Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1 - Анатолий Гейнцельман

ВИРА!

И небо всё то же, и так же березыВ атласных листьях червонных стоят,И так же осенние бледные розыНа астры с улыбкой печальной глядят.И с тем же гляжу я на всё умиленьем,И звуки и краски – как прежде – люблю,И с тою же верой по мокрым ступенямСхожу к оснащенному я кораблю.Но что­то порвалось, но что­то разбито,И пусто по­новому как­то в груди,И уже размах и тревожней орбита,И тускло мерцает звезда впереди.И всё же, засмейся и крикни мне: «Вира!»И якорь взовьется со скрежетом в клюз,И с новой надеждой в неновом уж миреЛюбовный опять заключу я союз.Смотри, я внимаю! Рычаг кабестанаДержу я с волненьем. Я молод, я чист!Ты медлишь? А! – «Вира!» – Смотри, как гитанаЗарылся корабль в голубой аметист!

ПОСТРИГ

Осторожней, угрюмый воитель!Это – жизни последний изгиб,Ты обрящешь для духа обитель,Или ты безвозвратно погиб.Впереди беспросветная пропастьИ зеленая ненависть в ней,Не пронижет ее копья лопасть,Не растопчут копыта коней.Потеряешь Спасителев нектар,Обожжет тебя чистый Грааль,И по струнам орфеевым плектрЗаиграет тогда уж едва ль.Прочь доспехи, угрюмый воитель,И шелом, и бердыш, и копье!Голубая в Тоскане обительИ забвенье – спасенье твое.Будь Гаутами, Ассизским Франциском,Будь Эоловой арфы струной,Разговаривай с солнечным дискомИ с журчащей сребристой волной.Пусть без братии будет пустыня,Без апостолов церковь твоя:Чудотворнее станет святыня,И алтарь твой в саду бытия.И не будешь по камням ГолгофыВолочить бесполезный ты крест,И твои не рассыплются строфы,Как евангельский бисер, окрест.

Вырывайте глаза, отрезайте язык,          Просверлите железом мне уши:Ко всему я теперь, ко всему я привык,          Что растлить собирается души.У меня и без глаз многорадужный свет          Там, – в загадочных недрах, – найдется,Да и ярче сияют алмазы планет          На глубоком исподе колодца.У меня и язык сокровенный без слов          Созидает волшебные песни,Пишет четким уставом из тех жемчугов,          Что всех зорь огнеструйных прелестней.У меня без ушей сохранились бы струн          Демиурговых в сердце аккорды,А теперь распылит их страданий бурун          И тритоньи поглотят их морды.Не увижу я Розы сияющий лик,          Не услышу любовные речи,И беззвучным ответный покажется всклик,          И во тьме не блеснут ее плечи;Но расскажут ей всё златоустые пальцы          И слепого чела пластилин,И очей не увижу, как тухнут зеркальца          Из­под осени близкой морщин!

УХОДЯЩЕЕ

Я люблю уходящее,Молодым побежденное:Красота настоящая, –Вековым искушеннаяДостиженьем страдания, –Мне милей созиданияНеуверенных ценностей.Лишь немногое бренностиИзбегает творимое,Лишь в немногом незримаяСоздается гармония.Богостильность АвзонииИ Эллады мелодия –Позабытых угодия,Одиноких причастие.Никакое ненастиеНе повергнет лучистыеНа земле евхаристии...Я люблю отошедшее,Матерьяльно отцветшее,Но духовно живущее,Умирающе сущее.Одиноко­пустынное,Позабыто­вершинное,В суете непонятное,Навсегда невозвратное,Я, невзрачный, загадочный,Огонек лихорадочный,Окрыленно люблю!1920

ТОЛЬКО ПОЭТ

Я исступленным бушевал пророкомВ младенчестве загадочном своем,И в поединок выступал с пороком,Игрушечным жонглируя мечом.

Я в ранней юности себя КолумбомРеторт и тигелей воображал,Цветы классифицировал по клумбамИ на булавки мотыльков низал.

Затем я к мудрецам пошел в науку, –В магический бескрылой мысли круг, –И испытал всю немощь и всю муку –Идеи титанических потуг.

И наконец, остался лишь поэтом,Влюбленным в тайное слаганье слов,Преображающим – небесным светом –Обремененных тяжестью оков.

И навсегда я превращуся в струны,Рокочущие славящий псалом,Когда навеет мне Господни руныТысячеокий херувим крылом.

СИНИЕ НИТИ

Грустно жизни кантиленаСтелется по крышам.Небо цвета гобелена –Мавзолея тише.Легкокрылые армадыВ голубом атласе –Как пасхальные лампадыНа иконостасе.Синих стрельчатых касатокПронизали нити –Гобеленов непочатыхБледные ланиты.Серебристо­острым вскликомИх пробуждена,Вновь вещает о великомУцелевшая струна.Бог один остался в мире:Бог мгновений! Красота!Эта ласточками в шириПроведенная черта!1921

ЗОЛОТОЙ МОТЫЛЕК

Из милых рук прелестного ребенкаЯ принял золотого мотылькаС эмалью черною на перепонках,Где два горели алые глазка.

И вспомнил я, что он под слоем тонкимЗемли лежал у розы корешка,Как червь беспомощный, – что по сторонкамВилось противных ножек два рядка.

Что знал он о своей грядущей жизни,Когда свернулся в гробовой кокон?Не то же ли, что человек на тризне,

Когда возлюбленных хоронит он,И в неподвижном и зловонном слизнеМнит заключенным воплощенья сон?1921

ТАЙНА­МАТЬ

Тайна­Мать неисповедная,Девственница Божья непорочная!Не проникнет мысль, сиротка бедная,И раба­наука лоскуточная

За обители ворота медные,В лабиринты Рая полуночные.Ухищренья разума – безвредныеЛишь гаданья девичьи цветочные.

Только Божьей красотой вскормленные,Вдохновения везде искавшие,Только словом чистым окрыленные,

От полетов к Божеству уставшие,Желчью символов неутоленные, –Мать увидят, из гробов восставшие.

ЗВОНАРЬ

С четырехгранной, мрачной и зубчатой,Из черных скал воздвигнутой звонницы,От бифор вереницею крылатойУносятся серебряные птицы.

Ласкающе в лазури непочатойКолышутся эфирные криницы, –И я застыл над ржавою лопатой,И перестал для Северной Царицы,

Для матери родной, копать могилу.Помилуй нищенку, Небесный Царь!Верни пророчице былую силу!

Рассей зловонную болота хмарь!Верни меня к вершинному стропилу,Ведь я – пасхальной радости звонарь!

ЗАКОЛДОВАННЫЙ КРУГ

Ave Maria! Пышут Апуаны,Как бурей раздуваемый костер.Горят короны Божьей талисманы –В парче с узором странных мандрагор.

Оливок серебристых океаныПокоем странным опьяняют взор.Чернеет град Святого Кассиана,Перерезая звонницами бор.

Касьян с Мечи! Тургенев. Дивный, звучный,В страданьях смертных выросший язык!Родителей могилы в глине тучной...

Всё, что любил, и всё, к чему привык...Россия – мать! Раба доктрин научных!Россия – труп! Проклятье! Скрежет! Крик!

КИПАРИС

Темнеет шпиль зеленой колокольниНад озером серебряных олив,Возносится от тяжести юдольнойВ межмирия лазоревый пролив.

Отверг он всё земное, недовольный,И, клокотанье страсти замолив,Свечой угрюмой с высоты престольнойГорит – и вертикальностью счастлив!

Здорово, кипарис, мой братец южный!Люблю я твой классический акрополь,Хотя я сам, за пеленою вьюжной,

Равенства злобного стерег некрополь, –Безлиственный, истерзанный, недужный,Но розой до чела обвитый тополь!

ТЕНИ ТУЧ