Танго на цыпочках - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С Али мы встретились в школе, его прислали к нам на практику. Это сейчас иностранец никого не удивит, а тогда, в мое время, учитель, вернее студент-иностранец был настоящей экзотикой. Мне не по вкусу это слово, но ничего другого в голову не приходит.
Я влюбилась. С первого взгляда. С первого слова. С первого вздоха… И не я одна, все девчонки в классе вздыхали, втайне друг от друга мечтая о нем. Жаль, что не осталось фотографий — Али не любил фотографироваться, говорил, что Коран запрещает. Тогда это казалось мне смешным и глупым.
У Али голубые глаза — его мать не то немка, не то француженка, в общем, родом из Европы, а отец — араб, от него Али унаследовал тонкие черты лица и темные волосы. Мой Али был похож на всех книжных героев сразу. Он с такой страстью рассказывал о русской литературе, что замирало сердце. А стихи… Как он читал стихи… Али чувствовал их душой, по-другому и не скажешь.
Стоит ли удивляться, что в него были влюблены все от пятиклассниц до Зинаиды Степановны, которая еще за год до появления Али на пенсию вышла. Нам, 9-тому «Б» завидовала вся школа — Али не просто вел у нас уроки, но и был назначен классным руководителем, дневники проверять, мероприятия всякие проводить, следить за успеваемостью. Он старался, и мы старались, чтобы не разочаровать. А параллельно совершали кучу глупостей: писали записки, караулили возле школы, придумывали срочные вопросы, чтобы «без очереди» подойти к нему.
Странно, что он заметил меня, и не просто заметил, а выделил, поднял из толпы влюбленных дурочек, я ведь была самой обычной девчонкой, а он обращался со мной, словно с принцессой.
Когда в первый раз Али попросил меня задержаться после уроков, я едва не упала в обморок от счастья. А он подарил красную гвоздику на длинном тонком стебле и сказал, что я ему очень нравлюсь. Эту гвоздику я потом засушила и долго хранила под подушкой, ведь именно с нее начался наш роман.
Наверное, многие осудили бы Али за то, что он связался со школьницей, мне в то время только-только пятнадцать исполнилось, но у них, в Алжире, девушки рано взрослеют. Сестра Али вышла замуж в тринадцать, поэтому в его глазах я была взрослой»
Вот козел! Это я про папочку моего, связаться с девятиклассницей, малолеткой, которая ничего не соображает и готова в любой момент отправиться за возлюбленным на край света. Бедная моя мама…
Стоп, а папа тогда кто? Я имею в виду не Али, а моего отца, вернее, нашего с Ларой отца. Кем он мне приходится?
«Роман продолжался даже после того, как у Али закончилась практика. Тогда нам стало даже проще — не было нужды прятаться от любопытных глаз, выдумывать предлоги и оправдания частым встречам. В университете, где учился Али, никого не интересовало, где и с кем он проводит время.
Теперь я понимаю, что беременность стала закономерным итогом наших с Али отношений, о средствах предохранения, как нынче принято выражаться, я не думала, он тоже, вот и вышло. В силу моей неопытности я не сразу поняла, что же случилось, а, поняв, обрадовалась. Нет, я была просто счастлива, ведь теперь нас с Али можно было назвать настоящей семьей. Но мои мечты — сейчас я понимаю, насколько наивны они были, — обернулись настоящим кошмаром. Али, услышав новость, стал уговаривать меня на аборт, и, к стыду, я согласилась. Однако врач, к которому меня отвели — с ужасом вспоминаю сырой подвал, старое кресло, инструменты, сваленные одной кучей и этого, прости господи, врача, от которого за километр несло спиртом. Но именно его следует благодарить за то, что ты есть. Он отказался делать аборт: срок большой, опасно для жизни, а брать на себя ответственность он не захотел.
Али испугался. Оказывается, он уже был женат, причем дважды — меня это известие убило. Он честно предлагал уехать и стать третьей женой, но, Господи, сколько раз я мне хотелось умереть, чтобы вырваться из этого кошмара. Уехать не получалось — не так-то просто было сделать загранпаспорт, получить разрешение, да и денег не хватало. Тогда Али сбежал. Уехал домой, якобы для того, чтобы подготовить семью к появлению еще одной супруги. Стоит ли говорить, что он не вернулся".
Трусом был этот Али, бросить наивную пятнадцатилетнюю девчонку, которая ждет ребенка и совершенно не представляет, как жить дальше. Трусом и подлецом. Впрочем, если я что-то понимаю в законах, то в уголовном кодексе имеется статья за совращение несовершеннолетних.
"Мне пришлось признаться. Дома был скандал. Даже не скандал, а настоящая война — мама, Витольд и даже Лара, которая слабо понимала, что происходит, ополчились против меня. Я мигом перестала быть милой девочкой, хорошей дочерью, гордостью семьи, превратившись в потаскуху, шалаву, которая к тому же связалась с черным. По-моему, именно факт, что отец моего будущего ребенка — араб, раздражал их больше всего. Витольд вообще перестал замечать меня, мама кричала, будто я свожу ее в могилу, а Ларочка, моя любима племянница Ларочка, с недетской серьезностью заявила, что мне нужно уйти из дома, чтобы остальным стало легче. Я ушла. Однажды, после очередного скандала, оделась и ушла, неделю жила на вокзале — даже вспоминать неохота, настолько ужасной была эта неделя, но, невзирая на весь кошмар, у меня ни на секунду не возникло мысли о возвращении домой.
На вокзале меня Олег Петрович и нашел. Ты его не знаешь, поскольку после твоего рождения Олег Петрович разорвал всяческие отношения с нашей семьей. Но давай по порядку. Олег Петрович — давний друг моего отца, твоего дедушки, это он помог Витольду поступить в аспирантуру, и кандидатскую защитить, и докторскую, и с выездами помогал, и деньги на экспедиции находил. Витольд Олега Петровича уважал, часто повторяя, что без его помощи карьеру бы не сделал.
О случившемся Олег Петрович узнал от Лары: мама и Витольд даже не пытались меня искать, говорили всем, будто я уехала к дальней родственнице в деревню. Думаю, имейся в наличии такая родственница, меня бы и взаправду отправили. А Лара возьми и проболтайся, что я сбежала.
Олег Петрович многое мне не рассказал, но кое о чем я сама догадалась: в семье произошел очередной скандал,
