Танец фавна - Елена Бриолле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо… – вздохнул Пизон. – Но зачем Жанвилю вообще понадобилось убивать Нижинского? Он ксенофоб? Шовинист? У нас в стране много шовинистов, но если бы все они убивали иностранцев, то уже давно истребили бы треть парижан!
– Он ксенофоб. Я проверил списки. Жанвиль состоял в националистической партии «Аксьон франсез». На него действительно оказали сильное влияние и идеи Аметта о борьбе с источниками заразы в прессе и в жизни, и идеи Морраса о единстве нации. Но последней каплей стало не это, – Ленуар на мгновение замолчал, и его шеф невольно заерзал в кресле. – Все дело в Люси.
– Кто такая эта Люси? – еще больше насупился Пизон.
– Сестра Жанвиля и подруга Николь…
– Что с ней не так?
– Она танцовщица. Танцовщица, которая обожает Нижинского. А еще она недавно встречалась с русским офицером.
– Как она могла встречаться с русским офицером, когда у нее такой брат? – перебил Пизон.
– Вот именно. Русский сделал ей предложение, но вся семья была против этого брака. И офицер вдруг куда-то исчез. Зато у Эрнеста Жанвиля появился револьвер системы «наган» русской сборки. Такие производят на оружейном заводе в городе Тула для русской армии. Из этого «нагана» и был застрелен Чумаков.
– Откуда ты знаешь, что Чумаков был застрелен именно из русского «нагана»? «Наганами» пользуются не только в Российской империи.
– Я знаю, – спокойно ответил Ленуар. – Я знаю это, потому что сам стрелял из такого же «нагана» той пулей, которую выслали Нижинскому в отель. Когда пуля вылетает из дула револьвера, на ней всегда остается след, характерный именно для этого револьвера. А еще на российском заводе на пулях для «наганов» часто делают насечки. На пуле, убившей Чумакова, эти насечки тоже сохранились.
– Это все равно не доказывает, что Чумакова убил Сантос!
– А его убил не Сантос. Его убил сам Жанвиль.
– Но ведь револьвер был обнаружен в комнате у Сантоса?
– Да, Жанвиль ему подбросил револьвер. В корзинке. Но корзинка слишком новая, а на револьвере нет его отпечатков пальцев. Там нет никаких отпечатков пальцев. Странно, да? Значит, Сантосу револьвер подбросили, предварительно тщательно его вытерев. Если бы Сантос обращал больше внимания на то, что происходит у него дома, то обнаружил бы револьвер и взял бы его в руки, оставив на нем свои отпечатки. На это Эрнест Жанвиль и рассчитывал. Кроме того, у Сантоса не было и не могло быть абонемента в театр «Шатле». Такие расходы учителю Священного Писания просто не по карману.
– А у Жанвиля есть абонемент?
– У него тоже нет абонемента. Но абонемент есть у его сестры. Она танцовщица второго плана. Ее не всегда привлекают к работе во время иностранных танцевальных сезонов. Когда она не работает, то все равно ходит в театр и в оперу. Этим абонементом и воспользовался Жанвиль, чтобы попасть в «Шатле». Сестра устроила семейный скандал из-за своей несостоявшейся свадьбы, а потом вдруг часто начала говорить о Нижинском, о его таланте, о его жизни… Все это и стало последней каплей. Жанвиль увидел в русском танцовщике символ новых, опасных веяний. И решил убить этот символ. Для него танец Нижинского, танец Фавна был не главным. Жанвиль видел в этом артисте моральную угрозу для французского общества и искусства. Именно он повлиял на Фейдо, чтобы Кальмет выступил в Le Figaro против русского балета. Кальмет привык оказывать услуги влиятельным лицам. Он не мог отказать одному из главных акционеров газеты. Правда, он рассчитывал, что статья выйдет сразу после генеральной репетиции и что балет отменят. Он рассчитывал, что кардинал Аметт тоже выступит с угрозой отлучения от церкви чуть раньше. Однако этого не произошло, и Жанвиль решил взять дело в свои руки и убил Чумакова. По ошибке, приняв его за Нижинского.
После этих слов оба полицейских замолчали. Пизон думал о том, как доложить об этом деле Лепину. Ленуар думал о том, к каким трагедиям приводят благие намерения. Затем сыщик встал и направился к двери.
– Габриэль… – остановил его Пизон и снова хлебнул из фляги. – Габриэль, а почему Сантоса нашли сегодня в камере с перьевой ручкой в шее? Мне сказали, что ты его утром допрашивал…
– Он хотел покончить жизнь самоубийством, как тогда, стоя перед трамваем…
– Ты его спас. Турно мне доложил.
– Да, тогда я его спас… – ответил Ленуар, рассматривая свой ноготь на указательном пальце, под которым засохли чернила. – Но всех я никогда не спасу…
Меч мужества
В центре Парижа парк Люксембург оставался гаванью мира. Дети катались на козочках, и самым страшным, что могло произойти в их мире, было падение с деревянной карусели. Но даже здесь детей пристегивали кожаными ремешками, а для пущей иллюзии рыцарей, сражающихся за своих мам, каждому ребенку давали маленькую палочку. Игра заключалась в том, чтобы попасть на крутящейся карусели в железное колесо и «победить противника». Самые мужественные и ловкие ребята получали по большому леденцу, отчего выходной день в парке становился еще приятнее.
– Как я люблю такой Париж! – сказал Нижинский. – Здесь можно гулять почти инкогнито. Никому до нас нет дела, и нам есть дело только до нас самих. Праздность и покой.
Ленуар посмотрел на шелестящий огромными листьями каштан и вместо ответа вытащил из кармана сапфировый перстень.
– Вот. Давно хотел вам его вернуть. Вы забыли в магазине, и кольцо подобрала Николь.
Теперь замолчал Нижинский. Он грустно, словно прощаясь с близким человеком, посмотрел на кольцо и покачал головой.
– Нет, если я его потерял, так было суждено. Теперь я могу жить без талисмана. Оставьте перстень себе, он будет напоминать вам о той девушке.
Услышав эти слова, Ленуар долго не мог понять, как получилось, что его Николь вдруг стала «той девушкой». Ведь еще совсем недавно она была самым близким человеком. Сапфир продолжал сверкать ярко-синим цветом на его ладони, и сыщик почувствовал, что с ним ему не так одиноко. Вернув кольцо в карман сюртука, он посмотрел на Нижинского: если бы не рога Фавна, принявшие на себя удар Жанвиля, то они сейчас не сидели бы в парке Люксембург.
– У этого круга и точки существует много разных значений? – спросил Ленуар. – Какой вы выбрали для себя?
– От вас ничего не скроешь… Это кольцо подарил мне Дягилев. Сначала я видел в круге только стены, ограничивающие свободу точки, творческого человека. И подсознательно искал
