Совьетика - Ирина Маленко

– Ой, а Вы не могли бы передать ему от меня привет? Мне так ужасно хотелось бы хоть раз в жизни поговорить с ним!- вырвалось у меня помимо моей воли. Энрике понадувал для важности щеки и пообещал помочь. Дома я поспешила поделиться своей радостью с сеньором Артуро. Но он ее почем-то не разделил.

***

…Увы, до отлета на Кюрасао никаких хороших новостей не поступило. Энрике несколько раз заходил к Бобби, но, по его словам, он куда-то уехал, и даже Боббина жена не знала, где он. Мне это показалось немного странным: как жена может не знать, где ее муж, если его нет уже несколько месяцев? Почему так было, я узнала позже.

Советский поклонник того или иного актера, певца или тем более писателя – совсем не то, что западный фанат. Нельзя даже сравнивать. Помню, когда я впервые увидела в кино, как по-идиотски ведут себя фанатки «Битлз», с их истеричными воплями и паданием в обморок, это вызвало у меня чувство глубокого омерзения. Для советского поклонника вести себя так означало бы не уважать ни себя, ни своего кумира.

Прежде всего, советский поклонник видит в любимом актере или певце талантливую, творческую личность, а не «секс-символ». Во-вторых, он уважает право предмета своего почитания на спокойную частную жизнь и потому не будет торчать у него под окнами, бросаться в него на сцену своими трусиками и даже признаваться ему письменно в любви. «Но пусть она Вас больше не тревожит – я не хочу печалить Вас ничем!»- вот оно, кредо советского поклонника!

Более того, даже при случайной встрече на улице такой поклонник просто посмотрит на своего кумира, улыбнется ему – ну, максимум попросит автограф! – и пойдет себе дальше, хотя и с сильным сердцебиением: глубоко уважая покой последнего. Кому из известнх людей приятно, когда у них на улице выдирают последние волосы! Помнится, как те же «Бони М» были поражены тем, как реагирует на их концерты наша публика: никто не вскакивает с мест, не танцует, но зато по окончании песен все бурно аплодируют! Это из той же серии.

Я глубоко старомодный, советского стиля поклонник. Я никогда в жизни не стала бы вешаться Бобби на шею – даже если бы не была замужем. Не стала бы искать, где он живет. Но это не значит, что он мне от этого менее дорог. И подышать одним с ним воздухом хотелось. В ближайший свободный день я поехала в Лелистад – посмотреть, что он из себя представляет.

Оказалось, что ровным счетом ничего. Скучнющий, с новенькими домами городишко. И как это ЕГО угораздило здесь оказаться?

***

…Перед полетом на Кюрасао я вновь была охвачена мечтами – как в детстве. Возвращаясь по вечерам из своей смены в «МакДональдсе», я мечтала, что Бобби – естественно, совсем неожиданно для меня!- ждет меня за поворотом. За поворотом, конечно, никого не оказывалось. Кроме стаи проституток: домой после смены нас развозили на такси, и мой маршрут проходил через роттердамскую набережную, бывшую их негласной зоной «работы» по ночам. Проститутки распахивали перед машинами короткие плащики, демонстрируя «сексуальное» белье. Мохаммед из Схидама, который обычно был моим попутчиком, брезгливо морщился. У Мохаммеда была жена, пятеро детей и мечта – открыть собственный овощной магазин. Проститутки в его мечтах не фигурировали.

Ко мне Мохаммед относился по-отечески. Подкладывал мне в сумку после смены оставшиеся гамбургеры – когда не видел менеджер. Голландцы удивятся, если я скажу им, что все мои арабские и прочие мусульманские коллеги на работе очень хорошо ко мне относились, с уважением. С некоторыми из них мы беседовали по-французски о работах Ленина. Они были вежливы, предупредительны – и никогда не позволяли мне таскать тяжести или надрываться. Самую тяжелую работу они всегда брали на себя. Никто из них не позволял себе двусмысленных шуточек подобно нашим голландским менеджерам – о том, «какие у вас в России красивые девушки легкого поведения», как, подмигивая, говорил мне один из менеджеров, голландец Бас.

– Всему свинству мы у вас научились! – парировала я.

… Из дома доходили обрывочные, смутные, тревожные вести. О каких-то ваучерах, по которым все сходили с ума, воображая, как они разбогатеют. О том, что начали закрываться заводы, а народ массово подается в «челноки», ездя в Китай и Турцию за тряпками и свято веря, что это и есть путь к счастью и процветанию. Я отгоняла мрачные мысли – неужели те, кто пришел к власти под такими правильными, хорошими лозунгами, не знаю, что делают?…

…Я была рада, когда и университет, и «МакДональдс»- и вообще вся Голландия!- остались позади. Впереди – Сонни и 3 месяца солнца, моря и знакомства с совершенно новой для меня жизнью!! Даже Бобби, и тот может подождать.

****

… Это был бесконечный, солнечный и радостный день. Бесконечный – из-за разницы во времени, потому что я летела в западное полушарие. От раннего утра в Маастрихте, когда я погрузилась в голландский «кукурузник» в его провинциальном аэропорту и до вечерней зорьки на берегу Карибского моря прошла, казалось, целая вечность. Когда летишь обратно, в восточном направлении, и день, и ночь оказываются скомканными, перемешанными друг с другом, как гоголь-моголь. Но я тогда еще не знала ни того, ни другого.

Из Амстердама впервые в жизни я летела на двухярусном «Боинге». Авиакомпании тогда еще не экономили на всем и на всех, и по дороге нас кормили и поили как на убой. Рядом со мной сидела арубанка, которая ехала домой в отпуск. Она только что поссорилась со своим бойфрендом и вскоре завязала разговор с голландским пассажиром сзади- типичным двухметровым кааскопом- -из тех, которые кладут ноги на соседнее сиденье потому что в проходе они у них не помещаются-, который летел на Антилы отдыхать.

Первые 2-3 часа раговор их не выходил за рамки приличия, но вскоре их обоих развезло от выпитого. Еще через час голландец только что не висел у нее на шее и даже пытался заглянуть мне через плечо, чтобы прочитать, что я там пишу в своей тетрадочке (я всю дорогу набрасывала сценарий нового фильма с участием Ики Верон). Естественно, прочитать он ничего не смог, так как писала я на русском, но голландский недотепа подумал, что у него просто разбегаются перед глазами строчки от количества выпитого.

– М-да… я, кажется, немного перебрал! Что это она там пишет?- громогласно на весь салон произнес он, так, будто бы меня рядом и не было. Я заметила, что находясь в других странах (и даже еще только в полете на пути к ним!), голландцы позволяют себе то, чего они сами себе не позволяли в своей родной стране: быть самими собой. Может, поэтому у них обычно были такие грустные лица, когда им приходилось домой возвращаться?…

Мне было глубоко противно наблюдать за этой парочкой и их лизаниями через пару часов после знакомства. Они уже договаривались, где они встретятся на Антиллах, и обменивались телефонами, а у меня не выходила из головы картинка темнокожей рабыни и белого плантатора. Ну, и чем эти двое отличаются от них? Что изменилось за пару сотен лет? У одной- комплекс неполноценности как у рабов, и ей непременно нужен «белый господин» для самоутверждения, а другой – такой же считающий себя подарком для туземок, как плантаторы…. Да у этих Покахонтас вообще есть хоть какое-то чувство собственного достоинства?!

Полет до Кюрасао длинный, часов 9, не меньше. Из-за перегара, которым уже разило от голландца, было трудно заснуть. А алкоголь все не переставали подавать, и я вздохнула с облечением, когда самолет наконец пошел на посадку.

Сверху была видна ослепительно красная земля, резко контрастировавшая с глубокой, темной синевой моря и утыканная казавшимися с высоты игрушечными колючками кактусов. Я тогда не знала еще, что эта область на Кюрасао так и называется – Тера Кора . Кое-где на фоне этого пустынного, похожего на марсианский пейзажа виднелись белые как ромашки головки ветряных электрических турбин.

Как только я вышла на трап, меня обдало горячим воздухом – горячим настолько, что на секунду перехватило дух. Еще несколько недель я не могла к этому привыкнуть: сидя в машине с кондиционером (невиданное тогда в Европе дело!), я начисто забывала о том, какая жара на улице, и всякий раз ступив наружу из ее прохладно-уютной глубины, поражалась этому.

А еще я поняла, что даже самый прочный лак для волос не поможет здесь сохранить в порядке свою прическу – настолько сильный дул ветер. По этой же причине большинство женщин здесь носили брюки, или короткие обтягивающие комбинезончики, которые местные жители называли «пегадиту», или хотя бы велошорты под юбками: ветер задирал юбки немилосердно.

Сонни уже ждал меня. За время, проведенное им на родном острове, он немного поправился, но это было ему даже к лицу. И загорел! Кожа у него потемнела и стала цвета какао без молока. На носу выступили веснушки! Мы с ним не могли оторвать друг от друга восторженных глаз – как два молочных теленка, впервые выпущенных на просторы солнечного луга…