Москва в эпоху Средневековья: очерки политической истории XII-XV столетий - Юрий Владимирович Кривошеев

Москвы, отстроенных лишь за год до этого, ограбили окрестности города и, не решившись начать штурм или осаду, удалились восвояси, уводя огромный полон. Через два года, в 1370 г., нашествие Ольгерда повторилось. Но вновь Литва не отважилась штурмовать каменные кремлевские укрепления. Оба раза в Москве «затворились» вместе с остальными людьми великий князь Дмитрий и митрополит. Они ободряли горожан, вселяли в них уверенность в благополучном исходе. При этом роль Алексея вообще оказалась особенной: митрополит все активнее вмешивался в политику. Выступавших против Москвы на стороне Ольгерда русских князей он подвергал отлучению за нарушение договоров. Такие действия получили одобрение в Константинополе: патриарх признал правоту главы Русской церкви и призвал всех князей к борьбе с «огнепоклонником» Ольгердом (см.: [РИБ: стб. 117–120]). Для Руси это было новостью: ранее первоиерархи не вмешивались так открыто в междоусобицы, это вызывало недовольство. Потому совсем не случайными были слова Ольгерда, обращенные к патриарху: «По твоему благословению, митрополит и до ныне благословляет их (москвичей. – Р. С.) на пролитие крови. И при отцах наших не бывало таких митрополитов, каков сей митрополит!» Возмущенный Литовский князь, не желая зависеть от тенденциозных решений Алексея, прямо требовал особого митрополита не только для земель, находящихся под властью Литвы, но и для Твери и Нижнего Новгорода [РИБ: стб. 138].

Для дискредитации самого Ольгерда митрополит Алексей провел канонизацию замученных по его приказу в 1347 г. за исповедание христианства трех литовцев – Антония, Иоанна и Евфстафия (Кумец, Нежило и Круглец). Это прославление святых было признано Константинополем [Мейендорф 2000: 465].

Вскоре патриарх Филофей вынужден был изменить свои взгляды: жалобы усилившегося Ольгерда и Михаила Тверского на откровенно промосковскую настроенность Алексея и требования поставить для Литвы особого митрополита сыграли свою роль. Патриарх пригрозил Алексею судом и приказал найти компромисс. Византии, на которую с неослабевающей силой давило турецкое завоевание, нужно было сохранить свое влияние над как можно большим количеством земель в Восточной Европе. А потому ссориться с Литвой, овладевшей к тому времени многими старинными русскими землями, для Царьграда никакого резона не было. Это вынуждало Филофея несколько скорректировать политику в отношении Москвы: в результате Алексея с Ольгердом удалось примирить.

Таким образом, можно констатировать, что митрополит вновь не достиг желаемого результата с помощью духовного воздействия на паству. Думается, что причиной неудач была слишком очевидная политическая подоплека отлучений, а потому нежелание подчиняться им находило понимание в обществе земель-княжений, на которых они налагались. По той же причине оставалась спокойной и совесть самих отлучаемых, их действия направлены были только против Москвы, они не угрожали разорением всей Руси, как было в случае с Александром Тверским, укрывшимся в Пскове. Потому, на наш взгляд, правильным будет утверждение о том, что с усилением роли Алексея как одного из действующих лиц на русской политической сцене неминуемо падал его духовно-нравственный авторитет в народе, а это, в свою очередь, приводило к тому, что менее авторитетными становились и его интердикты.

Позиции Алексея ослабило и выделение из состава его владений в 1371 г. Галицкой митрополии, произведенное по настоянию короля Польши (1333–1370) Казимира III, угрожавшего в случае отказа перекрестить всех православных в католичество. Патриарх вынужден был поддаться на этот, по сути, шантаж со стороны польского правителя. Возглавил вновь образованную митрополию епископ Антоний. Патриарх в своем послании к Алексею, как бы оправдываясь, постарался объяснить мотивы собственного решения, обращая внимание на ультимативность требований Казимира и пеняя на небрежение Русского первоиерарха к западной части митрополии. Подчеркнем, что создание новой митрополии не избавило православное население этих мест от притеснений со стороны польской шляхты, напротив, оно стало одним из первых шагов в организации многовекового преследования на религиозной почве в отношении «схизматиков», проживавших на подвластных польским королям землях.

Однако по-прежнему оставались неразрешенными противоречия, связанные с деятельностью митрополита Алексея, на самой Руси. Для того чтобы разобраться в ситуации на месте, Филофей послал в Москву в 1373 г. своего келейника и доверенного человека – Киприана. Киприан вел переговоры со всеми заинтересованными сторонами, благодаря его посредничеству произошло некоторое сближение Москвы и Твери. В 1374 г. Алексей посетил Тверь, где участвовал в поставлении нового епископа Евфимия, Михаил же отказался от титула великого князя, на который он получил право согласно ордынскому ярлыку. Воспользоваться этим правом он уже не мог, так как на пути его стояла военная мощь усилившейся Москвы.

Не забывал Киприан и о собственных интересах: он захотел обеспечить для себя наследование власти Алексея. Ему удалось наладить отношения с Ольгердом, к которому он отправился после посещения Северо-Восточной Руси. Собрав свидетельства того, что его хиротония была бы для многих очень желательна, Киприан вернулся в Константинополь и был рукоположен в 1375 г. в митрополиты Киевские и Литовские, при этом делалась оговорка, что после смерти Алексея он займет его место. Такой поворот событий был крайне выгоден для Ольгерда, давно желавшего иметь «своего» митрополита. Реакция Литовского князя на поставление Киприана свидетельствует о том, что неправильно было бы в данном случае все сводить к желанию посланца Филофея получить личные выгоды. Сделанное Киприаном можно считать дипломатическим успехом: проблемы нарушения единства митрополии «ему удалось свести к личным счетам с престарелым человеком (Алексеем. – Р. С.)». Как показало будущее, правители Литвы не были категорически против подчинения Московскому митрополиту, лишь бы им не являлся ненавистный для них Алексей [Прохоров 1978: 45].

Совершенно иная реакция на эту хиротонию была в Москве. Дмитрий Иванович просто негодовал. Как писал позже сам Киприан, в Москве «патриарха литвиномъ назвали, царя такоже, и всечестный сбор вселенский» [Послание митрополита Киприана: 422]. Однако сам новопоставленный митрополит не падал духом. Прибыв в Литву, он пытался подчинить себе и Великий Новгород, где всегда тлело недовольство митрополичьей и великокняжеской властью, но в ответ на грамоту, посланную из Литвы, новгородцы посоветовали обратиться прежде в Москву: «Пошли к великому князю, если он примет тебя митрополитом всей Русской земли, то и нам будешь митрополитом» [НПЛ: 374].

Рукоположение Киприана ставило в затруднительное положение великого князя Дмитрия Ивановича. Перспектива получить митрополитом протеже Ольгерда была просто пугающей: ведь это могло означать, что влияние церкви, которое прежде так часто выручало Москву в трудную минуту, теперь могло оказаться на стороне противников объединения русских земель вокруг нее. Однако авторитет самого Дмитрия Ивановича был уже настолько высок, что он мог позволить себе не согласиться с волей Константинополя. Потому великий князь решает назвать преемника Алексею сам, его выбор пал на собственного духовника, коломенского священника-мирянина Митяя (Михаила).

Митяй обратил на себя внимание великого князя, когда тот однажды посетил Коломну. Священник стал духовником Дмитрия