Статский советник - Валерий Пылаев

class="p1">Так что с баррикадой на мосту я не стал рисковать и переть напролом — снес издалека магией: сначала срезал Серпами караульных, а потом расшвырял заграждения. Резерв ничуть не просел — кажется, даже наоборот — заполнялся из Источника быстрее, чем я расходовал энергию Дара. Панцер прогрохотал по мосту и, наконец, оказался на острове.

В самом сердце старой части Страсбурга.

А потом темнота впереди ожила вспышками выстрелов и боевых заклятий. То ли все-таки доложил кто-то с вокзала, то ли разглядели дозорные с крыш. А может, среди дежурных офицеров оказался достаточно сильный, способный разглядеть в темноте намного больше простого смертного — или попросту почуять целую толпу Одаренных, невесть откуда появившуюся со стороны железной дороги.

В конце концов, сам по себе ломящийся в центр города панцер определенно заслуживал внимания — да и времени уже прошло предостаточно. Мы и так забрались от вокзала куда дальше, чем я надеялся. Осталось выяснить, какую часть воинства герр наместник оставил для защиты собственной резиденции. Тяжелое вооружение, конечно же, все уже давно откочевало на северо-восточные окраины, но зато на острове нас могли поджидать лояльные Рейху аристократы, Одаренные офицеры и еще черт знает кто.

Впрочем, по-настоящему серьезных магов среди них, похоже, не оказалось. Я по привычке перехватил пару заклятий в воздухе, еще несколько принял на Щит — а потом просто добавил еще один контур в плетение Лат. Этого вполне хватало закрыться от шальной пули из винтовки, а Одаренные упорно лупили не в меня или ополченцев, а по бронированной морде панцера … и лупили без особой пользы. Металл звенел и плевался искрами, отражая местные аналоги Булав и Серпов — но уступать заклятиям пока явно не собирался.

— Вперед! — заорал я, разворачивая пулемет. — Огонь!

За моей спиной раздался рев, в котором на мгновение утонула даже винтовочная трескотня и вой боевой магии. Две с половиной сотни глоток рявкнули в один голос, и раскатистое русское “Ура!” звучало чуть ли не громче уже ставших привычными “За Эльзас!” и “За императора Жозефа!”. Оболенский, как я и приказал, сейчас уводил свою группу вдоль канала налево… и я почему-то очень не завидовал солдатам, которые попытаются остановить его на пути.

Пулемет в моих руках задергался, оживая, но вместо обычного стрекотания я услышал только глухие удары — будто бы кто-то неторопливо вколачивал в броню панцера гвозди огромной кувалдой. Время снова замедлилось настолько, что еще немного — и я увидел бы покидающие тупорылый толстый ствол пули. Раскаленные кусочки свинца сливались в огненные плети — и хлестали по темноте, выбивая стрелков и Одаренных. То и дело впереди вспыхивали вражеские Щиты… лишь для того, чтобы тут же погаснуть. Я старался лепить короткими очередями, но пулемет все равно затих быстрее, чем мы пробились вглубь острова на две сотни метров.

— Патроны! — Я вышвырнул на дорогу опустевший короб. — Двигаемся вперед, прямо по улице!

Перезаряжать здоровенную железку оказалось не так уж просто — особенно на ходу, когда она то и дело норовила вырваться и заехать рукоятью по зубам. Я провозился черт знает сколько — впрочем, стрелять в это время было особо не в кого. Ополченцы где-то сзади добивали отряд, а самые проворные уже мчались следом за панцером, который то и дело вздрагивал от ударов.

Жан-Поль то ли еще не успел привыкнуть к габаритам стального гиганта, то ли из чистого хулиганства сносил бронированной мордой припаркованные вдоль улицы машины. Те смятыми консервными банками разлетались в стороны, громыхали о стены и домов и дорожные знаки. А часть и вовсе застревала в витринах: первые этажи в домах почти повсеместно были заняты магазинами, кофейнями, крохотными пивными…

Местные дельцы определенно рисковали утром проснуться изрядно обедневшими.

— Юх-у-у-у! — Из люка спереди высунулась темно-рыжая макушка Жан-Поля. — Это даже круче, чем водить спортивный автомобиль! Куда нам теперь?!

— Налево! — Я кое-как пристроил конец ленты в патронник. — И спрячь голову, черт бы тебя побрал!

Увлекшись разрушением всего вокруг, Жан-Поль едва не прозевал в утреннем полумраке нужный поворот. Панцер снес газетный киоск, не снижая хода повернул и, кажется, с десяток шагов даже скользил по мостовой, вхолостую перебирая гусеницами. Но потом снова зацепился, чудом миновал угол дома, опрокинул фонарный столб и, напоследок лягнув криво припаркованный фургон, выкатился на площадь Клебера.

Ее я узнал сразу: не раз видел и на фотографиях, и уж тем более — на картах. На бумаге серый прямоугольник был размером с детскую ладошку, но в реальности оказался с сотню метров в длину, и немногим меньше — шириной. Вокруг уже стало достаточно светло, чтобы разглядеть вдалеке бегущие фигуры в сером: немцы мчались с дальнего угла наискосок, явно желая поскорее укрыться за памятником в центре.

Я срезал чуть ли не дюжину длинной очередью, а потом расстрелял военный грузовик. Машина вспыхнула, как факел, и света тут же стало немногим меньше, чем днем. Спешившие за панцером егеря-ополченцы тут же принялись добивать уцелевших из винтовок, и через несколько мгновений было уже не с кем. Площадь опустела — конечно, если не считать самого Жан-Батиста Клебера.

Застывший в бронзе четырехметровый соратник Наполеона Бонапарта, горячо любимый местными французами, конечно же, остался стоять неподвижно. И вряд ли смог хоть немного повернуть голову, чтобы проводить взглядом отважных соотечественников из Эльзаса.

Но я почему-то не сомневался, что мсье генерал остался крайне доволен увиденным.

И я не собирался его разочаровывать. Расстрелял остатки патронов в ленте по отступающим солдатам, попросил следующий… и сам не узнал собственный голос. Глухой, хриплый, похожий то ли карканье вороны, то ли на рев умирающего медведя. Видимо, уже успел сорвать, когда орал команды.

Панцер прогрохотал вдоль площади Клебера, то и дело роняя фонарные столбы, и повернул направо. Мы уже изрядно оторвались от пехоты, но я почему-то и не думал приказать Жан-Полю гнать помедленнее. Конечно, куда разумнее было бы дождаться поддержки, ударить единым кулаком, а не растягиваться на несколько улиц… и все же что-то почти насильно гнало меня вперед.

Я не сопротивлялся. Сверхчеловеческое чутье уже не раз предупреждало, что время заканчивается, утекает из невидимых песочных часов — и я научился верить. В конце концов, оно еще никогда не подводило.

— Куда теперь?! — Жан-Поль снова вынырнул из люка. — Я не знаю дороги!

Хотел бы я сам ее знать. Сопротивления после площади мы почти не встретили — если не считать разбегающихся во все стороны редких ополченцев и стрелков в форме местной полиции. Но центр Страсбурга сам оказался той еще ловушкой: один неверный маневр,