Финно-угры и балты в эпоху средневековья - Валентин Васильевич Седов

О связях балтов западных районов Волго-Окского междуречья с населением рязанского течения Оки свидетельствует также керамический материал. Профилированные горшки, широкие миски с прямой цилиндрической верхней частью и усеченно-коническим низом, миски с округлыми плечиками (с черной или светло-коричневой лощеной поверхностью) принадлежат к мощинской культуре (Седов В.В., 1982, с. 41–45). Лощеные сосуды мощинского типа встречены в Борковском, Кузьминском, Дубровичском и Шатрищенском могильниках, а также на одновременных с ними поселениях рязанского течения Оки — Троице-Пеленицком, Вышгородском, Шатрищенском и Казарском городищах (Городцов В.А., 1925, с. 9; Трубникова Н.В., 1953, с. 82; Монгайт А.Л., 1961, с. 79). По мере продвижения на восток процент лощеной керамики на поселениях заметно уменьшается. Исследователи давно высказали предположение о проникновении этой керамики в рязанское течение Оки с запада (Третьяков П.Н., 1941б, с. 28; Трубникова Н.В., 1953, с. 82).

Наряду с трупоположениями, в Борковском могильнике открыто сравнительно небольшое число захоронений, совершенных по обряду кремации умерших. Вещевой инвентарь, встреченный в последних, не оставляет сомнения в отнесении трупосожжений к той этнической группировке населения, которая хоронила умерших по обряду трупоположения с восточной ориентировкой.

Погребения с северной и восточной ориентировкой Борковского могильника иногда отличаются и по местонахождению сопровождающих предметов. Так, нагрудные подковообразные застежки в мужских погребениях Жемчужного бугра (могилы 90, 96, 97, 99, 111) найдены там, где они обычно носились. В захоронениях Придорожного бугра эти застежки не имеют определенного места. Так, в могилах 35 и 63 они найдены на поясах погребенных, в погребении 5 — на лбу, в погребении 73 — на плечах и только в могилах 60 и 71 — на груди. Это позволяет думать, что для населения, хоронившего умерших на Придорожском бугре, эта принадлежность одежды была новинкой.

Две части Борковского могильника следует считать разноплеменными кладбищами. Основная часть погребений, раскопанных на Жемчужном бугре, оставлена населением, у которого бытовал обряд трупоположения с восточной ориентировкой. Могильник на Придорожном бугре в основном оставлен иной группой населения, которому были свойственны меридиональные захоронения. Смешанные по инвентарю захоронения Придорожного кладбища, вероятно, принадлежали метисному населению. Длительное соседство двух этнических групп населения в конечном счете и должно было привести к метисации и ассимиляции одной племенной группировки другой. Наиболее поздние захоронения Борковского могильника, судя по инвентарям, должны быть отнесены к населению, которое хоронило умерших в меридиональном положении. В связи с этим можно предполагать, что население, которому была свойственна восточная ориентировка погребенных, постепенно было ассимилировано.

Анализ обрядности и инвентарей других рязанско-окских могильников обнаруживает в составе населения, оставившего их, те же две этнические группы. Так, в Курманском могильнике эти группы занимали обособленное положение — могилы с захоронениями головой на север сосредоточены в северной части кладбища, в то время как погребения с восточной ориентировкой и трупосожжения сконцентрированы в южной (Седов В.В., 1966, с. 94, рис. 2).

На некоторых могильниках, правда, признаки этих групп выявляются не так отчетливо, как на материалах Борковского кладбища. Отчасти это обусловлено или заметно меньшим числом исследованных могил, или недостаточной полевой документацией. Вместе с тем следует учитывать, что какая-то часть рязанско-окских могильников относится уже к тому периоду, когда в результате метисации и ассимиляции этнографические особенности разноплеменных группировок населения в той или иной мере стерлись. Большое число трупоположений, ориентированных на северо-восток, в рязанско-окских могильниках, скорее всего, является следствием смешения выделяемых групп окского населения.

Так, материалы Кузьминского могильника выявляют значительную смешанность населения, оставившего памятник. Об этом говорит и ориентировка покойников. Преобладающими здесь являются направления северо-восток — юго-запад и юго-восток — северо-запад (88 % мужских и 85 % женских трупоположений). Все же при наличии богатого погребального инвентаря трупоположения Кузьминского могильника дают возможность выделить среди них могилы типа меридиональных погребений и захоронения типа Жемчужного бугра Борковского могильника. Правда, почти треть женских трупоположений оказывается со смешанным инвентарем.

Какие же этнические группы населения занимали среднее течение Оки в эпоху функционирования рязанско-окских могильников? Вопроса об этнической принадлежности населения, оставившего рязанско-окские могильники, касались многие ученые. Исследователь Борковского и Кузьминского могильников А.И. Черепнин, основываясь на разнородности погребальной обрядности в них и исходя из положения, что произвол в выборе ритуала был недопустим в древности, предполагал разноплеменной состав населения рязанского течения Оки. По мнению А.И. Черепнина, основным этническим элементом окского населения в эпоху рассматриваемых могильников были восточнофинские племена. Вместе с тем коренное население края в это время утратило самостоятельность и смешалось с пришлыми племенами тюркского происхождения. Исследователь отмечал далее, что в рязанско-окских могильниках среда погребений с трупосожжением возможны и славянские захоронения (Черепнин А.И., 1896а, с. 299–333; 1896б, с. 35–37; 1899, с. 55–58). Эту точку зрения разделял А.В. Селиванов (Селиванов А.В., 1909, с. 14, 15).

Однако позднее мнение А.И. Черепнина не было принято. А.А. Спицын, В.А. Городцов, Ю.В. Готье, А.М. Тальгрен, П.С. Рыков и другие археологи рассматривали рязанско-окские могильники как памятники исключительно восточнофинского (иногда точнее — древнемордовского) населения (Городцов В.А., 1909, с. 138, 139; 1910, с. 440–447; Готье Ю.В., 1930, с. 149, 150; Рыков П.С., 1933, с. 63–65; Tallgren А.М., 1929, s. 37–39). П.П. Ефименко в первой работе, посвященной этой группе археологических памятников, допускал, что племена, оставившие рязанско-окские могильники, по своему происхождению не связаны с восточными финнами, известными по дьяковским и городецким городищам. Это было пришлое население, которое по неизвестным причинам исчезло приблизительно в VII в. (Ефименко П.П., 1926, с. 81). Однако во второй статье П.П. Ефименко отказывается от миграционистской точки зрения и объясняет возникновение культуры рязанских могильников развитием у местных племен пастушеского скотоводства (Ефименко П.П., 1937, с. 45–47).

Позднее были намечены связи между культурой городецких городищ и культурой рязанско-окских могильников. Так, А.П. Смирнов утверждал, что городецкая культура непосредственно трансформируется в культуру рязанских могильников, поэтому население городецкой культуры можно считать предками племен, оставивших рязанско-окские могильники. Таким образом, по мнению исследователя, эти могильники оставлены местным поволжско-финским населением, конкретнее мещерой, исчезнувшей в процессе славянского расселения (Смирнов А.П., 1952, с. 45–53, 143, 144). Аналогичную точку зрения отстаивал А.Л. Монгайт (Монгайт А.Л., 1961, с. 72–76). Оба исследователя высказывали догадку, что в погребениях с обрядом кремации рязанско-окских могильников следует видеть славянские захоронения (Смирнов А.П., 1952, с. 141, 142; Монгайт А.Л., 1961, с. 78–80).

Однако ученые, отстаивавшие полное единство и прямую генетическую линию развития городецкой культуры и культуры населения, оставившего рязанско-окские могильники, не объясняют, чем же вызваны те заметные изменения, которые обнаруживаются в рязанско-окских могильных