Кремовые розы для моей малютки - Вита Паветра

Значит, Долорес. Господин комиссар вспомнил разговор со старухой. Он притворялся, что не знает о существовании ее внучек. И миссис Тирренс охотно поведала господину комиссару о старшей — «неблагодарной скотине, по которой тюрьма плачет!», и младшей — тихоне и милой малютке. Почему ее не видно, спросил Фома. Мне необходимо с ней поговорить — возможно, девочка что-то видела. Ах, сказала миссис Тирренс, деточка моя выходит только в сумерках или ночью, бедная малюточка. «Стеснительная девочка. Такая ранимая, нежная. Просто куколка из шелка, а не ребенок. Все близко к сердцу принимает, малютка моя! Ничего сказать нельзя — сразу злится и плачет, плачет… Очень ранимая, очень!» Все-таки мне хотелось бы с ней поговорить, твердо сказал Фома. Старуха нехотя согласилась. Лучше у нее в комнате, сами видите — белый день на дворе, господин комиссар. В комнате, так в комнате, покладисто сказал Фома и направился в мансарду.

Вид «милой деточки и малюточки, шелковой куколки» поразил господина комиссара. Зато отвечала Долорес охотно. Нет, она никуда не выходила. Нет, она ничего не видела. Что делала? Читала, мечтала. Ела пирожные. Бабочками любовалась, хихикнула она. Вон, банка на шкафу стоит — правда, красивые? Правда, согласился Фома. Такой ослепительной красоты я давно уже не видел. Как они называются, мисс? Возможно, я захочу купить — в подарок своей племяннице. Очень любит все красивое — розы, куколок, бабочек, улыбнулся Фома. Черные глаза его собеседницы резко моргнули, сверкнули углями… и все пропало. Как говорите, называются эти дивные создания? Morpho peleides? Ах, мисс… в мои пятьдесят лет память — совсем никудышная. Дырявая, ажурная, хех! Она улыбнулась, явно желая одного: чтобы этот человек убрался отсюда поскорее. Человек и сам собирался уходить, надо будет — придет еще раз. Мисс, я вас очень попрошу — запишите мне название бабочек. Ага, на листочек. Буду вам очень признателен, очень.

Получив желаемое, Фома рассыпался в благодарностях. А как вы думаете, мисс, кто убил вашу служанку? Малюточка фыркнула: да никто ее не убивал, сама банки перепутала. И запила ромом, пфе! Дура она психическая, пьяница, держали из милости. Вам ее совсем не жаль, удивился Фома. Жаль, конечно, вздохнула малюточка, она прекрасно готовила.

На улице господин комиссар достал из кармана чистый конверт и осторожно опустил туда листок бумаги. Малюточка до его прихода ела пирожные, поэтому отпечатки должны быть отчетливыми. Подозревать девчонку, едва справившую первое совершеннолетие — вполне нормально. Однако и ей выгоды нет: золотые руки и кулинарный талант Фриды Петерссон — основа их семейного благосостояния. И даже богатства. Глупо убивать того, благодаря кому ты живешь без хлопот и забот. Припеваючи. Валяя дурака, читая и поедая дорогущие пирожные. Нет, малютка Долорес явно не убивала Фриду Петерссон.

Фома подошел к окну. Светлый сегодня день, ясный и радостный. Автобусы бегут, дамы нарядные прогуливаются, служанки сплетничают, собачки лают, на руках у дам. Вон, мальчишка-разносчик побежал. Охтыж, подумал Фома, я же купил газету, а просмотреть так и не удосужился. Пять минут погоды не сделает, ну-ка, ну-ка… он зашелестел страницами, в поисках нужной подборки. И, наконец, нашел. «Наша редакция, в полном составе, с глубоким прискорбием сообщает о кончине госпожи Софии (Сони) Голдвиг, супруги господина Иеремии Голдвиг, владельца и главы банка***, и нашего старинного, многоуважаемого подписчика. Смерть наступила сегодня ночью, в их фамильном особняке… сердечный приступ… доктора не успели… ангел во плоти… все родственники и друзья потрясены горестной утратой… о, злая Смерть, что срезала цветок… да восприимут ангелы душу твою кроткую ныне же в обителях райских…»

Фома вздохнул, закрыл газету и свернул ее вчетверо. А потом — мысленно вернулся к убийству служанки.

Выходило, что никому из живущих или временами бывающих в «пряничном» домике не нужна смерть Фриды Петерссон или как ее «окрестила» старуха — Глориозы Великолепной. Абсолютно никому. Так кто же, черт возьми, ее убил?! Фома сразу отмел мысль о самоубийстве или несчастном случае. И чем сильней его «толкали» в эту сторону, тем сильней он сопротивлялся. Сейчас ему казалось — он ловит руками воздух. Чего-то либо не знает, либо не видит в упор. Что-то проскользнуло в разговоре с обитателями «пряничного» домика. Что-то важное… оно мелькнуло и пропало. Но что это было, что?! Раздумья господина комиссар прервал телефонный звонок.

— Савлински, — хрипло сказали в трубке, — я тут кое-что обнаружил. Странное… может, ерунда. Может, и нет. Зайдете?

— Прямо сейчас? — буркнул Фома. Звонок Теда Новака сбил его с мысли — крупинка важного, позарез необходимого знания выскользнула, нырнула в глубину его памяти и скрылась. Бульк! — только ее и видели. Эх, Новак, Новак…

— Прямо сейчас, — нормальным голосом, без обычного ерничанья, сказал судмедэксперт. — Заодно, и листок свой приносите.

Фома вздохнул и отправился в лабораторию.

— Ну, что там у вас? — хмуро спросил он.

И судмедэксперт протянул ему запаянный целлофановый пакет, внутри которого блестела крохотная синяя искорка. Господин комиссар взял его и поднес к глазам, прищурился… хм. Что это такое? И откуда оно взялось? А? Он вопросительно глянул на Новака.

— Прилипло к подошве ботинка мертвой женщины, забилось между бороздками. Потому и сохранилась. По текстуре напоминает фрагмент крыла бабочки. Вот, я спецом выписал… Morpho peleides. Красивые твари. Дорогущие.

Фома вытащил из кармана конверт с листком. Осторожно открыл и показал Теду.

— Это еще что? — хмыкнул судмедэксперт.

— Тед, снимите отсюда отпечатки. И сравните с теми, что на изъятых банках — на всех. Хотя бы на одной они должны быть, а если на всех отпечатки стерты…

— … значит, это сделал убийца?

— Именно, — усмехнулся Фома. — Но что-то мне подсказывает, что кое-где отпечатки сохранились великолепно. Наш убийца, «милый душегуб», — весьма самонадеянный и самодовольный тип. И знаете, Тед…

— Что?

— Кажется, я вспомнил — где видел вот это, — он показал на поблескивающую синюю искорку. — И кое-что еще тоже вспомнил. Благодарю!

Тед Новак изнывал от любопытства.

— Я знаю, кто убил Фриду Петерссон. А вот зачем… — он медленно покачал головой.

— Савлински, вас никогда прежде не били? — вкрадчиво спросил судмедэксперт.

— Били, Тед, били. Давным-давно… и быстро перестали.

— Что так?

— Я научился сдачи давать. Так что и думать об этом забудьте.

— Вы невыносимый тип! Я же сдохну от любопытства! Давайте, колитесь… ну, пожалуйста!

— Я еще не до конца разобрался. Как все пойму — тогда. Мне нужно кое-что узнать, Тед, — задумчиво произнес господин комиссар и покинул лабораторию.

Тед Новак вздохнул и скривил ему вслед жуткую гримасу. Еще и кулаком потряс.

Стоило Фоме