Пржевальский - Ольга Владимировна Погодина

отпущено нам было шесть тысяч патронов, а для револьверов — три тысячи. Патроны возились в цинковых ящиках, нашей войсковой укладки, по 870 штук в каждом. Ящики эти, весом около двух с половиною пудов, взамен деревянной форменной обложки обшивались толстым войлоком, обвязывались веревками и в таком виде отлично сохранялись в дороге. Порох сохранялся в жестянках, уложенных в деревянный ящик. Дробь же размещалась вместе с другими вещами по кожаным сумам и служила прекрасным материалом для уравновешивания вьюков».

Для научных работ в экспедицию взяли два хронометра, небольшой универсальный инструмент, барометр Паррота с запасными трубками и ртутью, три буссоли Шмалькальдера, несколько компасов, шесть термометров Цельсия. Для препарирования образцов зверей и птиц тоже был взят запас необходимого: пинцетки, ножики, мышьяковое мыло, квасцы, гипс, несколько пудов пакли и ваты. Для сбора рыб и пресмыкающихся в особый ящик с гнездами были уложены стеклянные квадратные банки с притертыми пробками, которые можно было залить спиртом или в крайнем случае крепкой китайской водкой. Для гербария было запасено полторы тысячи листов пропускной бумаги (которой, впрочем, не хватило на два летних сбора).

Форменного военного платья путешественники не носили. Но, как показали прошлые путешествия Пржевальского, иногда случались официальные мероприятия, на которых требовалось «продемонстрировать форму». Так что в экпедицию офицерам были взяты мундиры, а казакам специально сшиты из плиса русские костюмы. Во время самого пути члены экспедиции носили ситцевое белье, летом парусиновые блузы и панталоны; зимой — панталоны суконные или теплые из бараньего меха и полушубки. Обувью служили охотничьи сапоги, казаки же нередко шили себе из сыромятной кожи сибирские унты, чирки и ичиги. В пути, как показали прошлые путешествия, и одежда, и обувь изнашивались быстро, поэтому пришлось сделать солидный запас.

Для постели использовались куски войлока и кожаные подушки, байковые одеяла, а зимой еще и бараньи шкуры. Казаки, впрочем, укрывались своими шубами, а подушками им служили свертки из своей одежды. В путешествие были взяты, как и раньше, две палатки — одна для офицеров, а другая для казаков.

Хорошим взаимоотношениям с местными жителями тоже отводилась вполне серьезная роль. Достаточно сказать, что для подарков местным жителям было закуплено в Петербурге на 1400 рублей всякой всячины — карманных часов, ножей, ножниц, зеркал, несколько магнитов, пистолетов и охотничьих ружей. По опыту прошлых экспедиций с собой взяли также стетоскоп, калейдоскоп, несколько магнитов и две электрические батареи — с их помощью аборигенам собирались демонстрировать чудеса науки. Пржевальский пишет: «Электрическая батарея и раскрашенные карточки актрис (да простят они мне это) везде производили чарующее впечатление на туземцев Монголии и Тибета».

Наконец, деньги — для расчетов с местными жителями в Семипалатинске было закуплено 10 пудов (!) китайского серебря в больших и в маленьких слитках (ямбах) и мелко нарубленных кусочках. В Китае тех времен такое серебро принималось на вес и измерялось ланами, где один лан был примерно равен по курсу двум металлическим русским рублям. В результате весь багаж даже после изрядной укупорки весил не меньше 200 пудов и для его перевозки и перевозки самих членов экспедиции не без хлопот пришлось закупить 35 верблюдов и 5 верховых лошадей.

«В продолжение более трех недель, проведенных в Зайсане, мы каждый день занимали казаков практической стрельбой из берданок и револьверов. Уменье хорошо стрелять стояло вопросом первостепенной важности — это была гарантия нашей безопасности в глубине азиатских пустынь, наилучший из всех китайских паспортов. Не будь мы отлично вооружены, мы никогда не проникли бы ни во внутрь Тибета, ни на верховья Желтой реки. Мы не могли бы, как то нередко случалось во время настоящего путешествия, идти напролом, не спрашивая позволения или, лучше сказать, не слушая китайских стращаний и запрещений. И если бы наша маленькая кучка не уподоблялась ощетинившемуся ежу, который может наколоть лапы и большому зверю, то китайцы нашли бы тысячи случаев затормозить наш путь или, быть может, даже истребить нас подкупленными разбойниками».

Одновременно со сборами обсуждался и уточнялся маршрут будущей экспедиции. Тщательной проработке маршрута способствовала и поздняя для этих мест весна, немного задержавшая экспедицию в Зайсане. Путь был выбран мимо озера Улюнгур через город Булунтохой вверх по реке Урунгу[97], а отсюда на города Баркуль и Хами. Следуя этим направлением, экспедиция экономила несколько верст движения вдоль реки; пройдя по неизвестной местности между Алтаем и Тянь-Шанем, путешественники избавлялись от необходимости следовать между Гученом и Баркулем, в местности, густо заселенной китайцами и охраняемой китайскими войсками, где существовал немалый риск попасть в неприятные случайности, учитывая политическую обстановку.

Очень колоритной оказалась фигура проводника-казаха (в записках Пржевальского — киргиза) Мирзаша Аллиарова, того самого, который сопровождал вторую экспедицию на Лобнор из Кульджи в Гучен. Мирзаш отлично знал прилежащую к русской границе западную часть Джунгарии, где много лет занимался барантой, то есть воровством лошадей. Подобное занятие у местных племен в то время было не преступным, а почетным — искусный барантач считался удальцом, заслуживающим удивления и похвалы. Мирзаш своими подвигами снискал себе даже почетное прозвище «батыр» — богатырь.

«Этот богатырь сам сознавался нам, что в продолжение своей жизни (ему тогда было 53 года) украл более тысячи лошадей; неоднократно бывал в самом трудном положении, но обыкновенно выпутывался из беды. Впрочем, большой шрам на лбу, нанесенный топором хозяина украденной лошади, ясно свидетельствовал, что не всегда благополучно проходили нашему герою его воровские похождения. Как проводник, Мирзаш был очень полезен; только необходимо было его держать, как говорится, в ежовых рукавицах».

Отличнейший человек, что сказать!

На восходе солнца 21 марта 1879 года караван выступил из Зайсана. Длинной вереницей вытянулись завьюченные верблюды, привязанные один к другому и разделенные для удобства движения, на три эшелона. Казаки также восседали на верблюдах. Остальные члены экспедиции ехали верхом на лошадях. Каждый эшелон сопровождался двумя казаками, из которых один вел передового верблюда, другой подгонял самого заднего. Впереди всего каравана ехал Пржевальский с прапорщиком Эклоном, проводником и иногда одним из казаков. Всеволод Роборовский следовал в арьергарде, где также находились переводчик Абдул Юсупов, препаратор Коломейцев и остальные казаки. Здесь же, под присмотром одного из казаков, то шагом, то рысью, не забывая о покормке, гнали небольшое стадо баранов, предназначенных для еды. В довершение волонтерами из Зайсана в экспедицию отправилось несколько собак, из которых, впрочем, впоследствии оставлено было только две; одна из них оставалась с исследователями всю экспедицию.

«Итак, мне опять пришлось идти в глубь азиатских пустынь! Опять передо мною раскрывался совершенно иной мир, ни в чем не похожий на нашу Европу! Да, природа Центральной Азии действительно иная! Оригинальная и дикая, она почти везде является враждебной для цивилизованной жизни. Но кочевник