Троецарствие - Иван Алексин

вот не дождётесь! Я теперь царь, раз Василий погиб. Я Годунова с Москвы и сковырну! А ты, Прокопий, мне в том поможешь! Не забывай, тебя, Федька, тоже не жалует.

— Да как же я тебе в том помогу, Дмитрий Иванович? — усмехнулся Ляпунов, садясь за стол. — Одними рязанскими полками Годунова не одолеешь.

— Не одолеешь, — вновь потянулся к кубку князь. — А мне твои людишки, воевода, для другого нужны. Пусть они мне до Крыма добраться помогут. Если хан со всем своим войском подсобит да ты рязанцев поднимешь, глядишь и одолеем супостата.

— Там они же всё на своём пути разорят! — охнул, побледнев, Булгаков.

— Вестимо разорят, — холодно заметил Ляпунов, играя желваками. — Вот только зачем бы хану со всей ордой тебе, князь, на помощь идти? Тут одними подарками его не соблазнишь.

— Астрахань отдам, — задорно хмыкнул Шуйский. — За Астрахань хан ещё и ногаев поднимет. Так что, Прокопий, дашь воинских людишек меня проводить? Вернусь на Москву, быть тебе боярином!

— Дам, Дмитрий Иванович. Как для такого дела не дать? И проводят с бережением, ты в том даже не сомневайся.

Ляпунов решительно поднялся из-за стола и, выйдя во двор, махнул рукой. К дому со всех сторон сразу ринулись вооружённые люди.

— Вяжите вора, — отрубил Ляпунов, найдя глазами Пешкова. — Завтра до Москвы проводите.

Эпилог

5 декабря 1608 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.

— Государь, посол твой, Афонька Власьев принять просит.

— Зови, — кивнул я Семёнову, отворачиваясь от окна.

Всё же в зиме тоже есть свои преимущества. Выпавший снег укрыл пушистыми хлопьями осеннюю грязюку, первые морозы вбили жидкую хлябь в землю, выровняли дорогу, утрамбовывая выбоины всё тем же снежком. До Твери в своё удовольствие скакал.

А то, после Клушинской битвы почти месяц прошёл, а я эти кувыркания в грязи до сих пор с содроганием вспоминаю! Хотя, мне ли жаловаться? Тут уж скорее Ружинскому есть за что на судьбу пенять. Большинство брошенных вперёд наёмников и пешей голытьбы, попав под плотный огонь моих стрелков, до острожков с засеками даже не дошли, не то что-то там разобрать и дорогу коннице расчистить, а пустить в бой свой ударный гусарский полк, тушинский гетман так и не решился. А там наступил коллапс, начавшийся с бунта оставшихся в живых наёмников. В общем, это и битвой-то трудно было назвать. Так небольшая стычка, после которой вражеское войско перестало существовать, превратившись в разбегающуюся во все стороны толпу. Знай себе, отлавливай. Тех же гусар, завязших в болоте, почти без боя перебили.

Одно плохо. Самозванец с Заруцким как сквозь землю провалились да до Калуги как-то добраться смогли. И Филарет с Салтыковым и Голициными ещё у Волока Ламского от тушинского войска отстали и под шумок куда-то слиняли. Теперь жди и оглядывайся; где всплывут и нагадят.

Ну, хоть Ружинского в том болоте похоронили, уже хорошо. Одним лютым врагом меньше. А тут ещё, по дороге в Москву, весть о том, что Василий Бутурлин ворота Владимира открыл и с повинной в столице меня дожидается, пришла. Сразу повеселей стало.

В Москве встретили как героя. Популярность царя-освободителя, прогнавшего проклятых воров и латинян от стен города, взлетела до небес. О том, что на престоле сидит некогда нелюбимый ими Годунов, никто уже не вспоминал.

И всё же продолжить военную компанию походом на Юг в сторону Калуги или Тулы, не обеспечив свой тыл, я не стал, решив сначала устранить последнюю проблему на Северо-Западе. Там, опираясь на мятежный Псков, всё увереннее хозяйничал Лисовский, совершая опустошительные набеги на тверские и новгородские земли. Вот я и приехал, опередив выдвинувшееся из Москвы войско, в Тверь, желая прозондировать обстановку. А тут навстречу, возвращающийся из Швеции посол попался.

— Государь, — Власьев, едва переступив порог, рухнул на колени. — Холоп твой, Афонька, из свейской земли вернулся и челом бьёт.

— Вижу, что вернулся, — хмыкнул я. — Что скажешь?

— Прости, государь, за худые вести. Шведский король о союзе с тобой и слушать не захотел. Ему Дания войной грозит. Оттого Карл с польским королём Сигизмундом перемирие заключил и ради того, свои войска из Риги вывел. Не справился я.

Я мысленно поморщился от неприятного известия. Была надежда, что шведы с поляками хотя бы ещё годик друг с другом провоюют. Я бы как раз за этот год с самозванцем попробовал до конца разобраться да крымский вопрос решить. А теперь у Сигизмунда руки развязаны. В любой момент жди привет из Варшавы.

— По всему видать, сильно Карла припекло, раз он от Риги отказался, — протянул мой секретарь из своего угла.

— А с Эстляндией что? — прищурился я.

— Все земли, что Ходкевич занял, обратно шведам вернули.

А вот это совсем плохо! Поляки эту войну практически выиграли, заперев шведские гарнизоны по прибрежным городам и крепостям. А тут ещё и Дания со дня на день в войну вступит. Так с чего бы Сигизмунду таким уступчивым быть? Тут хороший кусок от той же Эстляндии оттяпать можно было. А то и всю. Выходит и у польского короля свой интерес в скорейшем завершении конфликта был.

Как же всё не вовремя! Год! Мне нужен год! Если татары одновременно с польским королём ударят, могу и не выстоять.

Хотя насчёт Крыма, если у Порохни всё получится, мы ещё посмотрим.

Старый запорожец, не дав себя уговорить, сразу после разгрома под Клушино, всё же уехал обратно на Сечь. Жаль. Надёжных соратников рядом со мной мало. Каждого от себя «с мясом» отрываешь. Но тут уж ничего не поделаешь. Всё, что мне оставалось, так это максимум пользы из этого отъезда извлечь. В Запорожскую Сечь Порохня вернётся со славой удачливого и богатого полководца, что несомненно повысит его авторитет среди сечевиков. А я ему ещё и подарками помогу, благо, после конфискации вотчин и поместий не вернувшихся в указанный срок бояр и дворян, в средствах, пока, не стеснён. Глядишь, и вернёт себе к весне Бородавка булаву кошевого, а сам Порохня в войсковые старшины выйдет.

И тогда крымского хана Селямет I Гирея, пославшего в набег на русские земли огромное войско, будет ожидать неприятный сюрприз; высадка на оставшийся без защиты полуостров запорожского войска. Эх, ещё бы калмыков на ногаев натравить. Их стойбища тоже без защиты останутся. Но далеко, пока, те калмыки. Они