Ритуал - Адам Нэвилл

Подталкиваемый сзади Фенрисом, Люк почувствовал запах древности. Он протискивался вслед за неуклюжим Локи по узкой темной лестнице, словно в чью-то жаркую, нечистую пасть. Чердак имел свой собственный дух. Холодный, пахнущий пылью воздух, собирающийся под покоробленными балками, спускался вниз, смешиваясь с густым смрадом мертвой плоти. Люк узнал этот запах. Так пахли давно высохшие тушки птиц и грызунов, чьи останки превратились в окаменелый налет. Такой же запах был, когда он обнаружил залежи дохлых крыс на чердаке своей съемной квартиры в Западном Хэмпстеде.

Его подтолкнули ближе к верху лестницы, и у него екнуло сердце. Глаза жгло от неспособности мигать. Что-то жило там — он слышал ночью. Сам факт того, что оно живет там среди этого ужасного смрада, напрочь отбил у Люка всякое желание его увидеть.

Локи со своим ростом еле протискивался между древними балками, досками и стеной, покрытой сухой, покоробившейся штукатуркой. Янтарный свет от покачивающегося у Локи в руке масленого фонаря падал ему под ноги, и Люк иногда видел маленькие, сильно потертые ступени.

Девчонка осталась внизу. На ее пухлом лице застыло выражение тревоги, или даже испуга. Бледно-голубые глаза выпучены в благоговейном страхе перед тем местом, куда толкали Люка ее компаньоны. Здесь наверху было нечто, что она явно видела раньше, но не хотела видеть снова.

Но Люк продолжал подниматься наверх, упираясь и спотыкаясь. К порогу черного пространства, куда толкали и тянули его Фенрис с Локи.

За пределами ореола от фонаря царила тьма. Гигант вдруг прикрыл огромной рукой стеклянный абажур и убавил в нем огонь, словно стараясь защитить чьи-то чувствительные глаза.

Лишь тонкая полоска тусклого дневного света проникала сквозь дырку в низкой черепичной крыше. Это была верхняя точка дома. Кульминация всех его ужасов и тайн. Стены, лестницы и балки не только поддерживали старое строение, но и скрывали то, что жило в нем. Изолировали и оберегали его и его долговременное предназначение. Люк буквально чувствовал предстоящее откровение, которого предпочел бы избежать. Он не мог даже глотать от страха, Тщетно пытался не думать о том, что еще можно найти в этих старых местах, посреди древнейших лесов Европы.

Очутившись внутри чердачного пространства, Локи и Фенрис впали в безмолвное благоговение.

Чья-то вонючая ладонь скользнула по лицу и прикрыла Люку рот, чтобы тот тоже соблюдал почтительную тишину. Это был Фенрис. Тощая, грязная рука плотно зажала ему губы. Костлявое плечо и грудь уперлись в спину, толкая дальше во тьму. Люк посмотрел себе под ноги.

Откуда-то слева лился янтарный свет. Старый масляный фонарь был поставлен на пол. Локи сгорбился рядом, прислонившись плечом к покатой крыше. Он глянул мельком в дикие глаза Люка, потом повернул голову и поднял фонарь, направив тусклый свет так, чтобы тот увидел. Увидел все.

Грязный свет залил пространство, и Люку захотелось закрыть глаза и больше не открывать. Фонарь высветил длинную прямоугольную мансарду со скошенными стенами, проходившую вдоль всего верхнего этажа здания. Из-под центральной балки спускался под откос низкий потолок, под которым Люк едва мог стоять в полный рост. Дальний край чердачного пространства оставался в тени. Но слева и справа от себя Люк видел отлично.

Та жуткая лесная церковь не годилась для них. По какой-то причине эти мертвецы были принесены в дом и хранились здесь.

Маленькие, тощие тела стояли или сидели вдоль стен, скрестив поблескивающие костлявыми коленями ноги и склонив безволосые головы. Раскрытые рты придавали пергаментным лицам рассеянное, сонное выражение.

Это были маленькие люди. Их одежды либо почернели и прилипли к тощим остовам, либо полностью выцвели и висели пыльными балахонами на хрупких тельцах.

Некоторые фигуры были связаны по рукам лохмотьями. Чуть дальше стояли грубые деревянные ящики, набитые пыльными костями и луковицеобразными черепами. От других обитателей усыпальницы остались лишь пирамиды из костей, пыли и мусора. В маленьких ящиках ютились и другие тела. Их останки хорошо сохранились. Кожа была темная и жесткая. Безволосые головы упирались в резные стенки древних гробов. Еще одна пятнистая фигура была посажена во что-то вроде березовой кадки, из которой она ухмылялась, уставившись в вечность.

Фенрис настойчиво подтолкнул Люка вперед, и тот увидел еще с десяток вертикально установленных желтоватых фигур. Казалось, их безгубые рты вот-вот заговорят. В темноте Люку показалось, будто их незрячие бумажные глаза чуть повернулись на свет. Проглядывающая из-под затвердевшей темной ткани плоть еще не окаменела. Блеск кожи выдавал ее эластичность, но Люк не хотел этого замечать.

В конце чердака он увидел старуху. Ее лицо было непроницаемым. Она стояла, полускрытая тенью, рядом с двумя маленькими, съежившимися фигурками, облаченными в какое-то подобие пыльных черных риз или халатов. Они сидели на маленьких деревянных стульях. Древних стульях. Детских стульях. Бок о бок, словно маленькие король и королева, запертые в возведенной в их честь гробнице.

Люк вспомнил фрагменты недавнего сна. Вспомнил звуки, исходившие к нему ночью сквозь потолок. Его рассудок помутился еще сильнее. Мысли в панике заметались.

А потом послышался шепот. Позади спиной. Вокруг него. Он то возвышался, то затихал. Не громче чем царапанье крысиных когтей по полу. Но самые невероятное, что этот еле слышный хор звучал из высохших ртов.

— Det som en gang givits ar forsvunnet, det kommer att atertas, — послышался из угла голос Локи.

— Det som en gang givits ar forsvunnet, det kommer att atertas, — повторил Фенрис ему в ухо.

Не веря своим глазам, Люк заметил на маленьких стульях движение.

Он вгляделся в сумрак чердака. Движение повторилось. Одна сухая голова шевельнулась. Острый подбородок приподнялся. Раздался шорох старой бумаги. Вздох.

Фенрис подтолкнул его ближе. Люк качнулся вперед, не чувствуя ног.

Рваные силуэты костлявых предков наблюдали за ним со всех сторон. Словно листья, потревоженные едва заметным сквозняком, зашевелились они вокруг него. Чтобы не закричать, он попытался объяснить себе, что это жуткое оживление было вызвано мерцанием света от покачивающегося фонаря. Но не смел повернуть голову, чтобы убедить себя, что это едва уловимое движение высохших, мумифицированных тел было всего лишь игрой света или воздуха, пробивающегося сквозь старые балки крыши. Вскоре эти догадки исчезли, потому что внезапно все его внимание приковали сидящие на маленьких тронах фигуры.

Маленький рот открылся, обнажив беззубые, тонкие как хрящи десна. Дрогнув, разжались в глубоких глазницах веки. В свете фонаря слабо блеснули черные глаза.