Право имею - Вячеслав Базов

— Нет. Там был из этих, с масками как у мазохистов. Сказал, специально к нам пришёл сказать, что Черти в сравнении с ним сосут. И что они — новые Черти.

* * *

Когда через пару дней в дом вернули вполне живого Ника, Леонид, который привёз его лично, поставил Второго у дверей, вызвал Глеба и Еву, остановил их напротив. Ник, как солдат, заложив руки за спину и вытянувшись, заученно заговорил:

— Простите, что напугал вас. Я по дурости думал, что это весело. Простите, что ослушался приказа.

— И? — потребовал Леонид, стоило Нику замолчать. Будто не был уверен, что Ник и сам не договорит.

— Если я снова так подставлю команду и ослушаюсь командира, то мне вырежут почку, — так же спокойно закончил Ник. — А с одной почкой сложнее будет пить те обезболивающие и транквилизаторы, что мы жрём в таких количествах. Всё, где мои конфетки?

Леонид передал ему после этого блистер с ампулами — скорее всего, сильное обезболивающее. Значит, царапинами Ник не отделался. Ник хотел было идти в комнату, но Леонид остановил его, схватив за плечо, уставился на Глеба и Еву выжидательно, хотя с ними он ничего не репетировал.

— Мы не должны были бросать тебя там, — первой поняла Ева.

— Должны были, — ответил Ник, прежде чем она успела закончить. — Если у меня крыша поехала, то пусть меня одного убивают.

— Вот именно, — произнёс Глеб. Леонид тут же прикрикнул на него:

— Это ещё что?! Глеб, надо извиниться.

— Смысл в этих извинениях, если в следующий раз он снова сделает то же самое? — упёрся Глеб.

— Я искренне, я не смогу снова бросить кого-то из своих, — выпалила Ева, и Глеб закончил:

— И Третью с собой потащит.

— Папа Глеб, я больше не буду, — без особой серьёзности пообещал Ник. Казалось, если бы его не держали, он давно бы уже ушёл и больше в этом фарсе участия не принимал. Но нечто мешало ему врезать сейчас Леониду и сбежать. С Глебом же что-то случилось от того, что к нему так обратились. Ева поняла, что это какой-то давний конфликт, и Ник знал, что нарвётся с такой шуткой. У Глеба закаменело лицо, из эмоций осталась только злость. Ник, подтверждая догадки, широко улыбнулся, продолжая провоцировать. Леонид видел, как шла насмарку вся его воспитательная работа. Казалось, он вот-вот готов был отпустить, почти расслабил пальцы, но тут же сильнее сжал хватку, потащил Ника к выходу.

— Что? — спросил Ник удивлённо.

— Вижу, что ты не осознал. На перевоспитание.

Ева дёрнулась помешать, но уже её перехватил Глеб. Пришлось кричать со своего места:

— Он же раненный.

— А из-за кого он раненный? — продолжил Глеб. — Думаешь, мне хорошо? Я знаешь, сколько таких, как ты, похоронил? Думаешь, ты двоих пережил и уже всё повидал? Умирали те, кто подчинялся. Умирали те, кто, как ты, делал, что хотел. Тебе всегда насрать было, что мы чувствуем. Что Третья на стенку лезла от того, что мы тебя там бросили. Ни ты ни я ей не докажем, что это был твой выбор. Что с ней было бы, если бы тебя потом правда в коллекторе нашли? По частям. Вот он, тварь, ёлку наряжает, и вот уже его голову с выпученными глазами закапываем на заднем дворе. Это я уже привык. Я не хочу тебя хоронить только потому, что на смену, может, кто-то ещё менее адекватный придёт.

— Да ты знаешь, кто меня заменит. Запаска — вон со второго этажа подслушивает, — устало заговорил Ник. Но теперь он выглядел более открытым. Даже Леонид остановился, ждал, что всё же они смогут договориться.

— А я его в бою ещё не видел, — ничуть не смущаясь, ответил Глеб.

— Так я сразу неадекват был, как в доме появился, — напомнил Ник. — Почему вы меня ещё тогда не пристрелили?

— Думали, ты прикалываешься. Что пройдёт после первых же вылазок.

Лицо у Глеба по-прежнему было застывшее, злое.

— Не прошло? — усмехнулся Ник.

— Осознали, что правда прикалываешься. Ты во второй вылазке в комнату дверь выбил, где ребёнок был семилетний. Вот тогда мы что-то стреманулись. А ты ребёнка вышвырнул, а отец его, как раз наш заказ, под детской кроватью прятался. С тех пор я старался тебе верить, какую бы херню ты не творил. А теперь думаю, что тебе плохеет. И Леониду надо искать тебе место в психушке. В психушку из Чертей ещё никто не уходил, обычно раньше загибались.

Помолчали. Ник смотрел в сторону, Леонид по очереди на всех трёх, остальная команда на Ника. Леонид только тряхнул его, ничего не сказал, и Ник снова понял, как дрессированный.

— Я видел того, кто поднимал мёртвых. Он меня не может тронуть — у нас с ним… один общий источник.

— Там, на дороге, это было то, о ком ты рассказывал, — поняла Ева. — Оно правда существует. То есть ты не псих? Мы же видели её.

— Я видел только неясную тень, — поправил Глеб.

— Ник рухнул нам на капот посреди трассы. Как, по-твоему, он мог это сделать? Ник, это оно? Расскажи, что это?

— Можно подумать, я знаю, — безразлично отозвался Ник. — Но меня она не тронет. Если снова мёртвые начнут вставать — бегите или держитесь за мной. Но лучше бегите.

— Ну вот, и совсем без пыток, — вздохнул Леонид, отпуская Ника. Тот, болезненно морщась, размял то место, за которое держался главный. — А теперь я бы выпил кофе, мне ещё на работу ехать.

Глеб словно оттаял, ушёл на кухню. Никто не стал переспрашивать Леонида, уверен ли он, что в начале одиннадцатого вечера ему надо на работу.

* * *

Ёлка ещё стояла в гостиной, когда однажды, уйдя на вылазку всем составом, Черти вернулись вчетвером. Четвёртый человек только скулил, на голове у него был чёрный мешок, руки скованы наручниками за спиной.

— Где он? — спросил Глеб. На нём по-прежнему была маска. Ник отозвался, уже пересекая гостиную:

— У себя в комнате, где ж ещё. Я притащу.

Глеб подтолкнул четвёртого к подвалу, тот шёл осторожно, он не видел, куда его ведут, но старался спешить, чтобы не злить похитителей. Ева задержалась, глядя наверх. Со второго этажа сначала послышался звук выломанной деревянной двери, потом крик Тимура: «Ты что делаешь, псих?! Тебе нельзя сюда! Выйди! Выйди, не трогай меня!»

Ева вздохнула и пошла за Глебом в подвал. Ей не хотелось смотреть на то, как Тимура протащат по лестнице. Вряд ли Ник стал бы церемониться.

В подвале Глеб уже крепил похищенного цепью за наручники