Проект «Аве Мария» - Энди Уир

кромешная тьма. Но как биосфера существует в полной темноте? Я еще не успел выяснить у Рокки подробности, но ведь и у нас глубоко в океанах — там, где не светит Солнце, — полно живых организмов. А значит, это вполне реально. Эридианцы крайне уязвимы перед радиацией и даже не подозревали о ней.

Следующая беседа длилась около часа, и в результате разговорник пополнился еще несколькими десятками новых слов. Эридианцы освоили космические полеты достаточно давно. Обладая беспримерной технологией материалов (ксенонит), они разработали нечто вроде космического лифта. Это кабель с противовесом, идущий от экватора Эрид вверх к синхронной орбите[123]. Эридианцы фактически доезжают до орбиты на лифте. Мы тоже могли бы сделать себе такое на Земле, будь у нас ксенонит.

Дело в том, что эридианцы никогда не покидали орбиту. Подобная необходимость просто не возникала. Спутника у Эрид нет. У планет, близко расположенных к звезде, редко имеются спутники. Приливные силы[124] в поле гравитации, как правило, срывают потенциальные спутники с орбит. Рокки и его экипаж стали первыми эридианцами, кто решился покинуть околопланетную орбиту. Они не сразу поняли, что магнитное поле Эрид, простирающееся намного дальше синхронной орбиты, все время служило надежной защитой от радиации.

Однако оставалась одна загадка.

— Почему я не умер, вопрос? — спрашивает Рокки.

— Не знаю, — отзываюсь я. — Надо найти отличие. Что делал ты, но не делали остальные члены команды?

— Я ремонтирую вещи. Моя работа чинить сломанные предметы, собирать новые взамен и следить за работой двигателей.

Похоже, Рокки работает бортинженером.

— Где ты проводил больше всего времени?

— У меня своя комната на корабле. Мастерская.

— А где она находится? — начинаю понимать я.

— В хвостовой части корабля, рядом с двигателями.

Разумно устроить рабочее место бортинженера возле двигателей — ведь именно там чаще всего нужно что-то отладить или починить.

— А где на вашем корабле хранится топливо из астрофагов?

— Много-много контейнеров с астрофагами. — Рокки широким взмахом руки обводит хвостовую часть корабля. — И все там, рядом с двигателями. Проще делать дозаправку.

А вот и объяснение! Я тяжко вздыхаю. Боюсь, Рокки оно не понравится. Решение было у эридианцев под носом. Но они не знали. Даже не догадывались об опасности, пока не стало слишком поздно.

— Астрофаги блокируют радиацию, — говорю я. — Тебя почти все время окружали контейнеры с астрофагами. А твоих товарищей по экипажу — нет. Вот радиация до них и добралась.

Рокки молчит. Ему нужно время осознать новость.

— Понимаю. — Он переходит на низкие ноты. — Спасибо. Я знаю, почему не умер.

Я пытаюсь представить царившее среди экипажа отчаяние. Зная о космосе намного меньше землян, не имея представления о том, что находится дальше освоенного пространства, эридианцы все-таки строят межзвездный корабль в надежде спасти свой народ. Ситуация до боли похожая на мою. Единственное отличие — мы чуть больше владеем технологиями.

— Здесь тоже есть радиация, — предупреждаю я. — Оставайся в мастерской как можно дольше.

— Да.

— Принеси контейнеры с астрофагами в туннель и размести на стене.

— Да. И ты сделай то же самое.

— Мне не нужно.

– Почему, вопрос?

Потому что неважно, заболею ли я раком. В любом случае я погибну здесь. Но я не собираюсь рассказывать Рокки про свою самоубийственную миссию. Мы с ним и так обсуждаем невеселые темы. Поведаю ему полуправду.

— У Земли тонкая атмосфера и слабое магнитное поле. Радиация достигает поверхности. Поэтому земные организмы научились выживать, несмотря на облучение.

— Понимаю, — говорит он.

Пока я плаваю на своей половине туннеля. Эридианец продолжает что-то чинить. И тут мне в голову приходит неожиданная мысль.

— Эй, Рокки, у меня вопрос!

— Спрашивай.

— Почему научные знания у эридианцев и землян так похожи? Миллиарды лет, но практически тот же самый уровень прогресса.

Эта мысль давно не дает мне покоя. Эридианцы и люди развивались независимо друг от друга, в разных звездных системах. И до сих пор никак не контактировали. Тогда почему у нас практически одинаковые технологии? Эридианцы слегка отстали от землян в части освоения космоса, но не сильно. Почему у них не Каменный век? Или не какая-то суперфутуристическая эпоха, по сравнению с которой земная цивилизация выглядела бы архаичной?

— Так должно было случиться. Иначе мы бы с тобой не встретились, — рассуждает Рокки. — Если у планеты меньше научных знаний, она не сможет построить корабль. А если больше, тогда она изучит и разрушит астрофагов, не покидая свою звездную систему. И у вас, и у нас научные знания неполные: сумели построить корабль, но не знаем, как решить проблему с астрофагами.

Ха. Я не думал об этом. Но теперь, после объяснений Рокки, все кажется очевидным. Если бы астрофаги поразили Солнце, когда на Земле был Каменный век, мы бы просто не выжили. А если бы проблема возникла в будущем, лет через тысячу, наверняка мы бы с легкостью нашли решение. Следовательно, лишь на определенном этапе технического прогресса та или иная раса отправит космический корабль к Тау Кита в поисках ответов на вопросы. Значит, эридианцы и человечество находятся на одной и той же ступени технического развития.

— Понимаю. Хорошее наблюдение, — хвалю я. Но кое-что не дает мне покоя. — Все равно необычно. Эридианцы и люди не так уж далеко друг от друга в космосе. Между Землей и Эрид лишь шестнадцать световых лет. Галактика сто тысяч световых лет в ширину! Жизнь в ней встречается очень редко. Но наши планеты так близко!

— Может, мы родственники?

Родственники? Но как…

— А! Ты имеешь в виду… Ого! — Надо хорошенько обмозговать предположение Рокки.

— Я не уверен. Теория.

— Чертовски хорошая теория! — восклицаю я.

Теория панспермии, о которой я не раз спорил с Локкен. Земная жизнь и астрофаги слишком похожи, чтобы это было простым совпадением. Я подозреваю, что «семя» жизни занес на Землю один из предков астрофагов — некий космический прародитель, который когда-то заразил нашу планету. Но мне до сих пор не приходило в голову, что подобное могло случиться и с Эрид!

А что, если повсюду кишит жизнь? Везде, где можно эволюционировать из астрофагоподобного прародителя до клеток, составляющих мой организм. Не представляю, как выглядел этот предок, но сами астрофаги чертовски выносливы. Следовательно, на любых планетах, хоть как-то пригодных для жизни, она, вероятно, развивается. Не исключено, что Рокки — мой давно потерянный родственник. Очень давно. Да, деревья во дворе моего дома эволюционно мне ближе, чем Рокки. И все же. Ух ты!

— Отличная теория! — повторяю я.

— Спасибо, — говорит Рокки.

Похоже, эта мысль посетила его давно. А мне понадобилось некоторое время, чтобы принять ее.

* * *

Жизнь на авианосце потихоньку