Проект «Аве Мария» - Энди Уир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нам удалось выйти сухими из воды.
— Не слышала такой пословицы, — рассмеялась она. — У нас в Норвегии нет подобного выражения.
— Теперь есть, — улыбнулся я.
Локкен опустила глаза, уставившись на чертеж корабля (как мне показалось, несколько быстрее, чем того требовала ситуация).
— С какой скоростью перемещаются эти солнечные частицы? — наконец, спросила она.
— Примерно четыреста километров в секунду.
— Хорошо. Тогда их можно не брать в расчет. — Локкен сделала пометку на листке бумаги. — За восемь часов «Аве Мария» разгонится до большей скорости. Они не угонятся за кораблем и, тем более, не причинят вреда.
Я восхищенно присвистнул.
— Какой грандиозный проект! Просто не верится! Надо же… астрофаги были бы настоящим сокровищем, если бы не убивали Солнце.
— Согласна. А теперь поведайте мне о ГКЛ.
— Тут все сложнее, — проговорил я. — Аббревиатура ГКЛ означает…
— Галактические космические лучи, — договорила за меня Локкен. — Но они вовсе не космические лучи, верно?
— Верно. Это всего лишь ионы водорода — протоны. Однако движутся они гораздо быстрее. С околосветовой скоростью.
— А почему же их называют космическими лучами, раз они даже не являются электромагнитным излучением?
— Раньше считалось, что являются. И название закрепилось.
— Они исходят из какого-то единого источника?
— Нет, ГКЛ направлены во все стороны. Их испускают сверхновые звезды, которые взрываются по всей Галактике. Можно сказать, сквозь нас постоянно проходят разнонаправленные потоки ГКЛ. И обычно они представляют огромную проблему для космических полетов. Но теперь уже нет!
Я склонился над чертежом корабля в поперечном сечении. Между двумя слоями обшивки имелся зазор в один миллиметр.
— Собираетесь поместить туда астрофагов?
— Планируем.
Я задумчиво разглядывал чертеж.
— Хотите заполнить корпус топливом? А это не опасно?
— Только, если частицы «увидят» свет в диапазоне СО2. А если им его не показывать, ничего не случится. Астрофаги будут в темноте, между двумя слоями обшивки. Дмитрий хочет сделать из астрофагов и маловязкого масла топливную суспензию, которую проще доставлять к двигателям. Думаю залить эту штуку вдоль всего корпуса.
— Идея хорошая, — проговорил я, обхватив пальцами подбородок. — Правда, астрофаги могут погибнуть от физической травмы. Например, если проткнуть их наноиглой.
— Знаю. И уже попросила специалистов из CERN в качестве любезности провести для меня пару неофициальных экспериментов.
— Ничего себе! А что, CERN выполняет любые ваши просьбы? Вы прямо как заместитель Стратт!
— Всего лишь старые друзья и знакомые, — со смехом пояснила Локкен. — Они выяснили, что даже частицы, движущиеся с околосветовой скоростью, не могут миновать астрофагов. Но, судя по всему, не убивают их.
— И в этом есть логика, — заговорил я. — В ходе эволюции астрофаги научились жить на поверхности звезд. А значит, привыкли к постоянной бомбардировке потоками энергии и быстродвижущихся частиц.
Локкен указала на увеличенную схему каналов с астрофагами.
— Радиоактивное излучение будет надежно заблокировано. Главное, сделать достаточно плотный слой астрофаговой суспензии — тогда путь каждой частице преградит клетка астрофага. Одного миллиметра более чем достаточно. К тому же мы не добавим ненужную массу. Ведь изоляционным слоем послужит топливо. И если вдруг экипажу понадобится еще немного астрофагов, что ж, это станет дополнительным запасом.
— Хмм… «запас», который мог бы питать энергией весь Нью-Йорк двадцать тысяч лет.
— Вы это сейчас в уме подсчитали? — Она ошарашенно посмотрела на меня.
— Да, правда, кое-что я для себя упростил. Поскольку мы имеем дело с такими колоссальными объемами энергии, я взял за условную единицу годовой расход энергии Нью-Йорком, что примерно соответствует половине грамма астрофагов.
— А нам нужно два миллиона килограмм! — Локкен взволнованно потерла виски. — И если мы хоть где-то допустим ошибку…
— Тогда, не дожидаясь астрофагов, мы погубим человечество сами, — закончил фразу я. — Да. Я часто об этом думаю.
— И каков ваш вывод? Это самоубийство или реальный шанс?
— Это гениальная идея.
Локкен улыбнулась и смущенно отвела глаза.
Глава 14
Новый день — новое совещание. Кто бы мог подумать, что спасение мира окажется таким занудством? За столом в кают-компании собралась научная группа: я, Дмитрий и Локкен. Несмотря на громкие заявления о своей ненависти к бюрократии, Стратт все-таки назначила начальников отделов и устраивала ежедневные совещания. Иногда процедуры, которые мы особенно не любим, оказываются единственно рабочими.
Стратт, естественно, уселась во главе стола. Рядом с ней я увидел незнакомого мужчину.
— Внимание! Я хочу представить вам доктора Франсуа Леклера, — объявила Стратт.
— Здравствуйте! — Сидевший слева от нее француз нерешительно взмахнул рукой.
— Леклер — всемирно известный климатолог из Парижа. Я назначила его ответственным за мониторинг, анализ и, по возможности, нейтрализацию воздействия астрофагов на климат Земли.
— Всего-то? — пошутил я.
Леклер вяло улыбнулся в ответ.
— Итак, доктор Леклер, — продолжила Стратт, — нам приходят противоречивые сведения о том, чего именно ожидать от снижения солнечной энергии. Вряд ли найдутся хотя бы два климатолога, которые сошлись бы во мнении.
— Вряд ли найдутся два климатолога, которые сошлись бы во мнении о цвете апельсина, — пожал плечами Леклер. — Это, к сожалению, не точная наука. Здесь много неопределенности и, признаюсь честно, работы наугад. Наука о климате еще очень юна.
— Не скромничайте, — возразила Стратт. — Из всех специалистов вы единственный, чьи климатические модели неоднократно оправдывались за последние двадцать лет.
Француз молча кивнул.
— Мне прислали все возможные прогнозы, начиная от незначительных падений урожаев до полной гибели биосферы. — Стратт обвела рукой горы документов, которыми был завален стол. — Я хочу выслушать вашу точку зрения. Вы видели прогнозные расчеты динамики солнечного излучения. Что скажете?
— Это, безусловно, катастрофа, — заговорил Леклер. — Речь идет о вымирании целых видов, необратимых вытеснений биоценозов[118] по всей планете, кардинальных сдвигов в погодных циклах…
— Люди, — нетерпеливо перебила Стратт. — Я хочу знать, как и когда это отразится на людях. Меня не интересует, что будет с ареалом размножения каких-нибудь трехзадых ленивцев и куда денутся все остальные биоценозы.
— Мы — часть экосистемы, мисс Стратт, а не отдельно от нее, — возразил Леклер. — Растения, которые мы поедаем, скот, который выращиваем, воздух, которым дышим, — все это элементы единого целого. И они связаны друг с другом. Гибель биоценозов незамедлительно скажется на людях.
— Понятно. А теперь цифры, — проговорила Стратт. — Мне нужны ощутимые цифры, а не расплывчатые прогнозы.
— Как скажете, — нахмурился Леклер. — Девятнадцать лет.
— Девятнадцать лет?
— Вы просили цифры. Вот вам цифра. Девятнадцать лет.
— И о чем она говорит?
— По моим оценкам, столько осталось до того, как вымрет половина населения Земли. Девятнадцать лет.
После этих слов в каюте стало как-то особенно тихо. Даже Стратт не нашлась, что сказать. Мы с Локкен молча переглянулись. Правда, не знаю,
