Только в смерти - Дэн Абнетт

Какой бесчестный ублюдок сделал это. Украсть меч мертвеца? Это было низко.

Макколл уставился на стол. На нем лежали несколько личных вещей: планшет, щетка для пуговиц, баночка с полиролью, оловянная кружка.

С того момента, как Макколл вошел в сторожку Хинцерхауса, он не был сам собой. Он был нервным, напряженным и напуганным тем, что он был вне игры. Он рассказал это Гаунту тем вечером на скале. Гаунт пытался подбодрить его, но Макколл продолжал чувствовать это: небрежность, сомнение.

Я не могу доверять себе. Это место делает из меня дурака. А дураки умирают быстрее, чем остальные.

Вот так он сказал тогда.

Макколл был болезненно уверен, что Гаунт был бы все еще жив, если Макколл был бы в форме. Макколл нужно было быть в верхнем западном шестнадцатом, ведя вперед, убеждаясь, что Гаунту не нужно вести вперед.

Мне нужно было там. Я бы знал, откуда исходит реальная опасность. Мне нужно было быть там, и я мог бы спасти Ибрама, даже если бы это означало то, что я бы принял смертельный выстрел.

Макколл вздохнул. Я подвел тебя. Мне очень жаль.

Он снова посмотрел на стол. Фес побери Харка и его должный процесс. Я найду ублюдка, который взял меч Гаунта, и я…

Макколл увидел солнечные очки. Он взял их и повертел в руке. Они были дешевыми, штампованными из пластека на каком-то заводе на Урдеше или Ридоле. Он вспомнил, как Варл позировал в них ради смеха на Херодоре.

А что он еще отчетливо помнил, так это то, что солнечные очки никогда не покидали лица Нихтгейнца с того самого момента, когда Варл дал их Эзре на Херодоре.

— Ох, тупой ты фес, — пробормотал себе под нос Макколл. — Что ты наделал и куда ушел?

VI

Роун вошел в библиотеку. — Лучше бы это стоило моего времени, — сказал он. — Ох, определенно, — ответил Баскевиль. — Посмотрите на это.

— Посмотреть на что? — спросил Харк, хромая позади Роуна.

— Я... — начал Баскевиль. Он замолчал и посмотрел на Харка. — Комиссар? Что такое? — Харк, внезапно, нахмурился, как будто что-то услышал. Когда он заговорил, слово вылетело наружу кратким рявканьем.

— Приготовиться!

Они почувствовали дрожь от первых снарядов, упавших на дом. Один залп, другой. Некоторые взорвались неподалеку, заставив пол вибрировать, а пыль посыпаться с потолка.

— Буря все еще бушует! — воскликнул Белтайн. — Как они могут в нас целиться?

— Они стреляли по нам вчера. Расстояние все еще то же самое, — крикнул в ответ Роун. — Даже если стрелять вслепую!

— Но... — начал Белтайн.

Следующий залп почувствовался так, как будто он ударил по громаде дома прямо над головой. Куски штукатурки и секции коричневых глянцевых панелей посыпались с потолка. Свет заморгал.

Глаза Роуна сузились. Как нам сражаться с врагом, которого мы не можем увидеть и до которого мы не можем добраться? Как нам сражаться с врагом, который нас может уничтожать по частям?

VII

Обстрел продолжался еще десять минут, а затем стих. Еще через десять минут он возобновился, как летний ливень, который начинается и прекращается с бегущими облаками.

Дом содрогался на своей скальной основе. Несколько смотровых казематов получили прямые попадания и были уничтожены, но жертв было мало, потому что Призраки отступили в укрепленное сердце дома. Взрывы снарядов звучали сквозь вой ветра, резкие и пронзительные, как мычание скота, ведомого на бойню.

Цвейл проводил службу в главном зале, когда первые снаряды начали падать. Когда люди вокруг него подняли взгляды в испуге, он шикнул на них и продолжил читать, как будто ничего не происходило.

Поблизости, на нижнем этаже того же зала, Рервал, Раффлан и другие вокс-офицеры продолжали прижиматься к своим передатчикам вокса, их постоянные, бормочущие голоса стали литургическим хором для уверенного голоса Цвейла.

Даур командовал караулом в главной сторожке. Он знал, что то, что они слышали – и чувствовали – было изнуряющим огнем, в лучшем случае, постоянным напоминанием, чтобы ослабить их решимость. Никто, даже Хаоситы, не использовал артиллерию во время полномасштабного тайфуна, ожидая продуктивных результатов. Это было чудо, что вообще что-то попадало по дому.

Тем не менее, воя снарядов, пролетающих над головой, или звука обстрела, долетающего до ушей, было достаточно, чтобы нарушить спокойствие окопавшихся солдат. Это заставляло их чувствовать себя беспомощными, и даже более уязвимыми, чем обычно. Это уменьшало их надежду и подтачивало их веру.

Даур прошел мимо групп бормочущих, настороженных людей в сторожке и встал перед главным люком. Его пальцы пробежались по небольшой складке на шве там, где таран сделал свое дело днем ранее. Многого больше не потребуется, чтобы разбить замок.

Он положил ладонь на люк и почувствовал легкую, непрерывную вибрацию. Было ли это давлением бури с другой стороны?

Обстрел продолжался еще полчаса, а затем снова прекратился. От шторма передышки не было. Высоко в доме, вдоль злополучных верхних коридоров и галерей, яростный ветер и пыль снаружи производили звуки от соприкосновения с металлическими куполами, похожие на когти по стеклу.

Наспех привязанные веревками или проволокой ставни гремели в своих гнездах. Сторожевые огневые команды ждали тревожными группами, вслушиваясь, тихо говоря, играя в карты или кости, или глодая сухие пайки.

Макколл обходил верхние галереи, проверяя сторожевые команды. Люди были рады видеть его.

Макколл был ободряющей личностью. Пока обстрел начинался и прекращался, он говорил им не беспокоиться, и пристально наблюдать за ставнями и растяжками.

И не единожды, как будто мимоходом, он спрашивал, — Вам случалось