Рождение чудовища - Гульнара Черепашка

человек вообще попадает в сон? Нет, это понятно, что достаточно просто лечь спать и заснуть. Но как дух попадает в край, что граничит с потусторонним? С колдунами все понятно. А зачем оказываются здесь души обычных людей?

До сих пор Накато не задумывалась о снах. О том, почему видит во сне то или другое. Сон и сон – как проснешься, так и забудешь о нем.

Но сейчас она находилась во сне. И ей снился туман. Бескрайний непроглядный туман, в котором ничего не было. Когда она проснется? Накато задрала голову. Вверху клубилась все та же белесая хмарь. Вид ее нагонял тоску. Да и вообще, скучно сидеть просто так и ничего не делать. Право слово, она предпочла бы сейчас таскать воду! Хоть какое-то занятие.

Сейчас бы на флейте поиграть. Так, как ей самой нравится, а не как приказывает хозяин и говорит учитель. Но увы – флейты не было.

Может, существует способ взять с собой флейту в сон? У кого бы спросить? У Эну. Она сдавленно хихикнула. То-то он удивится такому вопросу! Нет, хватит навлекать на себя подозрения. Довольно того, что она этой ночью наболтала Куруше. На ночь Эну дал ей амулет, но кто знает, что скажет Изуба? Домоправительница наверняка расскажет ему поутру о выходках флейтистки.

Сколько же ей еще сидеть так? Может, стоило пройти дальше? Вот только она не знала, в какую сторону. В этом тумане ничего не видно!

Быть может, он разойдется?

Отчего-то она в этом сомневалась. Это – не простой туман, что спускался порою в горные лощины. Это – туман мира духов. Мира, о котором она ничего не знает. Ни о нем, ни об управляющих им законах. В душе зарождалась тревога. Что-то с ней здесь может статься? Не застрянет ли она в потустороннем мире навсегда?

Сверху грянул гром. Девушка подняла голову, вглядываясь в клубы хмари, кружащие все быстрее. Это что, гроза?..

*** ***

- Ох, и здорова ты дрыхнуть! – Куруша уперла руки в бока. – Полдень уж почти, а тебя не разбудить. Ты что это выдумала?! – она грозно сдвинула брови. – Не явилась на урок к учителю музыки, меня от дел отрывают, чтобы я пришла и разбудила обнаглевшую флейтистку, возомнившую себя высокой госпожой!

Она возвышалась перед расстеленным на полу матрасом и гневно взирала на лежащую девушку. Снизу ей домоправительница казалась огромной, как башня.

- Простите, - пролепетала Накато, приподнимаясь неловко. – Я… не знала…

- Поднимайся, лентяйка! – громыхнула та. – Поднимайся и приводи себя в порядок, пока я не разозлилась, - она развернулась и вышла стремительно.

Вслед за ней потянулись и три испуганные служанки. Накато, хлопая глазами, принялась выбираться из-под покрывала.

Почти полдень?!

Это что, козни Иму – из-за него она проспала невесть сколько? Голова была тяжелой, солнечный свет резал глаза. Она никогда столько не спала!

Наскоро умылась, принялась одеваться. Флейтистка в доме важного чиновника Изубы должна выглядеть достойно! Схватила гребень, принялась второпях причесываться. Еще ведь нужно заплести косы, да не просто так, а уложить их вокруг головы, сделав локоны! Так делают все женщины в городе. Исключение – совсем бедные женщины, занятые грязной тяжелой работой. А ее положение – где-то рядом с наложницей, и ей положен соответствующий вид.

Она едва успела нацепить пару браслетов, как пришлось бежать к учителю. Тот выглядел недовольным, выговорил ей за сонливость и за то, что ждал ее целое утро.

Ох, как бы ее не выгнали!

Да, Амади говорил, что Изуба – не тот, к кому он хотел ее пристроить. Да только сам Амади теперь в руках Изубы! Выгонят ее из дома – и как выяснить, что с ее хозяином, вызволить его?

Оно бы, может, и пусть его. Мысль была новой и пугающей – бросить колдуна. Но без него было бы куда как спокойнее жить! Вот только оставит ли ее в покое Иму…

А может, это из-за него она проспала? Это ведь он бросил ее посреди непроглядного тумана! Вреда он ей теперь причинить не может. А досаждать способен по-прежнему.

- Ох, тьфу на тебя, - проворчал учитель, выдернув ее из невеселых раздумий. – Что же ты спишь на ходу?

- Прости, обо, - торопливо пробормотала Накато. – Я буду стараться!

Он только головой покачал. Странно – учитель не выглядел особенно разгневанным. Скорее уж, глядел на нее с сочувствием. С чего бы это?

- Господин Изуба уехал на пару дней, - проговорил учитель. – А ты выглядишь слишком уж рассеянной. Ночные кошмары, похоже, не дали тебе выспаться. Не забивай нынче себе голову уроками, тонами и гармонией. Поиграй мне лучше свою музыку.

- Поиграть? – удивилась девушка. – То, что я играла? Это ведь неправильная музыка…

- Почему же неправильная, - он хмыкнул. – Это – очень хорошая музыка. Разве ты сама не видишь? Я слышал, как ради того, чтобы заполучить тебя, именитые и богатые люди наперебой перекупали тебя. Ссорились, перебивали цену. Я слышал, что, как минимум, два человека остались недовольны, что ты попала к обо Изубе. Скольких хозяев тебе пришлось сменить?

- Восьмерых, обо. Вот только господину Изубе не нравится, как я играю.

- Отчего же. Он делился со мною восторгом по поводу твоей игры! Но он хочет, чтобы ты научилась играть еще что-то, кроме того, что умеешь. Чтобы ты изучила законы музыки, и тогда ты станешь играть еще лучше. Ты – драгоценный рубин, но тебя требуется огранить. Понимаешь?

- Драгоценное что? – переспросила девушка.

- Рубин. Это очень дорогой камень, и очень твердый. Его требуется долго гранить и обтачивать. Но после того, как мастер закончит работу – камень делается бесценен. На вид он, как маленький затвердевший кусочек пламени. Ты наверняка еще увидишь рубины. А теперь поиграй, - повторил он.

Делать нечего. Накато поднесла флейту к губам.

Да и, право слово, лучше уж играть и ни о чем не думать, чем вслушиваться в объяснения учителя, безуспешно пытаясь понять и запомнить хоть что-нибудь.

Звуки флейты потянулись, отодвигая гложущую тревогу. Мысли, кружащие над головой и дергающие задушу, как грифы, отщипывающие падаль по кусочку, растворились. Только вот уроки, полученные ею, не пропали зря. На место тревог и размышлений приходило понимание: вот здесь играет она по правилам и законам, царящим в музыке. А здесь – звук нарушает гармонию.

В таких случаях Накато приходилось делать над собой усилие,