Танго на цыпочках - Екатерина Лесина

кино, снова похотливые уроды, разгоряченные съемкой и собственным воображением. Скоты. Все мужики — уроды. И Тимур тоже. Прячется за свои "прилично-не прилично", а внутри такой же, как они. Так и хочется подойти и выложить все, как есть. Даже представляю, что скажу.

Знаешь, дорогой, как ты меня задолбал со своей любовью, я тебя ненавижу точно так же, как всех скотов с яйцами. Думаешь, я хорошая? Ошибаешься. Я наркоманка и проститутка. Нет, не проститутка — порнозвезда. Вот так, я наркоманка и порнозвезда. Звезда, потому что наркоманка и без укола мне жизнь не в жизнь, а без фильмов нет уколов.

Его перекосит. Орать станет, вероятно, ударит. Хотя нет, он слишком зажат своими приличиями, чтобы поднять руку на женщину. Уйдет и не обернется, оставив меня наедине с моей бедой. Небось, сразу позабудет и про все клятвы-обещания, и про любовь. Они всегда так, обещают одно, а в результате получаешь совсем другое. Скоты, что и говорить.

Алик скоро заедет, нужно придумать, как его обойти. Не думаю, что это будет сложно, он же полный урод, полагает, будто у меня в голове ни капли мозгов не осталось. Может, оно и так, но не ему судить.

Я думаю, думаю, думаю. Уколоться, иначе не вынесу сегодняшней ночи. Без укола сложно быть шлюхой. Не смогу. Меня уже потрясывает. Срочно дозу принять, иначе больно будет, а я не хочу боли. И времени в обрез, вот-вот эта скотина явится. Уколоться и дневник спрятать.

Ничего, я решила вырваться, значит вырвусь.

Тимур

Салаватов, конечно, предполагал, что Ника уйдет — не вечно же ей обитать в его квартире, однако не думал, что это произойдет так быстро. Вернувшись домой, он даже испугался тишины: телевизор молчал, магнитофон тоже, свет не горел. Пусто и тихо.

— Ушла.

— Ну и радуйся. — Не слишком уверенно произнесла Сущность. — Ты ж сам хотел избавиться. Уедем теперь.

— Куда?

— Куда-нибудь.

В кухне на столе Тимур обнаружил конверт. Из подписей только "спасибо", а внутри деньги. Почти тысяча долларов.

— Вот дура! — Гадать, кто оставил конверт, не приходилось, подобная идея могла придти в голову одному-единственному человеку — Доминике.

— Неплохой повод, однако. — Заметила Сущность. — Есть с чем в гости заглянуть…

Тимур так и сделал. Ника визиту не удивилась, открыла дверь и махнула рукой, приглашая зайти. Выглядела она хуже, чем вчера, Салаватов машинально отметил нездоровый румянец и лихорадочный блеск в глазах. Складывалось ощущение, будто Доминика недавно плакала.

— Или укололась.

Предположение Сушности Тимур отмел сразу, Ника не колется, он бы заметил. Значит, плакала. Точно, плакала, вон и нос красный, и веки припухли.

— Что случилось?

— Где?

— У тебя.

— А с чего ты взял, что у меня что-то случилось? — Ника небрежно поправила челку. — У меня все хорошо. Просто замечательно!

— Все хорошо, прекрасная маркиза, за исключеньем пустяка?

— Примерно так, — наконец-то она улыбнулась. — Зачем ты приехал?

— Вот, — Тимур протянул конверт, — забери.

— А если не заберу? Мне они ни к чему, все равно недолго уже осталось. — Ника всхлипнула, потом еще раз, а потом заревела во весь голос.

— Я вообще не понимаю, что им всем от меня надо! Почему они не оставляют меня в покое? Почему именно теперь появились, а не раньше? Почему вообще появились? — Доминика уже не плакала, только моргала часто-часто и периодически терла глаза ладонью. Только бы снова не разрыдалась. — Ну почему?

— Не знаю.

— И я не знаю. Я вообще ничего не знаю. Поехали к тебе?

— Поехали. Собирайся.

Собиралась она долго, бродила по квартире, хватаясь то за одну вещь, то за другую, словно никак не могла решить, что же брать с собой: шорты или юбку, помаду или крем. Впрочем, в разных женских штучках Тимур не слишком-то разбирался, и в блестящем тюбике, который Ника зачем-то сунула ему в руку, вполне могла оказаться не помада, а какой-нибудь тоник, тальк, сыворотка или вообще духи. В конце концов, Салаватов не выдержал.

— Все, — объявил он, — идем. Если что-то забыла, потом приедем.

— Точно?

— Точнее не бывает. Пошли, а то под дождь попадем, видишь, какое небо?

Зря он спрашивал, теперь Доминика замерла перед окном, устремив взгляд в окно. Небо, затянутое серо-черными, похожими на рваное тряпье, тучами, являло собой грозное зрелище.

— И ночь опустилась на землю… — Пробормотала Ника.

— Ты чего?

— Я фильм видела, там тоже все началось с обыкновенной грозы.

— Что «все»?

— Гибель мира. С неба спустилась смерть и побрела в дожде.

— Она все-таки чокнутая. — Подвела итог Сущность. — А я тебя предупреждал.

— Так, радость моя, — Салаватов сделал первое, что пришло ему в голову: схватил Доминику за руку и потащил за собой. Если повезет, то до дома он доедет раньше, чем начнется дождь. Ни мокнуть, ни оставаться в квартире, которая всем своим нутром выпихивала незваного гостя, Тимуру не хотелось. Доминика послушно сунула ноги в шлепанцы и, прихватив сумочку на длинном цветном ремешке, потопала за Салаватовым. В машине она молчала, и в квартире она молчала, сидела, будто неживая, и настороженно вглядывалась в стекло, затянутое пеленой дождя.

— Я спать ложусь.

Ноль реакции.

— Ника, и ты ложись, завтра вставать рано, а под дождь спится хорошо, слышишь, как шумит?

— Тим, ты не беспокойся, со мной все хорошо. — Она поднялась. — Я еще немного посижу и тоже лягу, ладно?

Салаватов ей не поверил, люди, у которых все хорошо, не сидят с похоронным выражением лица, и не вздыхают в такт собственным нелегким мыслям. Встряхнуть бы ее, а еще лучше увезти куда-нибудь подальше…

— Могу предложить Мальдивы. Или Майорку, а еще Лазурный берег или золотые пески Калифорнии… Спать ложись, мечтатель. — Сущность зевнула. Зевнул и Тимур.

А гроза за окном набирала обороты.

Доминика

Ветер за окном завывал сотней голосов, то возмущенно, то униженно, будто бы упрашивая открыть окно, впустить в квартиру, где тепло и сухо. На уговоры я не поддавалась, и тогда ветер сердито бросался на стекла, они дрожали, звенели, но держались, подобно последнему бастиону. Ветер отступал и, собравшись с силами, вновь бросался на прозрачную преграду. Из-за ненастья я пропустила наступление ночи, сегодня заката не было, просто одна темнота сменилась другой, чуть более плотной, и только дождь сильнее забарабанил по подоконнику.

Тимур дремлет, пальцы то сжимаются в кулак, то разжимаются, словно он хочет кого-то ударить, но не может, интересно было бы заглянуть в чужой сон. Мне вот не спится, из головы не идет треклятый звонок. Все ведь закончилось, Тимур обещал, Тимур клялся, что все закончилось. Но и мерзкий карлик с детским голосом тоже пообещал, что я умру через неделю,