Анна Невиль-5 Ветер с севера - Симона Вилар

“Как грозная песня… Песня?.. - печально подумала она. - Боже, храни бедных франков от столь искусных воинов тьмы”.

Она видела, как Ролло, не переставая улыбаться, поймал на сверкающее лезвие меча клинки своих противников, оттолкнул их и, отскочив, вновь ждал нападения, сверкая ослепительными зубами. Помимо воли Эмма испытывала смутное влечение к варвару и гневалась на себя за это. В конце концов она процедила сквозь зубы со ставшей уже привычной злостью:

- О, чтоб вы искромсали друг друга, пожиратели падали!

Но несмотря на то, что поединок длился довольно долго и продолжался в неослабевающем темпе, выносливость не подводила северных воинов, а ловкость и изощренность их выпадов, казалось, не имеет себе равных.

Наконец Ролло, увернувшись от одного из противников, свалил его неожиданным ударом ноги. Аевой же рукой, отбив выпад, он задел мечом оставшегося на ногах бойца. Случись такое в настоящем бою, этот разящий удар мог бы оказаться смертельным, но Ролло успел умерить на полдороге силу клинка и отскочить в сторону. Однако на плече противника все же проступила кровавая отметина. Воины вокруг зашумели, громкими криками выражая одобрение предводителю, а тот, неудержимо смеясь, помог подняться упавшему викингу и подошел глянуть на рану другого, сделав по пути знак женщинам. Одна из них тут же приблизилась, и Эмма с негодованием узнала в ней Тетсинду.

Больше она не смотрела на площадь. Отступив в глубь башни, Эмма опустилась на колени и стала читать молитву, ибо испытывала странное волнение и чувствовала, что сейчас ей просто необходима умиротворяющая сила Господнего слова.

Ближе к вечеру среди норманнов началось заметное оживление. Они вновь развели костры и принялись забивать скот. По рукам снова пошли гулять бурдюки с вином. Когда же туши жарившихся животных зарумянились, норманны приказали пленникам отнести их куда-то. Следом катили бочонки с вином.

Эмма, отойдя от окна, одиноко сидела на своем ложе, поджав ноги. Скоро небо в проеме окна окрасилось в багрово-лиловые тона заката, и в башне стало темнеть. Тетсинды все не было. Пришел Юдик, и Эмма немного отвлеклась, накормив его остатками обеда. Мальчик набегался за день и вскоре стал задремывать, сонно бормоча, что сегодня ему один воин давал подержать свой кинжал и угощал сладким.

Когда окончательно наступили сумерки и в окошко заглянула первая звезда, появилась, наконец, и Тетсинда. Вдова была оживленна, от нее попахивало вином. Приблизившись, она разложила на меховом покрывале перед девушкой светлую ткань и стала неловко зажигать светильники.

- Что это?

Тетсинда высекла, наконец, огонь и подправила язычок фитиля в лампе. Эмма с удивлением увидела на ложе замечательное женское платье из прекрасно выделанной белой шерсти с мягким ворсом.

- Это велел тебе надеть господин Ролло, - важно проговорила Тетсинда. - Он приказал мне доставить тебя к норманнам на пир.

Эмма немедленно вскинула голову.

- Я никуда не пойду.

- Так я и знала, - сокрушенно кивнула Тетсинда, но затем опустилась у ложа на колени и стала ловить руки девушки, которые та в раздражении вырывала.

- Послушай меня, Эмма. Ты ведешь себя, как неразумное дитя. Твоего защитника Атли здесь нет, и если этот норманн велел, то разумнее будет подчиниться. Они ведь все равно тебя туда притащат, но лучше все-таки не гневить их. Ведь ты же не хочешь, чтобы все повторилось? Пока этот Ролло настроен благодушно и, даст Бог, не причинит тебе вреда. Будь же умницей, Птичка. Ты ведь для них такая же рабыня, как и я.

Эмма прикрыла глаза, пытаясь справиться с омерзительной дрожью во всем теле. Возможно, Тетсинда и права. Но как тяжело свыкнуться с мыслью, что ты всего лишь невольница!

- Но наряжаться я не стану. Мне не нужны его подношения!

Тетсинда ласково погладила мягкую ткань платья и покачала головой.

- Его возмутит пренебрежение, с которым ты относишься к его дару. Он бешеный и может прибить если не тебя, так меня. За то, что не исполнила приказ.

Она не без лукавства покосилась на девушку, но спрятала улыбку, увидев, что Эмма, покорно вздохнув, стала распускать шнуровку туники.

Тетсинда с готовностью принялась помогать: подала платье, приняла старую одежду, суетилась, оправляя складки.

Эмма растерянно оглядела себя. Она еще никогда не носила столь длинных одеяний, полностью закрывающих ступню. Ткань была удивительно мягкой, но чуть покалывающей, что невольно напоминало прикосновение мыльной пены. Эмму несколько смутило, что одеяние столь плотно облегает ее, однако Тетсинда с одобрением оглядывала девушку. Это светлое, словно из тумана, платье в темном покое подчеркивало изящество ее стана и безупречную красоту рук. Тетсинда схватила гребень и стала торопливо приглаживать длинные распущенные волосы Эммы, но та нетерпеливо отвела ее руку.

- Ты меня, как товар на продажу, прихорашиваешь.

Впервые за три недели Эмма вышла из своего добровольного заточения. Ее окружили запах дыма, навоза, сена и нагретого солнцем камня, отдающего вечерним сумеркам свое тепло. Осторожно приподнимая подол, она перебиралась через груды щебня и нечистот. Вокруг нее звучала чужая речь, глухо зарычала большая собака, мимо которой она проходила. Эмма старалась не глядеть по сторонам, однако когда они оказались на широком, мощенном еще римлянами плацу, истертые плиты которого наполовину ушли в землю, она невольно огляделась. И первое, что увидела перед собой, - полуразрушенный Сомюрский собор. Когда-то зто было внушительное здание с массивными стенами из светлого известняка, узкими арочными окнами и сводчатым главным входом, от которого к плацу вели высокие ступени. Прежде у собора, по-видимому, была величественная колокольня, теперь же в сумеречное небо врезался один почерневший остов. На светлых стенах над порталом также были видны следы копоти, ступени искрошились и поросли травой, врата были выбиты, а внутри метались красноватые отблески факелов и слышался возбужденный гул и звон металла.

Эмма поежилась, когда они миновали массивную, черную от копоти арку, и в лицо пахнуло спертым воздухом, насыщенным запахами пота, горелого мяса и чадом факелов. Она невольно задержалась, медля в проходе, широко открытыми глазами глядя на открывшееся зрелище.

Перед нею тянулся вдаль длинный зал крипты с рядом квадратных каменных колонн, подпиравших массивную толщу свода. Везде были заметны следы былого пожара, трещины, витал затхлый дух старой гари, смешанной с пылью и сыростью запущенного помещения. Темное облако дыма от факелов и разведенных в центре крипты на плитах пола костров стояло в воздухе, не позволяя целиком разглядеть толпу пирующих норманнов. Дым ел глаза, щипал в горле. Однако, немного привыкнув, Эмма различила длинные столы из грубо сколоченных досок, стоявшие вдоль ряда колонн и заваленные всякой снедью. Норманны сидели, развалясь на скамьях или лежали прямо на полу. Даже пируя, они не расставались с доспехами и оружием, хотя многие из них и сняли шлемы, водрузив их здесь же, на столах, среди объедков. Они пили из рогов и бурдюков пиво и вино, пожирали мясо, отхватывая его огромными кусками от едва обугленных туш быков и свиней. Черный от дыма свод со слабыми следами былой росписи гулко перекатывал эхо речей, рева, ругательств. Некоторые из пирующих пели, отбивая такт рукоятями кинжалов и рогов по столам. Испуганные пленники едва успевали подносить все новые кувшины с пивом и мехи с вином. Под столами, среди объедков и храпящих пьяных тел, возились лохматые псы, с рычанием грызя огромные кости. С викингами за столом находились несколько захваченных ими женщин, некоторые из них были совершенно пьяны, сидели с равнодушными лицами или смеялись, иные же плакали, слабо вырываясь из цепких объятий варваров. Одну из них какой-то норманн насиловал, опрокинув через скамью. Юноша-франк наигрывал на свирели, и несколько норманнов, пьяно покачиваясь и толкаясь, пытались плясать. В дальнем конце крипты, на возвышении, где ранее располагался алтарь, виднелась широкая, покрытая шкурами скамья. На вея, развалясь и хищно посмеиваясь, восседал Ролло. К его плечу бессильно припала головой абсолютно пьяная, бессмысленно озиравшаяся вокруг супруга виконта Тибо. Платье ее было разорвано, грудь обнажена. Обняв ее за шею мускулистой рукой с широким золотым наручьем, Ролло медленно поил несчастную виконтессу из широкой золоченой чаши вином. Женщина пыталась пить, борясь с мучительной икотой. Ролло улыбался и ласково целовал ее в висок. Все еще с улыбкой, он повернулся, взглянул в глубину крипты, и лицо его медленно застыло. Он машинально отставил чашу и небрежно оттолкнул женщину.