Формирование института государственной службы во Франции XIII–XV веков. - Сусанна Карленовна Цатурова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Совмещая в реальности службу королю с услугами иным клиентам, приобретая земли в своих сенешальствах и бальяжах, с разрешения государя или без оного, принадлежа к тем или иным кланам и партиям[939], королевские служители, тем не менее, отстаивают на словах свою принадлежность «только королю и никому другому», и эти слова имеют свой смысл.
Фундаментальный принцип контракта чиновника с королем, исключавший все прежние связи и обязательства, был глубоко укоренен и в политических представлениях эпохи. О значении принципа «верности королю» в самоидентификации чиновников красноречиво свидетельствует труд Бомануара, где среди достоинств бальи на первое место поставлена верность[940]. В «Рифмованной хронике» Жоффруа Парижского, где нововведения приписаны Людовику X Сварливому, под 1316 г. они описаны так:
И запретил и повелел,
Чтоб лошадей и платьев не имел,
Ни милостей ни от кого,
Как только от него.
Не вижу в том беды я,
Ведь взяв у короля,
Брать у других уже нельзя[941].
Спустя более полувека, когда администрация оказалась под угрозой стать игрушкой политических амбиций знати и ее клиентел, Филипп де Мезьер предупреждал Карла VI об опасностях, исходящих от ставленников конкурирующих сил. «Ты должен позаботиться, — писал он, — чтобы выбранные тобой… не были бы чрезмерно обязаны другим крупным сеньорам и связаны бы были только с твоим королевским величеством; и твои чиновники и служители, если они связаны с тобой или получают благодеяния особые от твоих королевских щедрот, как следствие, не должны иметь других союзов с иным (лицом) через клятву, кроме как с твоим королевским величеством»[942]. Мезьер призывал короля опасаться «двоелюбия чиновников» и добиваться, чтобы его служители принадлежали ему целиком, а не наполовину, вовлеченные в корыстные альянсы со знатными сеньорами, кому они еще и приносят клятву и принимают его девизы как знак личной связи, а на деле — «любви, купленной золотом»[943]. Кристина Пизанская поставила эти обязательства даже выше уз брака. В «Книге мира», давая портрет образцового служителя, она так характеризует его обязанность перед государем: «все должны понимать, что это вовсе не легкая связь поступать на службу, ибо, хотя узы брака являются таинством Святой Церкви, в силу которого позволено человеку оставить отца и мать и следовать за своей половиной, но две половины, поступившие на разные службы, обязаны в течение этой службы оставить одна другую и все брачные обязательства, храня верность в исполнении их службы»[944]. Наставляя брата Гийома, Жувеналь приводит в качестве образца для подражания их отца, кто средь политических бурь и потрясений с честью исполнил долг чиновника, и кто «скорее пошел бы с сумой побираться, чем встал бы на сторону врагов своего суверенного сеньора»[945].
Требование к чиновнику служить королю и никому другому было органичной частью административных мер, призванных не допустить «врастания» в местные структуры. Первой мерой, преследующей эту цель, являлся срок службы местного чиновника: с середины XIII в. было введено правило, согласно которому все бальи и сенешали сменялись каждые два-три года. Оно не зафиксировано ни в одном ордонансе и представляло собой административную практику, ставшую незапамятной традицией. Каждые два-три года прево, бальи и сенешали перемещались из одного административного округа в другой, с тем чтобы не успевали обрасти связями на местах и не «врастали» в местную элиту. О неукоснительном соблюдении этого правила свидетельствуют исследования Ф. Майяра для начала XIV в., А. Демюрже для начала XV в., а также каталог хронологии этих перемещений, составленный Г. Дюпон-Феррье для всего исследуемого периода[946]. Показательно, что в «Книге о политическом теле» Кристина Пизанская не только хвалит это правило каждый год менять местами чиновников в областях, но и возводит его к античной традиции, сообщая тем самым ему дополнительную легитимность[947].
Второй мерой стало предписание не назначать представителем короля на местах человека из числа местных уроженцев: прево, бальи и сенешали отныне должны были быть чужаками. Правило впервые было оформлено в ордонансе 1302 г.: «желаем, чтобы сенешали, бальи и прево, судьи и викарии не были (на службе) у себя на родине»[948]. Это правило получило уточнение в ордонансе 1302 г. о судебных приставах Парламента: «ни один бальи и сенешаль не будет назначен в своей земле, ни судья над своей землей, сиречь в том месте, где находится большая часть его владений или его близких друзей»[949]. Последующие указы подтвердили эту норму — назначать чиновников в областях не из местных уроженцев[950].
Об общественной значимости этого правила свидетельствует его включение в Великий мартовский ордонанс 1357 г., изданный на волне движения за реформы. Обосновывая его «разорением народа» из-за королевских чиновников на местах, «не думающих ни о чем другом, кроме грабежа и угнетения подданных…, ибо бальи, сенешали и виконты были судьями в своих землях», составители ордонанса вновь подтверждают это правило: бальи, сенешали и виконты больше не будут судьями в тех областях, где они родились и живут; «если кто-то был там (назначен), мы желаем их сместить и настоящим (указом) их окончательно отстраняем»[951].
Единственное исключение из этого «золотого правила» было впоследствии сделано для сборщиков налогов на местах. Ордонанс февраля 1379 г., регулирующий деятельность Казначейства, узаконил практику назначения «ординарными сборщиками добрых буржуа, почтенных и живущих в данном податном округе», оговаривая в качестве главного условия соблюдение ими должностных обязанностей[952]. Оно диктовалось, очевидно, стремлением сократить расходы на их содержание, и поэтому вошло в кабошьенский ордонанс 1413 г., направленный на реформирование королевской администрации[953]. Частично это послабление было распространено в XV в. на бальи и сенешалей, становящихся все больше политическими агентами короны, в ситуации кризисов прибегавшей
