Мировая история в легендах и мифах - Карина Кокрэлл

И наконец — вмятина от колумбовых колен на багамском песке. А потом — воткнутые тут же, оптимистично припасенные для такой ситуации знамена королей Кастильи, и нестройный (но с душой и со слезами в голосе), исполняемый мореплавателями речитатив молитвы Gloria in Exselsis Deo — перед аудиторией недоуменно (но одобрительно) переглядывающихся островитян, одетых в гораздо большем соответствии с окружающим курортным пейзажем и местным климатом.

Чаще всего повторяют и впрямь поражающую воображение историю о том, как Колумб до новой земли доплыл, а ведь еще более интересно и загадочно другое: как он вернулся?[196]

И вправду, как? Никакого иного двигателя, кроме течения и ветра, у каравеллы пятнадцатого века — нет. Без знания ветров и течений района навигации плавать при таких условиях, конечно, можно, но прибытие куда-то конкретно становится идеей весьма абстрактной. Колумб понятия не имеет, в какой части света он находится (если верить популярной теории), и думает, что плавает где-то у берегов Японии-Сипанго, или Китая, или Индии. Что наводит на мысль: он вряд ли мог обладать подробной информацией о тамошних ветрах и течениях, ибо европейские корабли здесь — впервые. Но…

«…он знает, как вернуться назад, а это непросто, учитывая, что в коридоре от Канарских островов до Антильских ветры и течения имеют западное направление. Не зная этого секрета, обратного пути в Испанию не найти. От Антильских островов надо взять к северу, чтобы достичь Гольфстрима, который практически естественным образом выносит суда к Азорским островам. Христофор Колумб уверенно выполняет этот маневр…»[197] Значит, знал о Гольфстриме? А ведь Гольфстрим не был обнаружен (во всяком случае, официально) до 1513 года. В то время Колумб вот уже семь лет как покинул наш шарообразный безумный мир.

…В только что обретенный рай из Испании ринулись за золотом и землей рыцари удачи, которых недавняя окончательная победа над маврами убедила, что нет ничего невозможного, если за дело взяться беспощадно и решительно. С ними за океан поплыли монахи и инквизиторы — в облачениях, провонявших смрадным дымом костров аутодафе. Они привезли с собой из Старого Света созданного ими же по собственному образу и подобию неумолимого бога…

Когда-то, сразу после Первого Контакта цивилизаций, Колумб написал о коренных американцах в своем дневнике: «Поскольку они держали себя дружественно по отношению к нам и поскольку я сознавал, что лучше обратить их в нашу святую веру любовью, а не силой, я дал им красные колпаки и стеклянные четки, что вешают на шею, и много других мало ценных предметов, которые доставили им большое удовольствие. И они так хорошо отнеслись к нам, что это казалось чудом».

Очевидец Лас Касас опишет, как пришельцы пытали островитян о местонахождении золотых копей, поджаривая их на медленном огне… Испанская сталь, рабский труд на золотых и серебряных рудниках, неведомые, привезенные из Старого Света болезни — и вот спустя всего двенадцать лет на островах, открытых Колумбом, оставалось менее трети едва живого коренного населения. И тогда в Новый Свет повезли африканцев, которых охотно и недорого поставляли португальские работорговцы…

Перед первым плаванием Колумб все добивался от кастильских королей титула «вице-короля» открытых им земель. И они дали ему такой титул. Вот только зря. Короля конкистадоров из Колумба не получилось. Правителем гениальный навигатор оказался непоследовательным и, надо признать, бездарным.

Дальнейшее происходило вполне предсказуемо и по законам жанра: когда истреблены были индейцы, поселенцы стали с особой яростью враждовать друг с другом. Золотая лихорадка колотила их, в том числе и Колумба, посильнее завезенной из Старого Света малярии. В основанных им колониях не прекращались бунты и смуты, нарастал беспредел. Испанцы отчаянно искали, а потом делили найденные сокровища Нового света. В недавнем раю теперь тянуло черным дымом костров аутодафе, болтались в петлях повешенные.

После своего четвертого, последнего, самого трагического плавания полуслепой, страдающий тропическим артритом, малярией и мучительным осознанием, во что превратился открытый им мир, навигатор уже навсегда вернулся в Испанию.

До самой смерти Колумб дрейфовал между реальностью и полубредом, не в силах отделить одно от другого, и маниакально утверждал, что был ведом в поисках новой земли Богом и Провидением. Он одержимо искал в книгах Пророков обоснования того, что именно Господь, а не кто иной привел его туда. Как будто кто-то возражал…

Навигатор умрет в Вальядолиде пятидесяти пяти лет, лишенный всех титулов и заслуг[198]. С ним будут только его сыновья и брат Бартоломео. Примечательно, что среди событий, происшедших в 1506 году в этом испанском городе, в числе всяких там местных знаменательных событий — феерий, ярмарок и т. д. — смерть первооткрывателя Нового Света даже не упомянута.

3 августа 1492 Anno Domini. Порт Палое де ла Фронтера

Предрассветный ветер terral, что в августе вечно дует здесь с гор Сьерра Морены, разносит по узким улицам портовые ароматы — гнилых водорослей, рыбы, железистой[199] воды Рио Тинто и просмоленного дерева. А ведь когда-то порт Палое знавал лучшие дни и лучшие запахи!

Было время, пахло туг и малабарским перцем, и имбирем, и корицей, и другими драгоценными пряностями, щепотка которых стоит целой коровы или парочки овец. Бесчисленные грузчики катили тогда на причалы бочонки с хиосской мастикой, дорогими винами, сгружали тончайшие, невиданные ткани, сводили по гулким сходням тонконогих коней с нервно подрагивающей, лоснящейся шкурой. Эх, да мало ли! Но все это — до того, как магометане взяли Константинополь. Теперь куда опаснее стало европейцам ходить старинными средиземноморскими торговыми путями: турки то и дело пускают на дно чужие купеческие корабли. Процветают только португальцы. В своей знаменитой школе Генриха Мореплавателя в Сагреше они сумели построить каравеллы, способные уверенно плавать в океанских водах, и теперь опасности El Mediterraneo[200] португальцев не касаются: океаном они вышли к богатому золотом побережью Африки и завладели им, а еще — обогнули Мыс Бурь, откуда рукой подать до изобильного Востока! Потому и называют теперь португальцы Мыс Бурь по-новому — Cabo da Boa Esperanca, мыс Доброй Надежды. Для них-то — доброй! А вот в испанских портах — куда пустыннее и тише. Поредел лес мачт в гаванях. Разоряются судовладельцы. Нищенствуют семьи грузчиков и моряков.

И вот, невесть откуда, является пред их королевскими величествами Изабеллой Кастильской и Фердинандом Арагонским некий генуэзец по имени Колумб и утверждает, что точно знает еще один, нехоженый путь на заветный Восток: нужно лишь обогнуть земной шар, плывя океаном на запад… И убедил-таки, и королевских величеств, и даже бывалых палосских капитанов — братьев Пинсонов[201]. Говорят, они даже деньги вложили. А уж весь Палое прекрасно знает, что эти братья зря руку в карман не опустят, особенно Алонсо! Честные горожане также прекрасно знают и другое: не поддержи генуэзца Пинсоны, ни один моряк ни за какие деньги не записался бы в команду этого безумца! Ну, может, один только Васкез, да его amigos и записались бы. Васкез, будучи в сильном подпитии, убил весной городского глашатая. В чем там было дело, горожане рассказывали разное, но все сходились на том, что глашатай Квинтеро и голос имел, что труба Страшного суда, и задирист был, земля ему будет пухом! Так вот: Васкесу и его верным amigos (они попытались устроить ему побег, да сами за это к нему в тюрьму и угодили) сам альгуасил пообещал свободу, если те запишутся плыть с итальянцем на край света[202]. Удивительно ли, что они согласились!

В конце концов, на три каравеллы моряков все-таки набралось.

Вот сегодня и провожают этого генуэзца с братьями Пинсонами. Из всей их флотилии только «Санта Мария» — приличный корабль доброй галисийской постройки. Остальные — доброго слова не стоят. Особенно «Санта Клара» по прозвищу «Нинья»: куда на такой крохе — и в Океан!

…Необычно для столь раннего часа такое многолюдие в порту. А ведь честной палосский люд не протрезвел еще после вчерашнего праздника Нашей Сеньоры святой Анхелес! Вот почему глаза и у грузчиков, и у морских волков, и у их усталых подруг ночного ремесла — красновато-мутные, как воды Рио Тинто! Все чаще среди многоголосицы на пристани, перебранок, пения, хлопков и перебора гитарных струн раздаются женские всхлипы, а кое-кто из женщин начинает уже просто голосить. А тут, как это бывает, услышав матерей, завопили и младенцы на руках: вой поднялся — точно похороны! И то понятно: мужья и сыновья уходят из родного Палоса в неведомый океан к какой-то неизвестной, не иначе, проклятой земле. Которая, к тому же — то ли есть, то ли нет. Так далеко заплывать ведь и португальцы-то еще не отваживались. Воды и провизии с собой берут аж на два месяца. На Канарах пополнят запас, а что потом — неизвестно… И тащит их на верную смерть этот седой, носатый навигатор Колон, невесть откуда взявшийся на их голову! Ну, хоть одно утешило семьи — заплатили морякам за четыре месяца вперед из королевской казны!