Наперекор судьбе - Пенни Винченци

Джей не знал, обладает ли он подобным чутьем, но Селия утверждала, что обладает. Такое безапелляционное утверждение наполняло душу Джея не радостью, а тревогой.

А тут еще проблемы Джайлза, которому так и не удалось подняться выше младшего редактора. Джей не раз говорил об этом с матерью. ММ отвечала довольно уклончиво, но признавала, что Джайлз вряд ли способен на большее. Промахи племянника она почему-то считала весомым доводом в пользу того, чтобы сын пришел в «Литтонс».

– Наше поколение не может вечно стоять у руля, – говорила она Джею. – Ты будущее издательства. Ты, Джайлз и, быть может, Кит, если он вдруг не станет главным судьей.

– Или папой римским.

– Вот-вот, – улыбнулась ММ. – Но если издательство хочет процветать, оно должно наилучшим образом применять силы и способности всех, кто в нем работает. Помнишь твои доводы против работы в «Литтонс»? Одним человеком больше или меньше – какая разница? Большая, Джей. И твои доводы вызывают у меня только смех. Если ты не придешь к нам, это ничуть не прибавит Джайлзу способностей и не заставит его работать лучше.

– Но как бы с моим приходом дела в издательстве не пошли хуже, – сказал Джей.

Его дилемма усугублялась еще и предложением, полученным от леди Бекенхем. Она спросила Джея, не согласится ли он взять на себя руководство приусадебной фермой.

– Думаю, ты с этим хорошо справишься. Ты любишь природу, любишь животных. Тебя не привлекает день за днем просиживать штаны в каком-нибудь кабинете, уткнувшись в бумаги. Я бы с радостью доверила тебе управление фермой. Как-никак, ты здесь вырос. Мне импонирует твое отношение к работе. Работать ты умеешь. Не хочу думать, что скажут по этому поводу моя дочь и твоя мать, но решать не им, а тебе. Только не тяни с ответом: либо соглашайся, либо откажись.

Искушение было серьезным. Джей любил природу, любил находиться на воздухе и работать руками. Руководство фермой поместья Бекенхемов имело много привлекательных сторон и казалось ему превосходной карьерой, если бы не одно «но». Работа на девятого лорда Бекенхема означала, что не в столь уж далеком будущем ему придется работать на десятого. Джей очень любил и уважал леди Бекенхем, чего не мог сказать о ее старшем сыне Джеймсе, наследнике Эшингема. В отличие от родителей, Джеймс был крайне высокомерен и не обладал хорошими манерами. К слугам он относился как к мебели. Несомненно, такое же отношение ждало и управляющего фермой. Надеяться на то, что лорд Бекенхем проживет еще очень долго, не приходилось. У него было больное сердце, и он часто повторял, что они с королем Георгом участвуют в негласной гонке: кто из них раньше встретится с Создателем. Когда холодным январским днем старый король оказался победителем, лорд Бекенхем был заметно огорчен. В знак траура он надел черный галстук и настоял на том, чтобы вместе с леди Бекенхем посетить похороны короля. Церемония огорчила его еще сильнее – о чем он поведал тем же вечером, за обедом, – поскольку на ней лорд Бекенхем лицезрел нового короля и почувствовал, что в том совершенно нет стержня.

– Едва ли можно сказать о нем что-либо положительное. Сейчас для него самое время остепениться, перестать везде и всюду волочиться за хорошенькими женщинами, найти себе достойную половину и жениться. Я несколько раз писал об этом в «Таймс», а они не напечатали ни одного моего письма.

Леди Бекенхем выразила удивление по этому поводу и умолчала о том, что уж кому-кому, но только не ему осуждать тех, кто волочится за хорошенькими женщинами.

Наконец, хотя и не без некоторых опасений, Джей принял решение:

– Мама, я готов пойти на работу в «Литтонс». Конечно, если там еще согласны меня взять.

ММ довольно сдержанно ответила, что, скорее всего, там согласны, но для окончательного ответа этот вопрос еще нужно обсудить с Селией и Оливером. Потом она чуть ли не бегом покинула комнату и скрылась в туалете, где дала волю сентиментальным слезам. Она думала о том, как гордился бы сейчас Джаго своим сыном, как радовался бы, что его мальчик вырос не только умным и обаятельным, но еще и принципиальным.

– Извини, Барти, но я должна тебе это сказать. – Зеленые глаза Мод, пристально глядящие на нее, были полны решимости. – Если ты собралась встречаться с Лоренсом, тогда я больше не могу иметь с тобой ничего общего.

– Но, Мод, пожалуйста… ты хотя бы… – Барти замолчала, чувствуя бесполезность своих слов.

– Я тут ни при чем. Решение принимать тебе. Выбирай: я или он. Точнее, мы или он. Я, папа, Джейми. Выбирай. Его увлечение быстро пройдет, а нас ты потеряешь.

Барти понимала, насколько бесполезно сейчас защищать Лоренса, делать какие-то предположения, утверждать, что она уверена в правдивости его слов, что это не увлечение, а любовь.

– Барти, он мерзавец. Другим словом его не назовешь.

– Мод, я думаю, ты слишком…

– Нет, не слишком. В свое время он потратил десятки тысяч долларов на подкуп, пытаясь разрушить папин бизнес. Со мной он не желал даже разговаривать. Когда Джейми был еще мальчишкой, Лоренс требовал, чтобы он сделал выбор и решил, с кем останется. Мало того, он пытался отобрать у папы наш дом. Представляешь? Он хотел выбросить нас из нашего же дома! Я тебя не понимаю, Барти. Как ты могла им увлечься? Совершенно не понимаю.

– Мод, это не увлечение. Боюсь, я… его полюбила. Пожалуйста, попытайся меня понять.

– Здесь нечего понимать. Абсолютно нечего. Если ты только не опомнишься и не порвешь с ним, я не смогу оставаться твоей подругой. Между нами все будет кончено.

– Мод, ну послушай… – Барти попыталась взять ее за руку, но Мод демонстративно отошла.

– Не трогай меня. Я тебе говорю, что думаю. Я больше не могу и не хочу общаться с тобой. Не могу, и все.

– Ну что ж, – тихо сказала Барти, – тогда нам с тобой придется расстаться. И все-таки, Мод, я хочу, чтобы ты попыталась…

– Попыталась – что? Взглянуть на него по-другому? Сказать: да, теперь я выросла и понимаю, что все это было из-за его тяжелого детства? Что на самом деле он не такой уж и плохой? Наверное, он тебе это говорил? Так он тебе наврал. Мы тоже долго ждали и надеялись, что он перестанет видеть в нас врагов. Оказалось, напрасно. Он не заслуживает нашего снисхождения. Такое, Барти, не забывается.

Барти думала, что ее разговор с Мод пройдет по-другому. Она всерьез надеялась объяснить этой рассерженной девушке, что каждый, кому в ранние годы пришлось пережить столько, сколько пережил Лоренс, обладает трудным характером. Как же иначе, если жизнь подсовывала ему сплошные трудности?.. Лоренс несколько часов подряд рассказывал ей о своем детстве. О том, как в ужасных муках умирал горячо любимый отец, как завещал Лоренсу беречь маму и заботиться о младшем братишке Джейми. Потом в жизни матери появился Роберт, и Лоренсу пришлось выслушивать сбивчивые объяснения матери по поводу ее душевного состояния. А еще через какое-то время она объявила, что выходит за Роберта замуж.

– Представляешь? Замуж за Роберта! За того, кто и в подметки не годился моему отцу ни по уму, ни по деловой сметке, ни по доброте. Прости, Барти. Я знаю, он ведь твой дядя, однако…

– Не надо извиняться, – ответила Барти. – Кажется, я понимаю.

– А каково мне потом было видеть маму беременной? Можешь представить, что́ при этом чувствует пятнадцатилетний мальчишка? Сознавать, что твоя мать спит с чужим мужчиной, хотя он теперь ей и муж. Представлять, как у них родится ребенок и мать вообще забудет о тебе. А я ведь был так близок с ней. Она была удивительная, потрясающая женщина. И вдруг… У меня это в голове не укладывалось. Когда мать сообщила о своей беременности, мне стало больно, словно меня ударили. Меня непрерывно рвало, как будто ребенок был не в материнском животе, а в моем, и я пытался всеми силами его оттуда исторгнуть. Так мне потом объяснял мозгоправ.

– Кто-кто?

– Психиатр. Их у нас так называют. Несколько лет меня таскали по психоаналитикам. Они мне почти ничем не помогли… Да, мать забеременела. Потом родился этот ребенок.

– Мод.

– Да. Едва взглянув на нее, я жутко ее возненавидел. Потом, когда моя мать умерла, я очень хотел, чтобы и Роберт отправился на тот свет. Это он был виноват в смерти мамы. Она умерла, рожая ему еще одного ребенка. Того не спасли. Я долго изобретал способы убийства Роберта. Думаю, тебе это кажется чудовищным.

– Нет, – тихо возразила Барти. – Учитывая обстоятельства…

– Просто удивительно, как тонко ты понимаешь такие вещи. Никто еще этого не понял. Ни разу.

– Наверное, это потому, что у меня самой было нелегкое детство. Я тебе рассказывала.

– Да. – Лоренс улыбнулся, подарив ей одну из своих редких улыбок. – Можешь благодарить Бога.

– Не знаю, кому из нас было хуже, – с усмешкой сказала она.

– Разумеется, мне. Тут и сомнений быть не может.

– А вот я сомневаюсь. Ведь родная семья меня отвергла, за исключением моей матери и брата Билли.