Озорные рассказы. Все три десятка - Оноре де Бальзак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут встал вопрос о том, кому доверить сие важное дело, однако аббатиса воспользовалась своей властью и положила конец спорам, сказав, что оставляет за собой возможность помедитировать за работой. Десять дней с молитвой на устах и со смирением в сердце она штопала, зашивала, подрубала шёлковой нитью присланный архиепископом предмет. Потом собрался капитул, и было решено, что монастырь на добрую память засвидетельствует свою признательность архиепископу за его заботу о дщерях Божьих. И все до единой монашки, включая самых молоденьких послушниц, взялись за работу над благословенными исподниками, дабы воздать почести добродетели мудрого пастыря.
Тем временем прелат в делах своих насущных и неотложных и думать позабыл и о дочери покойного сеньора де Пуасси, и своих исподниках. И тут как раз у одного из придворных умерла жена, чертовски порочная и бесплодная, и он признался доброму священнику, что теперь хотел бы жениться на девушке благоразумной и верующей, которая, даст Бог, не наставит ему рогов, родит добрых милых детишек, будет доверять ему и захочет идти с ним по жизни рука об руку. Тут святой человек так расписал ему мадемуазель де Пуасси, что она очень скоро стала госпожой де Женольяк. Свадьбу справляли в парижском дворце архиепископа, где устроили настоящий пир. За столом сидели знатные дамы и именитые придворные, среди которых невеста казалась краше и лучше всех, ввиду того что архиепископ лично поручился за её девственность.
Когда на стол подали прекрасные блюда с фруктами и сластями, Сенто тихонько сказал архиепископу:
– Ваше высокопреосвященство, возлюбленные дочери ваши из Пуасси прислали вам блюдо для украшения центра стола.
– Несите! – Архиепископ залюбовался башней из расшитых канителью и ленточками бархата и атласа, похожей на античную вазу с крышкой, из-под которой струились изысканнейшие ароматы.
Невеста нашла под крышкой сласти, драже, марципаны и тысячи вкуснейших сухофруктов, коими угостила всех присутствующих дам. Засим одна из милых дам углядела шёлковый шнурок, потянула за него и извлекла на свет божий обиталище мужеска компаса, к великому смущению прелата, ибо раздался взрыв хохота, подобный артиллерийской канонаде.
– Правильно сделали, что поставили его на середину стола, – засмеялся жених. – Монашки весьма благоразумны. Ведь в этом кроются сладости брака.
Лучше не скажешь. И потому никаких других умозаключений и назиданий я делать не стану.
Как построили замок Азе
Перевод Е. В. Трынкиной
Симон Фурнье, проживавший в городе Туре, родом был из деревни Мулино близ Бона, название коего он в подражание некоторым откупщикам присвоил себе в качестве имени, служил суперинтендантом у покойного короля Людовика Одиннадцатого{80}, но, впав в немилость, бежал вместе с женой в Лангедок, бросив сына своего Жака{81} бессчастным да бедным, точно церковная крыса. Не было у Жака ничего, кроме его собственной персоны, плаща и шпаги, и только старики, гульфики коих отдали Богу душу, сочли бы его весьма богатым. Брошенный на произвол судьбы, Жак вбил себе в голову во что бы то ни стало спасти отца и уловить фортуну при дворе, который в те поры обретался в Туре. С самого утра добрый туренец на голодный желудок выходил из дома и, завернувшись в плащ, но держа нос по ветру, прогуливался по городу, ничуть не беспокоясь о своём пищеварении. Он заходил в церкви, оценивал их красоту, заглядывал в часовни, сгонял мух с картин и подсчитывал колонны в нефах – точь-в-точь любопытный, не знающий, как убить время и куда девать деньги. Порою он делал вид, что молится, а на самом деле высматривал дам, предлагал им на выходе святую воду, провожал взглядом, надеясь мелкими знаками внимания добиться их расположения, благодаря которому он, рискуя жизнью, заполучит или покровительницу, или очаровательную любовницу. За поясом у него было два дублона, кои берёг он пуще собственной шкуры, понеже последняя никуда не денется и заживёт, а вышеозначенные дублоны – нет. Каждый день он брал из своего запаса несколько денье, покупал хлеб и пару кислых яблок, коими подкреплялся, а потом пил в охотку и вволю воду из Луары. Сии благоразумие и умеренность были не только полезны для его дублонов, но и в нём самом поддерживали резвость и лёгкость борзой, ясный ум и горячее сердце, ибо вода в Луаре лучше любого горячительного напитка, поелику течёт наша река издалека и разогревается под солнцем да на песочке по дороге в Тур. В общем, каждый может себе представить, как бедный малый воображал тысячу счастливых приключений и добрых встреч, которым не хватало всего ничего, чтобы оказаться правдой. О, старые добрые времена! Однажды вечером Жак де Бон, так он назывался, хотя вовсе не был владетельным сеньором Бона, гулял вдоль дамбы, проклиная свою звезду и прочее, ибо, похоже, и последний дублон собирался безо всякого почтения с ним распрощаться, как вдруг на углу узкой улочки он чуть не столкнулся с дамой в вуали, и его ноздри сию же минуту учуяли сладкое благоухание женщины.
Дама, смело выступавшая в прелестных высоких башмачках на толстой подошве, была одета в платье из итальянского бархата с широкими рукавами и атласной подкладкой. Мало того, как бы являя образчик её богатства, сквозь вуаль сверкал в лучах заходящего солнца чистый адамант необыкновенных размеров, а лоб обрамляли волосы, столь изысканно завитые, взбитые и заплетённые, что наверняка стоили её горничным не меньше трёх часов работы. Она шла, как дама, не привыкшая передвигаться иначе, чем в портшезе. За ней следовал вооружённый с ног до головы паж. Без сомнения, то была или любовница какого-нибудь высокопоставленного господина, или придворная дама, ибо она высоко поднимала подол и, точно королева, плавно и неторопливо покачивала бёдрами. Дама или нет, но она понравилась Жаку де Бону, далеко не избалованному женским вниманием, и в отчаянии своём он решил, что не отстанет от неё даже под страхом смерти. И он принялся следить за незнакомкой, желая узнать, куда она его приведёт, в рай или в ад, на виселицу или в приют любви, и из последних сил питая призрачные надежды. Дама гуляла вверх по берегу Луары, в направлении Плесси, полной грудью вдыхала, будто выловленный из воды карп, свежий речной воздух и осматривалась по сторонам, словно мышка, которой всё интересно и всё надо обнюхать и попробовать. Заметив, что Жак де Бон упорствует и неотступно следует за дамой, замирает, когда она останавливается, и бесстыдно сверлит её