Зови меня Лео. Том I - Ростислав Левгеров

Never never never never…

Дрейфую. Парю. Ты держишь меня? не дашь утонуть? Нет, конечно нет. Я уже плыву? Еще нет, вот как отцепишься от меня, то поплывешь. Ну? убирай руки, смелее. Папа, я боюсь! Не держись за меня, плыви. Плыви, не бойся, тут не глубоко, ты же видишь – я достаю до дна. Но я же утону, потому что я маленькая, а ты вон какой большой! Ты прямо как котенок, который впервые оказался на улице, цепляется, так отчаянно, ты бы видела себя, глупышка. Нет, не надо! Отцепись, волны сами будут держать тебя, Настя. Нет, папа, нет! Всё, я отпускаю. Нет, нет!

Отталкивает меня, как мешок с какашками. Смеется.

Я с тобой, милая! Держись!

Нет! А-а!

На миг окунаюсь в воду, чувствую, как в рот попадает соленая морская вода, тону! Да не вопи ты так, дурочка! плыви! работай руками! ну, вот видишь! получается, а ты орешь, как резаная! Папа, не уходи далеко! фыркая, захлебываясь, отчаянно барахтаясь, кричу я. Папа! папа-а… Да здесь я, здесь! что ж ты горластая такая! видишь, я страхую тебя, не утонешь, работай, ножками в том числе, ну, работай, спокойнее, представь, что ты рыбка, а не тюлень. плыви, рыбка! Не могу! Потому что ты тюлениха. Я не тюлениха! Тогда плыви!

Не уходи!

Я здесь, милая Лео!

Кто? Кто здесь?

Река журчит, тихо рокочет, плещется, где-то рядом, так спокойно, так ласково. На каждой волне раздается ответное «дзынь».

– Ты в порядке? – слышу я голос Дантеро.

– Да, – просто отвечаю я. – Где мы?

– Мы в безопасности. Лежи, скоро будем в убежище.

На небе появляются первые звезды. Ещё рдеет за сопками умирающий закат. И там парит орёл. This beautiful feeling… soars over the skies. Где-то далеко, свободный. Не поздно ли? Что ты ищешь, ведь темно? Наслаждаешься прохладой? Настя! раздается строгий голос мамы, слезь оттуда. Ну мам! Слезай, я сказала! Я не упаду! хочу смотреть на звёзды. Я сворачиваюсь калачиком, натягиваю покрывало. Хорошо. Полиритмия вагонных колес наводит на мысль о музыке джаз. Гляжу в ночь в густую пугающую мглу проносящегося мимо леса с редкими всполохами огоньков затерявшихся домов гляжуна звезды на расплывшиеся нитями облака перечеркивают холодную луну тянутся одиноко. Слезай, я сказала! ты будешь спать внизу. Ну мам! мне и здесь хорошо! я не упаду.

Только холодно. Почему холодно?

Потерпи, скоро.

Рубаха липнет к спине. Жестко. Неудобно. На дне лодки. Щербатые доски. Давят немилосердно.

– Лео! Лео, ты слышишь меня?

– Да. Да, я слышу.

– Держись, мы скоро.

Проплываем в каньоне. Так чудно смотрятся крутые склоны бледнеют в сумерках похожи на лица древних старцев древних окаменевших а судорожно торчащие в разные стороны сосны обомшелые кривые сосны – это космы. Нечесаные одеревеневшие. В свете луны колеблются тени на водном зеркале.The shadows, the shadows… Дремлющие гиганты. Вечный сон. Кажется, вот-вот откроют глаза увидят тебя протянут лапы крючковатые ветвистые посыпется земля с треском вздохом громоподобным вздохом стряхнув оковы вечности.

Тьма. Ночь. Те, кому нечего ждать отправляются в путь. Те, кому нечего ждать.

– Те, кому нечего ждать, отправляются в путь, – шепчу я, глядя на звездное небо. – Те, кто спасен, те кто спасен. Спокойная ночь. Но мне не заснуть.

– Я зажгу фонарь, Лео, – говорит Дантеро. Это же он?

– Это ты, Данте?

– Да, Лео, это я. Я с тобой. Я всегда буду здесь и с тобой.

– I will always be here with you.

– Чего?

– Getting better, better, better, better… Нет, Данте, мне на самом деле хуже. Ты обманываешь меня.

– Я не понимаю тебя, Лео. Ты бредишь, кажется.

– Не пой эту песню, прошу тебя.

– Я не пою. Тебе это кажется.

– Не пой, пожалуйста. Она тревожная, эта песня. Хоть и со счастливой концовкой.

Я видела небо в стальных переливах

И камни на илистом дне

И стрелы уклеек, чья плоть тороплива,

Сверкали в прибрежной волне

И еще было море, и пенные гривы

На гребнях ревущих валов

И крест обомшелый, в объятиях ивы,

Чьи корни дарили мне кров.

Вот это красивые стихи. А что у тебя? Я помню, как ты читал мне свои стихи. Глупые тоскливые стихи. Нескладные мрачные претенциозные. Твое лицо испорчено унынием. Твои тонкие губы, тонкие бледные губы. Что я делаю с тобой?

Она начинается на кончиках ветвей.

Я сплю или смотрю в окно? Не знаю…

Есть теплый вечер, есть игра теней.

Кости не греют, страдаю.

Какие такие кости? смеюсь я. старые? обычно не греют старые кости, а ты что, старый? дурачок. Это оборот речи. Фигня, а не оборот, фигня! слезы, сопли, бе-бе-бе-э! ты такой унылый, Руль. Не называй меня так. С тобой скучно, зачем ты читаешь мне свою нудятину? Потому что люблю. Кого, меня? Да. Смеешься? Честно. Любовь – это значит уморить себя до… кекаю с тебя, душнила. пойдем лучше погуляем, Руль. Дождь на улице. Ну и что? О дожде тоже есть стих. сейчас, дай найти. Я ухожу. Не уходи, пожалуйста! Ухожу, бай-бай, душнила!

Моя жизнь – бездарна, кричит он мне вслед.

Ум – провокационен,

Мысли – ленивы,

Воля – стерта.

И всегда одному себе лишь только одному себе благодарен

за то что глух

и нем

и стиснут в клетке,

с руками, к небесам простертым!

Но вряд ли помолюсь…

Люби меня, убей меня – мне все равно

Я ведь при жизни был убит.

Это еще одно стихотворение? Да. Опять нескладно, Руль. Ну и что? Да ну тебя!

Лодка тыкается о берег. Прихожу в себя. Только надолго ли? На носу тускло горит фонарь. Дантеро протягивает мне руку, но я не могу подняться. Мне так хреново, что я чуть было не вырубаюсь в очередную бессознанку. Не хочу отключаться. Страшусь отключаться. Тогда он берет меня на руки, переносит, шлепая по воде, на берег, укладывает на траву. Бережно, заботливо. Душка.

Холодно. Ёжусь. Одеялка нет? жаль. Даже трясет. Простыла? Нет, это трясучка не из тех. И лоб холодный, да? Может, это колдовской грипп? Есть такие? It's getting colder, Данте, I'm getting colder, it's getting colder, colder… Я будто горю, но в то же время мне холодно.

– Я понесу тебя, – говорит Дантеро. – Тут недалеко.

The shadows, the shadows…

Фонарь на поясе болтается, пляшут тени скалятся клацают