Наполеоновские войны - Чарльз Дж. Исдейл

местным военным начальникам волей-неволей приходилось принимать на себя многие её обязанности. А поскольку Уайтхолл почти ничего не делал, чтобы исправить положение дел — хотя государство увеличило своё представительство в королевстве в целом за счёт назначения таких чиновников, как инспектора по сбору налогов и материально-техническому снабжению армии, — и здесь явствовала необходимость перемен.

Несмотря на победы британской армии на Пиренейском полуострове и при Ватерлоо, даже этот самый внушительный бастион любителей благородного происхождения оказался под угрозой. После Ватерлоо герцог Веллингтон стал отчаянным противником любых перемен в наборе и составе офицерского корпуса. Покупка чинов, утверждал он, позволила добиться того, чтобы офицерами становились состоятельные люди высокого звания, кровно заинтересованные в благе государства и отечества. Он доказывал, что военные академии будут выпускать высокомерных педантов, тогда как, если офицер получит то же самое широкое образование, которое доступно любому обыкновенному дворянину, он будет лучше гармонировать с обществом и выполнять разнообразные роли — административные, политические, а также военные, с которыми он может столкнуться на службе. И ещё, люди, вышедшие из рядовых, скорее всего не сумеют ни завоевать уважение своих подчинённых — общеизвестно, что солдатам больше нравится, когда ими командует дворянин — ни приноровиться к своим товарищам-офицерам и, вероятнее всего, кончат пьянством. Тем не менее Веллингтон, пусть даже все его интересы и предрассудки подталкивали его в сторону таких взглядов, во время войны часто очень резко отзывался о тех людях, в работе с которыми опора на врождённые привилегии обременяла его, например:

«Я ничуть не сомневаюсь, что зло (постоянное нарушение дисциплины среди рядового состава) идёт от совершенной неспособности некоторых офицеров, командующих полками, исполнять свои должностные обязанности и… продвижения офицеров… посредством периодической замены, что лишает вознаграждения заслуги и старания и приводит всех в состояние одинакового безразличия и апатии…»[217].

В то же время, следует отметить, что зло не ограничивалось «некоторыми офицерами». Напротив, по крайней мере для Веллингтона, эта проблема имела общий характер. Так, «никто в британской армии никогда не воспринимает предписание или приказ как руководство к действию… каждый джентльмен руководствуется своей прихотью», или ещё лучше:

«Как вы можете рассчитывать на то, что [военный] суд признает офицера виновным в невыполнении своих обязанностей, когда он состоит из людей в разной мере виновных в том же самом?».

Хотя принадлежащие герцогу высказывания можно понять огульно, есть масса данных о том, что армейские офицеры слишком часто на первое место ставили своё дворянство, а на второе офицерские обязанности, примером чему служит то, что офицеры каждую зиму засыпали Веллингтона просьбами о возвращении в Англию, очень часто без малейших оправданий этого. Недостойные военного выходки были замечены даже на поле битвы: несколько кавалерийских полков было разгромлено, когда их командиры, потеряв способность к управлению, дали своим людям, как попало, галопом, нестись на врага, наподобие гигантской охоты на лис. Что же касается британских генералов, практика показала, что существующая система высоко возносила очень много некомпетентных и посредственных личностей, многие из которых, благодаря протекции или выслуге лет, попадали в строевые командиры. Возможно худшим их примером является сэр Уильям Эрскин (William Erskine), который, будучи почти слепым и психически неуравновешенным, одно время командовал Лёгкой дивизией (Light Division) на Пиренейском полуострове. Многие старшие офицеры, пусть даже они и не были обделены способностями, очень мало времени проводили на действительной службе — сэр Хью Далраймпл (Hew Dalrymple) за сорок пять лет, проведённых в армии, видел сражения только в одной кампании, когда его в августе 1808 г. послали в Португалию на смену Веллингтону. Веллингтон вполне был вправе сокрушаться: «Право же, когда я размышляю о качествах и достоинствах некоторых военачальников британской армии… меня бросает в дрожь». Как и в других областях государственной службы в армии предпринимались определённые ограниченные меры, чтобы изменить положение — так, герцог Йорк, главнокомандующий до 1809 г., добивался, чтобы все офицеры проходили обучение, по крайней мере обращению с оружием и ротным и батальонным манёврам, а в 1799–1802 гг. он основал учебные заведения, ставшие предшественниками Штабного колледжа (Staff College) и Королевской военной академии (Royal Military Academy). Да и не все армейские офицеры никуда не годились: качество низшего и среднего звена резко повысилось в ходе войн, и не исключено, что к 1815 г. британская армия была в этом плане одной из лучших в Европе. Однако, несмотря на это, основная трудность сохранялась: требования войны быстро опережали возможности старого порядка, хотя, чтобы наконец убедиться в этом, понадобилось поражение в Крыму.

Учитывая, что мы уже уделили много вниманию тому, как наполеоновские войны оживляли убеждения средних классов и стимулировали появление самостоятельного рабочего движения, можно было бы подумать, что данная глава закончится детерминистическим утверждением о том, что влияние периода 1803–1815 гг. было по своим последствиям в основном «прогрессивным». Хоть это и не исключено, но можно нарисовать и более сложную картину. Джефри Бест в книге о войне и обществе в революционной Европе назвал посвящённую Британии главу «Не столь Соединённое Королевство»[218]. Это название, очень удачно отражающее рассмотренные нами общественные разногласия, недооценивает одну довольно смутную возможность. Хотя Британия вела войну исключительно по образцу XVIII столетия, для целей территориальной обороны и внутренней безопасности она всё же мобилизовала силы беспрецедентного размера. Учитывая то, что, в частности, полки милиции беспрестанно перебрасывались с места на место по всей стране, это прежде всего создавало у сотен тысяч служащих в них людей представление о том, что Британия — это не только их деревня, город, где устраиваются базары, или графство. К этому добавлялось постоянное воздействие как официальной, так и неофициальной пропаганды, которая добивалась объединения всех классов в борьбе с Францией, доказывая, что все могут разделять славу побед, одержанных Веллингтоном и Нельсоном, и изображая Георга III средоточием преданности национальным интересам. Не так уж непосредственно связаны с войной, хотя и очень важны, появление газет в местах, где раньше не было периодической печати, общее развитие печати и устойчивый рост грамотности. Следствия всего этого несомненны: война впервые стала поистине национальным событием. В результате, пусть даже мобилизация ополчения и «добровольцев» означала, что землевладельческая олигархия прибегала к народу как к крайнему средству, но народ при этом сближался с государством. Короче говоря, наполеоновские войны в Британии «создали» не столько рабочий класс, сколько, как недавно