Лиловый (II) - Ганнибал

— Эль Кинди говорил мне, что это не так, — сказал Леарза. — Он говорил, что прошлое утратило свою истинность, а будущее еще не наступило… Что-то похожее мне говорил и профессор.

Ты веришь им? Ты всем веришь?

— Нет, я никому не верю. И тебе тоже. Кто ты? Почему я слышу твой голос, но не вижу тебя?

Меня невозможно увидеть.

Тихий смех.

Леарза продолжал стоять в пустоте космоса, и галактика медленно вращалась вокруг него.

Твой Дар все еще спит, сказал голос.

И даже когда он проснется, он ничего не даст тебе. Ты жалок и бессилен. Рано или поздно эти люди поймут, что с тобой происходит. Твоя собственная женщина предаст тебя, сообщит о твоем состоянии профессору. Они придут за тобой, они заключат тебя в маленькую белую комнату без окон и будут смотреть, как ты сходишь с ума. Быть может, вынудят тебя рассказывать им, что произойдет в будущем, а потом станут сверять твои прогнозы с прогнозами своих машин.

А потом ты умрешь, потому что все люди умирают.

— Мне все равно теперь, — возразил Леарза. — Если таково мое будущее, то я встречу его. Все равно ничего изменить нельзя, ты сам говоришь это.

А ведь это страшнее всего! Знать, что произойдет, предвидеть смерть и разрушение — и только быть в состоянии бессильно ожидать развязки!

— Сейчас я ничего не знаю, — сказал Леарза. — Я не знаю, как это. — Он обернулся, оглядываясь. — Эй! Эль Кинди! Проклятый ублюдок, ты здесь?

Тишина была ему ответом.

— Не скрывайся от меня, — уже тише добавил он. — Я знаю, ты где-то здесь, мерзавец.

Не зови его, он не слышит тебя.

— Что, ты занял его место?

Возможно, уклончиво ответил голос.

А какая тебе разница? Ведь ты в любом случае умрешь.

Леарза молчал, остановившись, безвольно опустив руки, склонив голову. Под кедами был бесконечный космос. Где-то далеко мигала красная звезда, казавшаяся почти точкой.

— Я знаю, кто ты, — сказал он.

Голос молчал.

— Ты…

Золотые огни Централа мягко сияли во тьме. Тьма была за окнами; там было холодно, там пронзительно дули зимние ветры, там в промышленных районах машины медленно пожирали человеческие жизни…

Эти мысли в последнее время редко покидали его; и теперь, хотя опять в особняке Кандиано был званый вечер, и беспечные гости пили вино и обсуждали какие-то сплетни, сам хозяин в отдалении от них устроился за низким столиком, приняв свободную позу в кресле, а за спинкой кресла, похожий на безмолвную статую, стоял закованный.

Этот закованный произвел настоящий фурор в Централе; усмехаясь про себя, Кандиано думал: сколь же бедна событиями их жизнь, если они готовы взахлеб обсуждать то, что у одного из них теперь появился слуга-закованный, которого тот держит за равного!

Поначалу, признаться, Кандиано хотел сделать этого человека одним из своих конюхов. Он знал: работа это несложная, и старшие товарищи быстро всему обучат новичка. Однако уже позже, когда он смотрел в черные глаза своего личного закованного, он понял, что такое решение было бы неправильным, и так Мераз стал чем-то вроде его телохранителя. Он действительно, если не брать в расчет его худобу, был высок ростом, жилист и очень ловок, судя по его же рассказам, драться тоже умел. Пусть вряд ли ему когда-либо доведется драться; помимо всего прочего, у Мераза был острый язык. Кандиано быстро обнаружил, что ему нравится разговаривать с закованным.

Сегодня он впервые вывел своего закованного в люди: хотя представлял себе, что повлечет появление бездушного на званом вечере, все же велел Меразу всюду следовать за собой.

Приходившие аристократы и в самом деле поначалу смешно запинались, во все глаза смотрели на смуглого человека в черном, некоторые женщины даже пугались его. Мераз оставался глыбой льда и отвечал им холодным спокойным взглядом, его лицо не менялось, хотя Кандиано прекрасно знал, что в мыслях тот смеется.

Явились, разумеется, и супруги Камбьянико. Кандиано встречал их галантной улыбкой.

— Как видите, дорогой друг, на меня действительно сильно повлияла одолженная вами книга, — сказал он, обращаясь к женоподобному Витале, по левую сторону от которого хлопала глазами, уставившись на закованного, госпожа Камбьянико. — Я отправился в кварталы бездушных и убедился в ее истинности.

— Как это… благородно с вашей стороны, Орсо, — только и нашелся тот.

Кажется, только появление очередного гостя несколько отвлекло всеобщее внимания от Мераза; Кандиано видел этого человека впервые, но с ним вместе по ступенькам поднялся Теодато Дандоло, и он сразу понял, кто перед ним.

— Добрый вечер, господин Кандиано, — поприветствовал его Дандоло, коротко склонив голову в знаке уважения. — Разрешите представить вам моего кузена, Виченте Моро.

Виченте Моро был темноволосый человек с просто-таки каменным лицом, тяжелым взглядом и квадратной челюстью. На своего брата он походил крайне мало; особенно привлекала к себе эта его угрюмость, и Кандиано быстро понял, отчего разговоры о нем не утихают вот уже неделю: никто не мог взять в толк, отчего этот нелюдимый молчун вдруг приехал налаживать родственные отношения.

Поначалу, впрочем, получше изучить этого Моро у него не вышло, поскольку они немедленно оказались окружены людьми, и разговор быстро скатился в светскую бессмыслицу, так что Кандиано и ушел опять в тень, как почти всегда делал на своих званых вечерах (он и не устраивал бы их, если б не привычка).

Раскосые глаза Мераза продолжали безмолвно следить за рослой фигурой Моро; тот перемещался от одной кучки людей к другой, хоть и разговаривал будто неохотно, чаще односложно отвечая на вопросы, с ним вместе двигался и его брат, на тонком скуластом лице которого было написано что-то вроде «надо перетерпеть, скоро это все закончится».

Но вот люди более или менее успокоились, и братья направились к хозяину вечера, очевидно, считая необходимым почтить его своим вниманием.

— Присаживайтесь, молодые люди, — пригласил их Кандиано, кивнув на кресла напротив себя. — Вижу, этот вечер несколько притомил вас.

Дандоло смутился немного, поднял было руку, но кузен перебил его и коротко ответил:

— Как и вас, смею заметить, господин Кандиано.

Тот беззвучно рассмеялся.

— Да, по правде, я предпочитаю тихие философские беседы, а не светские сплетни. Но вы оба молоды, возможно, вас философия не увлечет?..

— Отчего же, — пробасил Моро.

— Я слышал, вы в последнее время увлеклись новой книгой господина Контарини, — добавил его брат, коротко взглянув на закованного за спиной хозяина дома.

— Увлекся?.. Пожалуй, это не совсем верное слово. Но его идеи действительно потрясли меня, изменили мое мировоззрение. Мне кажется, мы стали забывать, чем мы обязаны бездушным. Следовало бы больше внимания обращать на них, помнить о том, что, как люди, они нам во всем равны: ведь на свете нет ничего ценнее человеческой жизни. Аристократы считают, что бездушные тупы и малоразвиты, но я вам скажу, что многие присутствующие здесь сегодня не чета Меразу. Закованные необразованны, это верно, однако мы должны исправить это, потому что это наша ошибка и наша вина.

— Эти идеи… гуманны, — осторожно высказался Дандоло, — только, боюсь, не все сумеют так просто принять их. Вековые традиции нелегко изжить.

— И это верно, — добродушно согласился Кандиано. — Но даже великие реки начинаются с крохотных ручейков.

— Супруги Камбьянико здесь тоже много говорят о закованных, — заметил Моро, оглянувшись в зал. — Однако, полагаю, у вас с ними мало общего.

— Есть люди, которые только говорят и ничего не делают, — отозвался хозяин. — …Что же вы думаете по этому поводу, господин Моро? Мне только кажется, или вы интересуетесь философией?

— Как любой аристократ, я вожу с ней знакомство, — сказал тот. Кандиано заметил краем глаза, как Дандоло ухмыльнулся. — Не могу не согласиться с вами насчет отношения к закованным. Они такие же люди, как мы, но они живут в нищете и вынуждены работать с машинами. Ведь они ненавидят машины, вы знаете об этом?

Выражение лица Мераза впервые за вечер изменилось. Кандиано не видел этого, однако зеленоватые глаза Моро немедленно оказались привлечены к закованному. Кандиано спросил, несколько озадаченный:

— Это так, Мераз?

— Значит ли, что рабы должны любить свое клеймо, благородные господа? — не сразу ответил тот, раздув плоские ноздри.

— Удивительно, — протянул Кандиано. — Я никогда не задумывался об этом. Спасибо вам, господин Моро, за то, что вы так вовремя подметили это.

…Позже той ночью, когда гости разошлись, Орсо Кандиано остался в своем тихом кабинете вдвоем с Меразом, которого угощал кофе из своей турки. Закованный кофе не пробовал никогда в жизни и забавно наморщился, сделав первый глоток.