел на сестрицу, а та пожала плечами и тихо добавила:

— Он прав. Синод — очень закрытая организация. Варфоломей ездил к ним регулярно. И пару раз я сопровождала. Я думала, что, возможно, смогу узнать хоть что-то. Про тут тварь. У Синода большие архивы. В них многое описано. Собрано. Но нас не пускали дальше двора. И то, внешней части. К Варфоломею выходили, уводили в привратницкую. А я просто оставалась. Ждала. Когда же попыталась поговорить, мне ответили, было расследование. Официальное. И мнение Синода в нём изложено. И любезно передали копию.

Танька фыркнула.

— Поэтому, Савелий прав. Во-первых, кому говорить? Куда идти? В представительство? Там заявление примут. А потом? Куда оно уйдёт? К кому попадёт? И как там вообще примут? Если слухам верить…

Она говорила очень осторожно, будто даже здесь и сейчас опасаясь, что кто-то лишний услышит.

— В гостиных такое не очень обсуждают, но иногда проскальзывает. У одной знакомой племенника призвали к служению. Вот. И она как-то упомянула, что далеко не все довольны Романовыми. Точнее тем, что Патриарх — всегда их крови. Что Синод стоит на страже человеческих интересов, а значит, и должен быть не зависим от воли государя…

Короче, власть.

Где есть власть, там есть и те, кто готов будет её поделить по своему усмотрению.

— Пожалуй, что так, — согласился Мишка. — Послушают или нет, но разбирательство начнут. А там… монастырей много. если в них угодишь, то…

Не выберешься.

Ну да. А главное, что пока они со мной разбираться будут, даже если честно и искренне, мир может и хрястнуться.

— Ну и ещё одно, — продолжаю разговор. — Это вот «Перо», артефакт неслабый, так? Особый? И хранили б его, надеюсь, не так, как мы свой родовой.

Потому как вдруг да у них там тоже подвальчик и шкатулка на полочке.

— Украсть такой — сверхзадача. И да, украсть можно многое, но зачем тогда Воротынцеву отдавать? Чтоб тот напал на поместье Громовых?

Танька дёрнулась.

— Тань, тут ведь можно было бы иначе. Тот же вон газ использовать. Зелье снотворное. Яд в бокале. Бомбу там… да если целью задаться, то и ты на коленке десять способов напишешь, таких, чтоб без всяких там перьев. Понимаешь? Не того полёта мы птицы, чтобы изводить такой редкий опасный артефакт.

— Тогда почему⁈

— Потому что, если его не украли, а сделали, то тот, кто сделал, не будет до конца уверен в возможностях. Любое оружие испытывают. Пистолеты отстреливают, пушки, дирижабли там… и артефакты, уверен, тоже.

— Да, — Михаил кивнул. — Испытания проводят.

— Вот! И главное, Воротынцев им был не особо и надобен, как я понял. Если б что пошло не так, то его гибель не особо и опечалила. А получилось бы — вот и хорошо. Нашлось бы кому описать эффекты и всё такое.

Таньку перекосило.

Ну да. Это даже не обидно, это хуже, чем обидно. Одно дело, когда на тебя изводят древний артефакт, добытый тяжким, пусть и не совсем честным трудом. Это значит, что в тебе видят достойного врага. И совсем другое, когда просто подходящую мышь лабораторную.

— Мы его найдём, — я дотягиваюсь до сестры. — Танюш, отец это наш… или не он… может, ученика нашёл какого талантливого… или наоборот.

— Наоборот?

— Знаешь, это пока как замок на ветру строить, — мысль была странной, довольно неожиданной, но вполне пока в теорию вписывалась. А ещё объясняла один момент. — Но если допустить, что он не сам был такой гениальный? Что у него имелся учитель?

Тот, кто подтолкнул в нужном направлении.

Подсказал.

Поддержал.

А потом, помогая же, пустил в расход всё семейство Громовых? И вот этого поворота папенька уже не ожидал, потому и ушёл в несознанку? Ещё одна теория. И привлекательная, а потому опасная своей привлекательностью. Поэтому отодвигаю её куда подальше и говорю вслух то, что должен сказать:

— Мы разберемся. Обещаю.

Глава 30

Очевидно, что с точки зрения эволюции люди слабые, рождённые с явными изъянами или же страдающие душевными недугами, являются не только тяжким грузом на плечах всего человечества, но и тайной опасностью, ибо весьма часто эти недуги они передают потомкам. Конечно, в современном обществе всё чаще звучат речи о гуманности, но спросим себя: какова будет цена этой гуманности? И не случится ли так, что, поддавшись чувству ложной жалости к отдельным личностям, мы позволим себе безжалостность по отношению к нашим детям и внукам, которые вынуждены будут делить жизненное пространство…

Из речи профессора философских наук А. Сигнеева на международном съезде, посвящённом проблемам социальной эволюции и дарвинизму. [1]

К Козюкам мы вышли уже под вечер.

Я видел и крыши, и дымы, что ввинчивались в рыхлое небо, которое сегодня расщедрилось на снег. Но оно и к лучшему, потому как белая труха прикроет не только щетину сухой травы, но и следы. Мы выбрались на дорогу и она, окаменевшая, расшитая по краям черными ледяными лентами, показалась мне самой