История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя - Олег Трубачев

Несколько слов о терминах, противопоставленных славянским названиям старших, полновластных людей, членов рода и т. д.: junъ, юный: литовск. jaunas, индоевропейского происхождения[1381]. Кроме этого древнего названия, славянский имеет в том же значении *moldъ, молодой, ср. др.-инд. mrdus ‘нежный, мягкий’, лат. mollis то же, др.-в.-нем. smelzan ‘таять’[1382], но всюду, кроме славянского, оно фигурирует как технический термин ‘молоть’ > ‘молотый, растертый’[1383], ср. наличие характерного суффикса −d- в слав. *moldъ. И только в славянском языке *moldъ приобретает качественно новое значение ‘молодой’. Это слово, наряду с junъ, могло возникнуть из первоначального конкретного эпитета. Об исключительно важных в славянских языках собирательных производных от этого слова подробно говорит Ломан[1384].

К названиям молодого, малолетнего примыкают и часто к ним восходят названия зависимых, подневольных лиц, рабов, исторически закономерно вторичные[1385], ср. слав. *orbъ, ст.-слав. рабъ < и.-е. *orbho- ‘малый, маленький’ (см. выше). Причины такого позднего появления названий подневольных лиц очевидны, при родовом строе в этих названиях не было необходимости. Есть отдельные менее ясные случаи, ср. слав. *хоlръ: русск. холоп, польск. chlop ‘крестьянин, мужик’, чешск. chlap ‘холоп; крепкий мужчина’, сербск. хлап, хлâп ‘холоп, слуга’, словенск. hlаp ‘глупец’. Это слово также определенным образом связано с названиями малолетних и терминами родства, ср. польск. chlopiec, болг. хлапе ‘мальчик’, далее — польск. диал. xlop ‘муж’[1386], кашубск. xlop ‘человек, мужчина; муж; крестьянин’, прибалт.-словинск. xluop ‘муж, мужчина’. Неясность слав. *хоlръ объясняется тем, что нам недостаточно известны этимологические связи его корня, хотя в попытках объяснений недостатка нет. Этимологическая невыясненность не дает возможности судить о ходе развития значения слав. *хоlръ, а следовательно, не позволяет определить генезис значений ‘мальчик’, ‘муж’. Вполне допустимо, что значение ‘мальчик’ именно в этом примере *хоlръ развилось как вторичное в части славянских диалектов в отличие от обычного закономерного направления развития таких значений. К слав. *хоlръ, очевидно, примыкают материально близкие слав. *xolstъ, русск. холостой, *хоlkъ, ст.-слав. нехлака ‘беременная’[1387]. К сожалению, кроме видимой материальной близости этих слов и частичных семантических соприкосновений, их также объединяет и общая невыясненность этимологии корня.

Старые этимологические обзоры форм см. у Ф. Миклошича, Э. Бернекера[1388]. И. Зубатый считал корень *xol- (русск. холить, зап. — слав. *ра-хоlъ ‘подросток’ и др.) междометным по природе[1389], как и многие другие славянские образования с согласным х-, упуская из виду слав. *хоlръ. Последнее может и не быть случайностью, так как производные с суффиксом −ръ — редкость в славянском, но они, как уже давно показал в специальной работе Ст. Младенов, вполне реальны[1390]. А. Брюкнер производит х из *sk, сравнивая слав. *хоlръ ‘раб’ и литовск. ske-liu ‘я должен’, skola ‘долг’, готск. skalks ‘слуга’, ср. нем. Schalk ‘шут’ < ‘слуга’[1391]. Впрочем, Брюкнер усложняет толкование привлечением этимологически иных основ. В свое время В. Махек объяснял появление придыхательности при задненебном как результат эмоциональной окрашенности слова, его якобы уничижительного значения[1392]. Характер задненебного в *хоlръ Махек был склонен тогда объяснять весьма сложно, как своего рода веляризацию древнего палатального задненебного перед гласным заднего ряда в славянском, сопоставляя его с др.-инд. jālma- низкий человек’[1393]. Слав. xoliti, русск. холитъ, paxole ‘мальчик’ Махек объясняет от другого корня, сравнивая с др.-инд. ksāldyati ‘очищать’.

Балтийский не имеет форм, несомненно родственных слав. *хоlръ, что затрудняет объяснение последнего. Близость балтийских форм, приводимых А. Брюкнером, еще не достоверна. Остающееся латышск. kalps заимствовано из русского языка[1394]. Ст. Шобер[1395] объяснял *хоlръ вместе с польск. chochol из и.-е. *skel- \ *kel- ‘складывать, спускать’, т. е. *хоlръ = ‘низкий человек’. Подробно занимается этим словом В. Конечный в своей недавней рецензии труда В. Махека о начальном х- в славянском[1396], где он, высказывая сомнение в экспрессивном происхождении этого согласного в таком положении в славянском, специально уделяет внимание примерам с корнем *xol- в славянском. Впрочем, перечислив слав. *xoliti, *paxole, *хоlkъ, *хоlръ и некоторые другие, более далекие случаи, Копечный лишь констатирует отсутствие удовлетворительной этимологии самого корня. Подробно останавливается на происхождении слова К. Мошинский в своих замечаниях на словарь Фр. Славского[1397]. Он считает возможным объяснять *xol-в русск. холуй, слав. *хоlkъ, *хоlръ, *xolstъ заимствованием из соседивших с древними славянами иранских или тюркских языков, приводя примеры из чувашского. Польск. pachol он объясняет иначе: с суффиксом −оl, ср. warchol, от pachac ‘ч.-л. делать’[1398]. Отметим, что русск. холуй не имеет ничего общего с слав. *xol-, *хоlръ, так как оно связано скорее с русск. диал. алуй ‘служба, услужливость’, заимствованным из тюркских языков[1399]. Соотношение начала слов то же, что и в вариантах другого тюркского заимствования: диал. оврашка ‘суслик’: укр. ховрах.

Упомянем, наконец, еще одно относящееся сюда слово с неясной этимологией: слав. sirъ: ст.-слав. сиръ ‘orbus’ др.-русск. сирый, сирота, сиротина ‘лишившийся отца и матери’, ‘безродный’, польск. sierota, чешск. sirу, sirotek, сербск. сирак, болг, сирак, сираче. На древность слав. sirъ указывает редкий суффикс −r-. В литературе предлагалось неоднократно сближение с греч. χήρα ‘вдова’ χηρος ‘лишенный’, ‘вдовый’ и объяснение славянского слова из *kheiros[1400]. Единственно несомненным остается родство слав. sirъ: литовск. seirys ‘вдовец’, предполагающее общее *keiros. Греч. χηρος, лат. heres ‘наследник’ сюда не имеют отношения, так как предполагают *gho(i)-[1401]. Литовск. strata заимствовано из белорусского языка[1402].

НЕСКОЛЬКО ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫХ ЗАМЕЧАНИИ ПО СЛОВООБРАЗОВАНИЮ

1. В истории названий родства по праву важное место должно занимать изучение всякого рода образований, указывающих на происхождение, в том числе патронимических. Смысловая сторона и реальная структура многих древних типов затемнена в связи с активизацией других значений. К числу последних относятся прежде всего уменьшительные, встречаемые в тех же образованиях, что и более древние значения[1403]. Важно помнить, что уменьшительные образования не имеют в этимологическом отношении своих собственных формантов. Это надо иметь в виду при этимологическом исследовании особенно тех словообразовательных типов, в которых на поздних этапах индоевропейского, например — в славянском, возобладали семантические оттенки уменьшительности, экспрессивности. Ср. *-āko- в словенск. dpklaca ‘девка’ — dekla ‘девушка’, чешск. synak ‘сынок’: латышск. bernuks ‘ребеночек’[1404], сохраняющее в ряде случаев довольно отчетливо старое этимологическое значение происхождения, принадлежности и в балто-славянском: польск. rodak, собственно ‘(своего) рода человек’, литовск. Simokas = Simo sunus[1405]. Этимологическое значение принадлежности обнаруживает слав. otьcь, древнее образование с суффиксом *-lko-, который для собственно славянского периода типичен как уменьшительный и вообще экспрессивный: литовск. brolikas ‘сын брата’ (подробнее — см. в I гл.). Ср. аналогичные свидетельства для *-uko-. литовск. kalviukas не ‘маленький кузнец’, как в литовск. plaktukas ‘молоточек’ и множестве других, а ‘сын кузнеца’: kalvis ‘кузнец’, ср. патронимические образования с суффиксом −ek(*-ъkъ), столь популярные в чешском — восточноляшск. Bartos: Bartosek ‘сын Бартоша’[1406] при общеславянском развитии у этого суффикса уменьшительных и экспрессивных функций. Такое развитие является наиболее типичным, представлено большим числом примеров. Однако не все безусловно случаи уменьшительности продолжают указанные древние значения. Нужно иметь в виду также возможность аналогического распространения образований с уже сложившимся вторичным значением. Это относится к популярным в славянском образованиям, обозначающим молодых существ, детей, с древним суффиксом −et-; некоторые из них в этимологическом отношении не представляют исконных сочетаний с *-ent-, так как сами корневые морфемы обозначают детей, маленькие, молодые существа, ср. слав. *orb-et- к и.-е. *arbh- ‘маленький’, *mold-et- к слав. *тоldъ ‘молодой’, *zerb-et: греч. βρέφος ‘дитя, плод’. Ясно, что во всех этих случаях мы имеем дело уже с поздним присоединением в славянскую эпоху суффикса −et- (*-ent-) с вторичным значением уменьшительности. Тем не менее *-ent- является древнейшим именным формантом индоевропейского. Развитие значений от принадлежности, происхождения — к уменьшительности, отмечавшееся для других суффиксальных образований, можно считать доказанным также для этого суффикса: и.-е. *-ent-, *-nt-[1407]. Тем более важны все случаи отражения в славянском древнего значения суффикса *-et-, ср., например, белорусские фамилии Рабченя, Кривченя < *Rebъc-ene, *Krivъc-ene, т. е. собств. ‘сын человека по имени Рябко, Кривко’, с многостепенным нанизыванием суффиксов. Сюда же относится общеславянский тип патронимических мужских имен, выравненных по −а-основам: др.-русск. Гостята, Путята, др. — польск. Goscieta, др. — чешск. Host’ata[1408].