Пржевальский - Ольга Владимировна Погодина

Хотя остановка экспедиции совершилась не по моей вине и притом я сознаю, что это самое лучшее при настоящем состоянии моего здоровья, — все-таки мне крайне тяжело и грустно ворочаться назад. Целый день вчера я был сам не свой и много раз плакал. Даже возвращение в Отрадное теперь мало радует.

Правда, жизнь путешественника несет с собой много различных невзгод, но зато она дает и много счастливых минут, которые не забываются никогда.

Абсолютная свобода и дело по душе — вот в чем именно вся заманчивость странствований. Не даром же путешественники никогда не забывают своей труженической поры, даже среди самых лучших условий цивилизованной жизни.

Прощай же, моя счастливая жизнь, но прощай ненадолго! Пройдет год, уладятся недоразумения с Китаем, поправится мое здоровье, и тогда я снова возьму страннический посох и снова направлюсь в азиатские пустыни…

Перерыв, но не конец дневника».

Глава восьмая. Прерванная экспедиция

Кульджинский вопрос. — Настоящий полковник. — Научная добыча Пржевальского. — Дискуссия с бароном Рихтгофеном. — Та самая лощадь: первое упоминание. — Ходатайство о новой экспедиции удовлетворено. — Возвращение в Зайсан. — Старые и новые спутники. — Как следует снаряжать экспедицию.

Экспедиция Пржевальского была прервана из-за «кульджинского вопроса». Еще в 1871 году, чтобы создать защитный барьер между своими среднеазиатскими владениями и поддерживаемым Англией государством Якуб-бека, Россия ввела войска в Илийский (Кульджинский) край. В то время Якуб-бек разбил войска империи Цин, и китайцы приветствовали приход русских. Но в 1878 году после смерти Якуб-бека и подавления восстания положение в корне изменилось. Китайцы решительно потребовали выдать им дунган, бежавших в Россию и вывести русские войска из Кульджи. Переговоры выявили ряд спорных вопросов, которые были решены только в 1881 году подписанием Петербургского договора между Китаем и Россией. На тот момент, когда принималось решение о завершении экспедиции, обстановка была накалена до предела и вот-вот могла вспыхнуть война.

«Оставив верблюдов и все снаряжение экспедиции на посту Зайсанском, я отправляюсь в Санкт-Петербург с тем, чтобы будущей зимою, в январе или феврале 1879 года, снова двинуться в путь…»[93]

23 мая 1878 года Николай Михайлович вернулся в Петербург, где его ожидало звание полковника. Как уже говорилось выше, петербургские врачи сочли причиной его болезни нервное переутомление (тогда вообще в моде были такие диагнозы, как, например, «нервная горячка»). Хотя не исключено, что от долгой антисанитарии, питья соленой воды и однообразного питания у путешественника и его спутников действительно могли развиться болезни, связанные с обменом веществ.

Ему была рекомендована жизнь в деревне и 2 июня 1878 года Пржевальский получил отпуск на четыре месяца, которые провел в любимом Отрадном. Однако уже к этому времени отчет о Лобнорской экспедиции был не только написан, но и издан Русским географическим обществом и практически сразу переведен на английский и немецкий языки[94]. Научное сообщество приняло результаты экспедиции с восторгом, которого сам Пржевальский не испытывал. И это на самом деле был величайший успех! Парижское географическое общество присвоило ему золотую медаль, французская Академия наук избрала его почетным членом. В Берлине путешественнику присудили золотую медаль Гумбольдта. В Германии, как и в других странах, появилось много статей о Пржевальском, Председатель Берлинского географичского общества барон Рихтгофен в своей брошюре отозвался о нем как о «гениальном путешественнике».

Географические открытия Пржевальского вошли в ряд крупнейших в XIX веке. Так, открытие хребта Алтын-Таг, северной оконечности Тибетского нагорья, увеличило протяженность последнего на 300 километров севернее, чем это было известно. Оно также объяснило, почему Великий шелковый путь проходил через озеро Лобнор. Сам Пржевальский, пройдя этим путем, выразился просто: «Это потому, что под горами скорее можно было найти корм для скота и ключи воды».

Этнографические сведения Пржевальского о коренных жителях окрестностей Лобнора обогатили европейскую науку свидетельствами очевидца. Богатейшая коллекция чучел и шкур вкупе со орнитологическими исследованиями, выполненными на высочайшем уровне, позволили заполнить белые пятна в исследовании Центральной Азии. Жемчужиной коллекции стали шкуры диких верблюдов — Пржевальский был первым, кому удалось их добыть и привезти.

Важнейшим итогом экспедиции стало описание озера Лобнор. Это было настолько важным открытием, что завязалась целая научная дискуссия. Основываясь на китайских источниках, где озеро было соленым и помещалось на один градус севернее, барон Рихтгофен, хоть и высоко оценил заслуги утешественника, попытался оспорить его тезисы. Пржевальский выступил с публикацией, в которой обосновал как неточность китайских источников, так и тот факт, что озеро в силу своего рельефа способно «мигрировать», пересыхая в одних местах и заболачиваясь в других из-за наносов впадающих в него рек. Разница же в описании солености озера объсняется тем, что периодически затопляемые солончаки по его берегам могли делать воду в отдельных местах солоноватой. Не найдя веских аргументов, барон Рихтгофен прекратил дискуссию. Однако в 1896 и 1900 годах шведский путешественник Свен Гедин (ярый русофоб и германофил, впоследствии пропагандист фашизма в Швеции) посетил окрестности озера, «нашел» древний китайский Лобнор, а Лобнор, описанный Пржевальским, назвал «молодым образованием» из цепочки болот.

Точку в этом научном споре поставил ученик Пржевальского П. П. Козлов, дважды посетивший Лобнор в 1890 и 1894–1895 годах. Он подтвердил предположения Пржевальского о «миграции» береговой линии вследствие разливов Тарима и доказал, что Лобнор Пржевальского и есть тот самый, исторический Лобнор китайских источников. Дополнительную аргументацию привел и другой великий русский путешественник Г. Е. Грумм-Гржимайло, указав, что китайцы назвали Лобнор «тростниковым озером», а тростник растет только в пресной воде. Современные исследования подтвердили правоту русских исследователей, и теперь эта точка зрения принята во всем мире.

И наконец, знаменитая лошадь! Пребывая в злополучном Зайсане, Пржевальский получил в подарок от купца А. Тихонова шкуру лошади, добытой местными охотниками-казахами, которую он привез в Санкт-Петербург и передал в Зоологический музей. Там исследователем И. С. Поляковым было определено, что это новый вид лошади, которому им было дано (и навсегда осталось в истории) название Equus przewalskii.

Отдохнув за лето и собравшись с силами, в октябре 1878 года Пржевальский вернулся в Петербург и вышел в Совет Географического общества с планом новой экспедиции. Несмотря на опасности, вызванные «кульджинским вопросом», он не отказался от идеи проникнуть в Тибет и к верховьям Желтой реки — Хуанхэ. Русское правительство и Географическое общество, доверяя репутации и опыту Пржевальского (а также всецелой поддержке Великого князя и председателя общества), одобрили план новой экспедиции и выделили на нее 20 тысяч рублей. Кроме того, от предыдущей экспедиции осталось неизрасходованными 9000 рублей и снаряжение, оставленное в Зайсане.

14 декабря 1878 года было дано Высочайшее разрешение на командирование полковника Пржевальского и его спутников в Тибет. Опасаясь за судьбу собранной им коллекции, путешественник передал ее в дар музею Императорской Академии наук с тем, чтобы описание ее было поручено кому-нибудь из зоологов. Благодарная Академия избрала его своим почетным членом.

Получение разрешения от китайских властей встретило на этот