Статский советник - Валерий Пылаев

независимые, князь, — Жозеф повторил слово для пущей убедительности. — Но сейчас, пока эти земли являются частью германского Рейха и находятся под управлением наместника, в любом случае слишком рано рассуждать об этом. Возможно, мы еще вернемся к этой беседе, когда освободительная армия займет Страсбург, и герцогиня сделает официальное заявление. После этого мы сможем обсудить с вами условия союза Франции и Российской империи, князь. — Жозеф отодвинул стул и поднялся, ясно давая понять, что на сегодня разговор окончен. — Но уж точно не раньше.

Глава 36

— Старый… пингвин.

Я еле удержался, чтобы вместо благородной птицы не вспомнить что-нибудь куда менее подобающее особе королевской крови. Выругаться хотелось отчаянно — настолько, что я уже почти готов был плюнуть и на регламент, и на приличия, и на присутствие в комнате титулованных аристократов.

Впрочем, они-то как раз наверняка бы меня поняли. Оболенский уж точно — судя по мелькнувшему в его взгляде одобрению. Его величество Жозеф Бонапарт подложил нам изрядную свинью. Настолько крупную, что я уже всерьез начал сомневаться, что дело выгорит.

Нет, едва ли хоть кто-то из собравшихся в комнате думал, что наместник сложит оружие и встретит армию герцогини с цветами, как встречали города и коммуны к западу отсюда. Прямо за Рейном начинались земли, которые сотни лет населяли германцы — да и в самом Страсбурге их было не меньше половины. Не говоря уже о тренированных солдатах и офицерах Рейха: тысяча серых мундиров — а может, и все полторы-две, не считая местного ополчения.

А еще — пулеметы, пушки и остатки панцеров. После разгрома под Сен-Жоржем наместник больше не пытался застать нас врасплох или встретить в поле — напротив, пятился, уступая освободительной армии километр за километром. Саверн сдался без единого выстрела, а коммуны по обеим крупным дорогам за ним и вовсе будто не заметили появления грузовиков и оравы парней под французскими знаменами. Кто-то из местных искренне радовался нашему появлению, кто-то недобро косился на чужие флаги на ратушах — но все продолжали жить так, словно ничего особенно не случилось.

Наша армия буквально взяла Страсбург в клещи с севера и запада. Посыльные докладывали, что и на юге почти не осталось ни немецких укреплений, ни даже постов. Разведчики на автомобилях добирались чуть ли не до самой швейцарской границы в сотне километров — и порой за целый день не видели ни одного солдата в серой форме Рейха — даже издали. До этой части Эльзаса война будто и вовсе не добралась.

Немцы отступали — но только для того, чтобы наглухо окопаться в Страсбурге. Бросали дежурные части и укрепления, стягивали технику и всячески избегали боя. Наместник фактически сдал нам все по эту сторона Рейна, сохранив лишь один-единственный город. Сомнительное решение, если хочешь сохранить власть.

И весьма эффективное — если перед тобой стоит одна единственная задача: связать мятежников, запереть их в Эльзасе и не дать во всеуслышание заявить об освобождении без пяти минут французских земель.

— Такое чувство, будто меня обманули… — тихо проговорила герцогиня, — всех нас.

Страсбург оказался крепким орешком — настолько, что челюстям освободительной армии определенно не хватало сил его разгрызть. От Диншема, где расположился наш штаб, до окраин города оставалось каких-то два-три километра — но их еще предстояло пройти. Даже сейчас откуда-то издалека доносилась пулеметная стрекотня и глухие хлопки орудий. Отряды ополченцев прощупывали немецкие укрепления… и вряд ли особенно удачно.

Жозеф наверняка знал, что все так и будет — не мог не знать. Без хоть какой-то помощи французской армии местным оказалось нечего противопоставить броне панцеров и огневой мощи пулеметов — кроме собственной отваги. Если бы я лично возглавил атаку, повел на приступ несколько тысяч кое-как вооруженных людей разом, а Одаренные кромсали боевыми заклятиями укрепления и позиции стрелков на чердаках и балконах жилых домов, уничтожая магией все без разбора… пожалуй, мы победили бы, хоть и ценой трех четвертей войска и разрушив город чуть ли до основания.

А ее светлость герцогиня из героя-освободителя тут же превратилась бы в мясника.

Не знаю, просчитывал ли Жозеф такой исход — но текущее положение дел его определенно устраивало. С одной стороны, застрявшая на левом берегу Рейна освободительная армия становилась для Франции надежным щитом — в случае, если канцлер решил бы отправить в против нас больше солдат и техники. С другой — укрепившиеся в Страсбурге немцы никак не давали заявить об освобождении Эльзаса, позволяя его величеству оттягивать решение о помощи сколь угодно долго. Приходилось признать, что за столом переговоров хитрый и осторожный Жозеф переиграл меня чуть ли не полностью.

И мне оставалось только переиграть его здесь, под Страсбургом.

— Может быть, осада? — Герцогиня снова склонилась над картой. — Если мы сможем окружить город…

— Нет, — вздохнул я. — К сожалению, нет, ваша светлость. Даже если мы сможем взорвать мосты вверх и вниз по течению, все равно останется переправа в самом Страсбурге, по которой пойдут и боеприпасы, и провиант, и подкрепления. К тому же у меня есть серьезные сомнения, что господин канцлер будет настолько любезен, чтобы предоставить нам столько времени… Признаться, я вообще удивлен, что регулярные части из Фрайбурга еще не перешли Рейн и не ударили нам во фланг.

— Не говоря уже о том, что для окружения Страсбурга неполных четырех тысяч бойцов явно недостаточно. — Оболенский покачал головой. — Это кольцо будет больше напоминать решето, ваша светлость.

— Так найдите еще! — Герцогиня сверкнула глазами и подалась вперед, будто собираясь выпрыгнуть из кресла. — Добровольцы появляются каждый день, аристократы жертвуют тысячи и тысячи франков. Что вам еще нужно, мсье?!

— Деньги нельзя есть, — отозвался я. — И уж тем более франками нельзя вооружить бойцов. Вы правы — я действительно могу призвать под ваши знамена вдвое больше людей, но им придется идти на немецкие укрепления с граблями и вилами. Все склады на западе уже давно выгребли подчистую, а местные солдаты Рейха взрывали или сжигали при отходе. Раздобыть винтовок попросту негде, а от десятка ружей будет немногим больше толку, чем от рогаток. Но дело даже не в этом, ваша светлость. — Я откинулся на спинку кресла. — Для лобового штурма Страсбурга будет мало и десяти тысяч… конечно, если вы не хотите шагать к резиденции наместника по колено в крови.

— В лагерь приходят перебежчики. Они говорят, что у противника меньше десятка панцеров, всего несколько пушек и нет даже одного полка солдат, — задумчиво проговорил Оболенский. — Около тысячи штыков в общей сложности. Если в город еще не