Только в смерти - Дэн Абнетт

— Вы захотите увидеть это, сэр, — сказал Белтайн, пролистывая страницы.

Радостный от того, что может оставить книгу со змеиной кожей там, где она была, Баскевиль подошел к столу позади Белтайна.

Фолио, которое нашел Белтайн, было большим, содержащим в себе хрупкие страницы, размером почти в половину квадратного метра. Некоторые листы были с блоками текста: черные печатные блоки шрифта на тайном языке, украшенные поблекшими рукописными пометками, которые были еще менее понятны.

Остальное было иллюстрациями. Они были отлично сделаны, но цвета, которые использовали, чтобы придать им оттенок, были всего лишь призраками их бывшей яркости.

Иллюстрации представляли собой диаграммы крепостных стен, бастионов, огневых точек, внешних укреплений, линий казематов, систем окопов, групп куполов.

— Фес, — произнес Баскевиль. — Я полагаю, это может быть. На самом деле, я полагаю, что это может быть план Яго. Вот это… это выглядит похоже на Эликон, так ведь?

— Да, похоже.

— А это… это слишком длинная дорога, чтобы быть здесь. Она… ну, она выглядит так, как будто сотню километров длиной, по меньшей мере.

— По меньшей мере, — Баскевиль глубоко вдохнул. — Планы мира-крепости, старые планы. Интересно, насколько они точны?

— Ставлю на то, что лучше, чем наши, — сказал Фейпс, смотря вниз поверх их плечей.

— Трон благослови тебя, Бел, — сказал Баскевиль, хлопая Белтайна по плечу. — Должно быть, ты только что нашел кое-что на самом деле важное для этой войны. Сколько есть еще таких же томов?

— Ар… четыре, шесть, восемь…, — говорил Фейпс, когда начал считать. — Двадцать три на этом стеллаже. Дальше может быть еще.

— Дерьмо, — произнес Баскевиль.

— Тут вы не ошиблись, — сказал Белтайн. — Смотрите.

Он перевернул еще один лист. Это была не диаграмма, это был рисунок, иллюстрация. Это было изображение, сделанное в древнем стиле, бронированных людей, защищающих каземат во время боя. Яркие ракеты, похожие на древние снимки комет, летели в их сторону. Некоторые лежали убитыми, у низа страницы, их размеры и положение противоречили перспективе рисунка.

Люди в каземате были совершенно точно вооружены настенными орудиями, в точности такими же, как орудия, хранящиеся не более, чем в двадцати метрах от того места, где они стояли.

— Сражающиеся люди, — сказал Баскевиль, — у смотровых щелей.

Белтайн перевернул следующий лист, и открылась схожая картина, потом третий. Затем четвертый, на котором были показаны воины, открывающие ставни для стрельбы. Сложные механизмы ставен были четко видны.

— Они? — спросил Белтайн.

— Что они?

— Они люди? — спросил Белтайн. — Присмотритесь.

Баскевиль присмотрелся. Белтайн был прав. Воины на картинках были гуманоидами, но они были закованы в сложную броню с головы до ног. Их лица были закрыты сложными визорами.

— Они могут быть совсем не людьми, — сказал Белтайн. — Посмотрите, насколько они большие, по сравнению со смотровыми щелями казематов.

— Ты не можешь это утверждать. Здесь нет ни перспективы, ни масштаба, — сказал Баскевиль.

— Тогда посмотрите, насколько они огромны по сравнению с пушками, — сказал Фейпс.

На иллюстрациях, воины у смотровых щелей каземата держали настенные орудия, как будто они были лазганами. Некоторые из них были показаны использующими подставки, но даже в этом случае…

Баскевиль вспомнил Маггса, выдвигающего последние пятьдесят сантиметров телескопического медного шеста.

— Ох, святой Трон, — пробормотал он.

— Что такое, майор? — спросил Фейпс. — Сегодня вы выглядите ужасно нервным. — Баскевиль прикоснулся к микробусине. — Сэр, это Баскевиль.

— Продолжай, — ответил голос Роуна.

— Вы можете спуститься в библиотеку, которую мы нашли? Я бы хотел вам кое-что показать.

— Десять минут, Баскевиль. Это может столько подождать?

— Это ждало, я не знаю, сколько веков. Я уверен, что еще десять минут никакой погоды не сделают.

V

Сотни шагов отдавались эхом по дому. Происходила смена караула.

Воющий шторм снаружи пережил ночь и начало дня. Макколл быстро шел к коридору, выходящему из главного зала, чтобы проверить смену разведчиков. Он прошел мимо двери в комнату Гаунта. Она была приоткрыта.

Не Гаунта, сказал он сам себе, больше нет. Роуна.

Он остановился, и сделал пару-тройку шагов назад, пока не смог заглянуть в открытую дверь.

Оан Макколл был суровым человеком, человеком, который не показывал свои эмоции. Он бы никогда не сознался, каким потерянным он чувствовал себя без Гаунта. Все чувствовали это, он это знал. Каждый из них чувствовал потерю, и не было никакого смысла усиливать это горе. Он определенно не хотел, чтобы кто-нибудь выражал ему сочувствие.

Но центр его вселенной исчез, просто так, даже хотя он всегда понимал, что это однажды случится. Он отдал свою жизнь служению Танитскому Первому, и что более важно, Ибраму Гаунту. Макколл знал, что война больше, чем проходящее знакомство. В особенности из-за своей роли, Макколл всегда предполагал, что умрет задолго до Гаунта. Теперь, когда Гаунт победил его в уходе в счастливое место, казалось, что больше ничто не имеет значения.

Он ненавидел себя за то, что чувствует себя так. Он обиделся на Гаунта, за его уход. Это было неправильно. Все время, пока Гаунт был жив, в его жизни была цель, какое-то место в бесконечном каталоге боевых зон и битв, какая-то надежда, какое-то… предназначение.

Макколл распахнул дверь и вошел в комнату. Он вдохнул. Он мог чуять запах Гаунта, его призрака. Он чувствовал запах одеколона Гаунта, крахмал его униформы, задержавшийся запах тела.

Пожитки Роуна были разбросаны по комнате. Макколл подошел к столу.

Утреннее заявление Роуна о