Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

в Крыму, полностью ликвидированы еврейские школы. Большинство еврейских школ закрыто на Украине. Это мероприятие было проведено в 1938–1939 годах. За те же годы ликвидированы все учительские техникумы, все еврейские педагогические факультеты, все имевшиеся при гос. пединститутах кафедры по еврейскому языку и еврейской литературе. Таким образом, в стране нигде больше не готовят ни еврейских учителей, ни еврейских культработников.

При Академии наук БССР существовал Институт еврейской культуры. Он закрыт. ‹…› При Академии наук УССР в Киеве существовал Институт еврейской культуры. Он закрыт. ‹…› Сокращена сеть еврейских библиотек. Закрыты многие еврейские клубы. Закрыт ряд еврейских театров. ‹…›

В одной Москве не используется по своей непосредственной специальности около 20 профессоров и доцентов, специалистов по истории еврейской литературы и фольклору, по еврейской филологии и по общей еврейской истории. Такие же кадры, не используемые по своей специальности, имеются в Минске, Киеве, Одессе, Виннице, Витебске и многих других городах СССР»[518] и т. д.

Но особенно расцвел антисемитизм в военное время; тому было несколько причин. Во-первых, антисемитизм еще с дореволюционных времен идет рука об руку с великодержавностью, которая приняла во время войны характер великодержавного шовинизма[519]. Во-вторых, немецкая пропаганда, прежде всего на оккупированных территориях, оставила у многих находившихся под оккупацией уверенность, что причина их невзгод – именно евреи. В-третьих, эвакуированные евреи, отличные внешне и зачастую не приспособленные к трудностям военного времени, но, тем не менее, изо всех сил помогавшие друг другу, оказались серьезным раздражителем в тылу. В-четвертых, антинемецкие настроения в армии дали вспышку невиданного антисемитизма на фронте, на что командование упорно закрывало глаза.

Вполне естественно, что возрастание шовинистических настроений было заметно, но воспринималось во время войны как неизбежность, условие поднятия боевого духа армии. Пушкиновед С. М. Бонди летом 1943 г. говорил:

«Жалею вновь и вновь о происходящих у нас антидемократических сдвигах, наблюдающихся день ото дня. Возьмите растущий национальный шовинизм. Чем он вызывается? Прежде всего, настроениями в армии – антисемитскими, антинемецкими, анти по отношению ко всем нацменьшинствам, о которых сочиняются легенды, что они недостаточно доблестны, и правительство наше всецело идет навстречу этим настроениям армии, не пытаясь ее перевоспитать, менять ее характер»[520].

Более прямолинеен был В. Б. Шкловский:

«Наш режим всегда был наиболее циничным из когда-либо существовавших, но антисемитизм коммунистической партии – это просто прелесть»[521].

Во всеуслышание идея главенства русской нации была провозглашена Сталиным 24 мая 1945 г. на приеме в Кремле по случаю Победы. Вот начало этой здравицы:

«Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост.

Я, как представитель нашего Советского Правительства, хотел бы поднять тост за здоровье нашего Советского народа и, прежде всего, русского народа. (Бурные, продолжительные аплодисменты, крики «ура».)

Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Я пью за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне и раньше заслужил звание, если хотите, как руководящей силы нашего Советского Союза среди всех народов нашей страны.

Я пью за здоровье русского народа не только потому, что он – руководящий народ, но и потому, что у него имеется здравый смысл, ясный ум, стойкий характер и терпение»[522].

Не зря в тот момент уязвленный Эренбург заплакал – «что-то показалось ему в этом обидное»[523]. И здесь Илья Григорьевич оказался трагическим провидцем: уже в процессе подготовки документов о борьбе с критиками-космополитами в Отделе пропаганды и агитации ЦК и в ССП начинают расставлять акценты – появляются непрозрачные указания на национальную характеристику критикуемых. И, по-видимому, именно эта цель оправдывает то обстоятельство, что начало кампании положила именно статья в «Правде», а не специальное постановление ЦК ВКП(б). Ведь подобное постановление («О репертуаре…»), где значительная роль была отведена критикам, уже было принято 26 августа 1946 г., и не было смысла его дублировать; вместе с тем прописывать столь деликатные национальные нотки в постановлении ЦК также было вызывающе.

Борьба за превосходство всего русского, проводившаяся уже несколько лет, принимала гипертрофированные формы. Резюме этой кампании, предшествующей борьбе с космополитизмом, ярко начертал Владимир Тендряков в рассказе «Охота»:

«Все русское стало вдруг вызывать возвышенно болезненную гордость, даже русская матерщина. Что не по-русски, что напоминает чужеземное – все враждебно. Папиросы-гвоздики “Норд” стали “Севером”, французская булка превращается в московскую булку, в Ленинграде исчезает улица Эдисона[524]… Кстати, почему это считают, что Эдисон изобрел электрическую лампочку? Ложь! Инсинуация! Выпад против русского приоритета! Электрическую лампочку изобрел Яблочков! И самолет не братья Райт, а Можайский. И паровую машину не Уатт, а Ползунов. И уж, конечно, Маркони не имеет права считаться изобретателем радио… Россия – родина закона сохранения веществ и хлебного кваса, социализма и блинов, классового самосознания и лаптей с онучами. Ходили слухи, что один диссертант доказывал – никак не в шутку! – в специальной диссертации: Россия – родина слонов, ибо слоны и мамонты произошли от одного общего предка, а этот предок в незапамятные времена пасся на “просторах родины чудесной”, а никак не в потусторонней Индии.

Мы были победителями. А нет более уязвимых людей, чем победители. Одержать победу и не ощутить самодовольства. Ощутить самодовольство и не проникнуться враждебной подозрительностью: а так ли тебя понимают, как ты заслуживаешь?»[525]

Теперь же «враг» стал выкристаллизовываться по специфическому национальному признаку, переведя кампанию по борьбе с преклонением перед иностранщиной в националистическое русло. Этой метаморфозе как нельзя кстати способствовали и события вокруг Еврейского антифашистского комитета, который оказался ненужным руководству страны после окончания Отечественной войны[526].

Тучи над ЕАК начали сгущаться еще осенью 1946 г., когда ЕАК перешел из подчинения Совинформбюро в ведение Отдела внешней политики ЦК, возглавляемого М. А. Сусловым. Тогда же в дело активно включилось МГБ СССР и его министр В. С. Абакумов: был арестован и вывезен в МГБ архив ЕАК, исследование которого дало ход спецсообщению МГБ Сталину «О националистических проявлениях некоторых работников Еврейского антифашистского комитета»[527]. 19 ноября 1946 г. М. А. Суслов подал в Секретариат ЦК записку с предложением закрыть ЕАК, которая заканчивалась словами:

«Деятельность и само существование Еврейского антифашистского комитета в СССР, безусловно, способствует искусственному обособлению еврейского населения, в особенности еврейской интеллигенции, и распространению среди нее чуждой и враждебной сионистской идеологии. ‹…›

В своей деятельности Еврейский антифашистский комитет исходит не из ленинско-сталинских идейных позиций, а из позиции буржуазного еврейского сионизма и бундизма, ведя линию на обособление и консервацию всего