Лиловый (II) - Ганнибал

— С нашей точки зрения, нет, — сказал Тегаллиано и сложил руки на груди. — Но я хорошо знаю то, что тебе, может быть, неизвестно. У бездушных иной взгляд на мир. Многое из того, что тебе кажется непереносимым, для них — привычная повседневность.

— Это не делает смерть от голода и холода приемлемым фактом.

— …Ты взял себе этого человека, — Тегаллиано кивнул в сторону угрюмого закованного, — и говоришь, что спас его. Он стар, немощен? Может быть, тяжело болен?

— Нет.

— Тогда должна была быть своя причина, отчего он не в состоянии был заработать себе на пропитание. Дай угадаю; ты, юноша, чересчур любишь распускать кулаки.

Закованный промолчал, однако выражение его лица неуловимо сменилось.

— Вижу, я прав, — спокойно сказал Тегаллиано. — Понимаешь ли, Орсо, на улице без средств к существованию оказываются обычно… такие, как он. Нормальный закованный, если он прилежно работает, никогда не останется без куска хлеба и крыши над головой.

— Что же, мне следовало бросить Мераза умирать?

— Я понимаю, тобой руководит милосердие. Это хорошее чувство, но помнишь, Орсо? Что лучше: один раз накормить голодного или научить его удить рыбу? Этот юноша вполне мог выжить и без твоей помощи, и даже, скорее всего, так и произошло бы: голод и холод усмирили бы его неуживчивый норов, и в скором времени его взяли бы обратно на работу.

Кандиано помолчал, склонив голову, но в его позе уже сквозило упрямство, и это мгновенно заметил его гость, вздохнул про себя.

— Ты хочешь сказать мне, Марчелло, что ты не одобряешь мое решение, — потом сказал Кандиано. — Что ж я, по-твоему, должен вернуть Мераза обратно на холодные улицы?

— Нет, нет, — отмахнулся тот. — Конечно, нет. Ты принял это решение, и никто не станет заставлять тебя менять его. Но я хотел бы, чтобы ты… подумал, Орсо. Я говорил с господином Фальером: он знает о теориях Контарини, однако не одобряет их. Ты понимаешь, что это значит.

— …Да. Что же Камбьянико? Ты и его… предупредишь подобным образом?

— Ты же не хуже моего знаешь, что за человек этот Камбьянико, — коротко рассмеялся Тегаллиано. — Одни слова, никаких действий. Я счел необходимым поговорить с тобой, потому что я уважаю тебя, Орсо, а эти былинки на ветру ничего не решают, они лишь клонятся то в одну, то в другую сторону.

Кандиано кивнул.

— Спасибо, Марчелло.

Они прощались, как старые друзья; они действительно давно знали друг друга. Закованный за спиной хозяина особняка угрюмо продолжал молчать, а взгляд у него был недобрый. Тегаллиано хорошо понимал, почему, и напоследок сам взглянул на него, так что тот даже чуть побледнел.

Пусть знают.

В холодной тишине они поднялись по лестнице, и Кандиано открыл тяжелую дверь кабинета; Мераз по привычке прошел за ним. В кабинете было темно и еле заметно пахло воском, на письменном столе грудой были навалены книги, шторы закрыты. Кандиано опустился в свое любимое кресло и нахмурился; закованный остался стоять, глядя в сторону.

— Что ты думаешь об этом человеке, Мераз? — спустя какое-то время спросил Кандиано.

Закованный молчал, будто не до конца уверенный, стоит ли говорить; однако Кандиано остро взглянул на него, и Мераз все-таки ответил:

— Он хитер. Может быть, насчет меня он и прав, но он не упомянул при вас о том, что не только ленивые и неуживчивые оказываются на улице. Старики и калеки, если их некому содержать, — тоже. Иногда даже если и есть кому.

— …Я так и думал, — пробормотал Кандиано. — И в случае с тобой… он предполагает, что надо было сломать тебя. Так в глубокой древности поступали с рабами. Я считаю, это худшее унижение для человека.

— …Спасибо, господин Кандиано, — не сразу сказал Мераз. — Я… если честно, я в один миг испугался, что вы решите вышвырнуть меня обратно на улицу.

— Нет, никогда. Как бы там ни было, я своих решений не меняю. Ты, должно быть, не знаешь, но аристократ обязан держать свое слово. Тегаллиано понимает это, потому даже не стал предлагать мне подобного.

Мераз склонил голову.

— Другой вопрос, что же мне делать теперь, — добавил Кандиано, задумавшись. Он часто так размышлял вслух, хотя не ожидал от Мераза ответов. — Идти против Наследника я не могу… ведь это получается, сам Фальер возражает. Старые традиции должны оставаться незыблемыми. Тонгва, как и вся планета, разделена на две части… неужели он столь недальновиден? Ведь рано или поздно одна часть восстанет против другой, и лучше бы было достичь согласия теперь, мирным путем, изменив наше отношение к ним, иначе потом… боюсь даже представить себе, что случится потом.

— То есть, вы откажетесь от своих идей, господин Кандиано? — спросил Мераз.

Кандиано даже удивился, поднял взгляд на него. Бездушный в сумраке кабинета казался совсем огромным, темным, почти пугающим. Коротко остриженные волосы его чуть заметно поблескивали. Мераз не был красавцем, пожалуй, — по крайней мере, по понятиям аристократов, — но сила и молодость так и говорили в нем.

— Нет, — сказал Кандиано. — Конечно же, нет.

— Это значит, вы будете спорить с самим Наследником?

— …Нет, — помедлив, отозвался Кандиано. — Я не могу спорить с Наследником, кто я такой?.. Но… если и не идти против него в открытую, все-таки можно что-то сделать втайне. Может быть, так даже будет лучше. Использовать Камбьянико… Верно! Это хорошая идея. Камбьянико непроходимо туп, и сам Тегаллиано сказал мне, что не придает значения этому его обществу. Если я присоединюсь…

— Вы назовете своим товарищем этого идиота? — удивился будто Мераз.

— Да, почему нет, — пожал плечами Кандиано. — Конечно, на самом деле он не играет никакой роли. Не будет играть. Я воспользуюсь им, как прикрытием. Общество формально будет его инициативой, но я позабочусь о том, чтобы оно превратилось в сильную оппозицию…

— Во что?..

— Оппозицию. А!.. Это общество будет противостоять Фальеру, — пояснил он.

— Самому Наследнику, — пробормотал Мераз. — Вы не боитесь, господин Кандиано? Ведь… говорят, Наследник всегда все знает.

Кандиано рассмеялся.

— Это не совсем так, — сказал он. — Действительно, даже среди аристократов многие верят, что Фальер может прозревать грядущее, а кто-то утверждает, что и влиять на него. Но даже если бы это и было правдой, Мераз, ты не считаешь, что лучше все-таки попробовать добиться своего, чем сидеть на месте и ничего не делать? Наверное, даже если бы я знал, что будущее изменить нельзя, я бы все равно попытался.

Мераз молчал и продолжал смотреть на Кандиано, но в его лице появилось некое восхищение.

— Я думаю, вы великий человек, господин Кандиано, — сказал он потом.

— Хотелось бы мне верить, что ты прав, — немного грустно улыбнулся тот.

На самом деле Орсо Кандиано понимал, что все это совсем не так радужно, как, должно быть, представляется Меразу. Противостоять самому Наследнику не так-то просто, и теперь, к тому же, придется постоянно думать о безопасности. Кандиано никогда не любил тайн; видимо, теперь без них не обойтись.

Что важно, — он понял это в тот вечер, — ему просто необходимы соратники. Не жалкий Камбьянико, — нет. Это должны быть серьезные, ответственные люди, готовые не только на словах поддержать идею, но и выступить за нее… может быть, даже с оружием в руках.

Что-то неуловимо мельтешило, скользя по его лицу, мешая спать; он спросонья пытался поймать это рукой, но оказалось, что это всего лишь полупрозрачная тень от шторы. Штора мягко колыхалась от сквозняка и, как выяснилось, сильно смягчала белый солнечный свет, резавший глаза.

Леарза поднял голову, пытаясь понять, где он находится. Он не мог вспомнить подобной комнаты, как ни старался, но вот краем глаза заметил красивую изогнутую линию, и что-то забрезжило у него в мыслях.

Она будто бы спала; она лежала на боку, отобрав у него одеяло и большую его часть запихав под себя, сунула уголок под голову, и ее длинные светлые волосы рассыпались вокруг, закрывая ее лицо.

Он витиевато выругался про себя, потом повернулся набок, уперевшись локтем в подушку. Он никогда раньше не был у Тильды дома; теперь только смутно припоминал, что эта уютная круглая комната в коричневых тонах находится где-то в Беаннайте, усадебном районе на восточном побережье Тойнгира. Беаннайт, — если только это ему не приснилось, — мало похож был на Дан Улад, где все было такое старинное, и дома здесь, хоть тоже небольшие, напоминали чем-то зеркальные небоскребы Ритира, с такими же гигантскими окнами, плоские, часто светлые.

Тильда лежала неподвижно, и едва можно было уловить ее дыхание…Ведь она машина; машинам тоже нужно спать?.. В тот момент Леарза не испытывал никакого отторжения, только любопытство. Любопытство заставило его поднять руку и осторожно коснуться голого женского плеча.