Роман на крыше - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

болезненное отвращение к еде. Они вышли на крышу, и миссис Вадингтон многозначительно приложив палец к губам, тем самым приказывая хранить полное молчание, на цыпочках направилась к спальне Джорджа Финча.

– Ну? – не выдержал лорд Хэнстантон, очутившись у самой двери.

Миссис Вадингтон энергично постучала в дверь и громко произнесла:

– Джордж Финч! Джордж Финч!

Абсолютное молчание было ответом на эти слова.

– Джордж Финч! – точно эхо повторил за нею лорд Хэнстантон, считая, что обязан принять участие в хоре.

– Финч! – снова крикнула миссис Вадингтон.

– Джордж! – крикнул лорд Хэнстантон.

Миссис Вадингтон распахнула дверь настежь. В комнате царил мрак. Миссис Вадингтон повернула выключатель. В комнате не было ни души.

– Гм! – промычала миссис Вадингтон.

– А, может-быть, он под кроватью? – высказал свое предположение лорд Хэнстантон.

– Наклонитесь и посмотрите.

– А вдруг он меня укусит?

Конечно, секрет каждого удачного предприятия заключается в том, чтобы не упускать из виду никаких случайностей. Но в данном случае миссис Вадингтон решила, что ее союзник слишком далеко заходит в своих предосторожностях. Она повернулась к нему, издав какое-то фырканье, долженствовавшее выразить глубокую досаду. Но, повернувшись, она так и замерла в этой позе. За спиной лорда Хэнстантона вдруг показалась какая-то фигура.

Это был не кто иной, как длинный тощий полисмен. И хотя миссис Вадингтон только один раз в жизни имела счастье встретиться с этим полисменом, обстоятельства, коими эта встреча сопровождалась, были таковы, что воспоминание о них надолго задержалось в ее памяти. Она тотчас же узнала Гэровэя. Хотя миссис Вадингтон была сильной женщиной, она, тем не менее, вся ушла, так сказать, в себя, точно улитка, которой внезапно насыпали соли на хвост.

– В чем дело? – с удивлением спросил лорд Хэнстантон, поворачиваясь в свою очередь. О! А! Э! Никак констебль.

Полицейский Гэровэй смотрел на миссис Вадингтон глазом, не сохранившим и признака той мягкости, которой он отличался в обычное время. Столь зловещ был взгляд Гэровэя, что, будь у него два таких глаза, и вонзись они оба в миссис Вадингтон, она, вполне возможно, потеряла бы сознание от страха. Но к счастью для нее, второй глаз Гэровэя был прикрыт ломтем сырой телятины и повязан платком и, таким образом, выведен из строя.

– A! – произнес Гэровэй.

Маленькое слово «а», когда пишешь его на бумаге, слишком маленькое, чтобы можно было поверить, что при известных условиях оно может оказаться самым зловещим в человеческом лексиконе. Вообразите, что это «а» произнесено полицейским, которому вы недавно насыпали перцу в глаза, и вы будете поражены тем, как это «а» звучит. Во всяком случае, несчастной миссис Вадингтон, попятившейся назад, вглубь спальни Джорджа Финча, показалось, что она слышит боевой клич диких индейцев или трубу архангела Гавриила, призывающего грешников на суд божий, или жуткий вой голодной волчьей стаи. Колени ее подломились, и она упала на кровать.

– Что, попалась? – продолжал Гэровэй.

Вопрос его был, очевидно, чисто риторического свойства, так как он не стал дожидаться ответа. Поправив повязку, придерживавшую сырую телятину и скрывавшую фонарь под глазом, он продолжал:

– Вы арестованы!

Лорд Хэнстантон сообразил, наконец, что на его глазах разыгрывается что-то удивительно странное и непонятное, нечто такое, что не могло бы иметь место в его родной Англии.

– Э-э-э… Послушайте… Вы…. Ну, знаете… Я бы сказал…

– И вы тоже арестованы, – добавил Гэровэй. – По-видимому, вы ее сообщник. Вы оба арестованы. Попробуйте только прибегнуть к каким-нибудь трюкам – закончил он, помахивая дубинкой, зажатой в кулаке, не уступавшее размерами небольшому окороку, – и я угощу вас вот этой штукой. Ясно?

Наступила одна из тяжелых и длительных пауз, которыми всегда отличаются беседы людей, относительно мало знакомых между собой. Полицейский Гэровэй, очевидно, сказал все, что он хотел сказать. Миссис Вадингтон не находила никаких возражений. Что же касается лорда Хэнстантона, то у него, правда, было желание задать пару вопросов, но от одного вида полицейской дубинки у него, должно-быть, отнялся язык. Это была такая дубинка, на которую стоит лишь посмотреть, и уже начинаешь испытывать неприятный звон в ушах. Поэтому лорд Хэнстантон только проглотил слюну и не произнес ни звука.

И вдруг где-то снизу раздался странно звучащий человеческий голос: – Бимиш! Эй, Бимиш! Этот голос мог принадлежать только Сигсби Вадингтону!

Было бы, мы думаем, чрезвычайно неприятно читателю этой повести, если бы он обнаружил вдруг одного из главных героев в каком-нибудь месте, не узнав, как тот очутился там, и не нашел бы достаточного обстоятельного пояснения этому факту у автора. Добросовестный летописец должен точно объяснить появление и даже таких ничтожных представителей человеческой расы, как Сигсби Вадингтон. А потому мы, с вашего разрешения, несколько отклонимся назад, чтобы изложить некоторые подробности.

Читатель, может-быть, вспомнит, что Сигсби Вадингтон отправился в Нью-Йорк и приступил к поискам полисмена по имени Галагер. И Нью-Йорк предоставил в его распоряжение неограниченное количество полицейских по имени Галагер. Можно было подумать, что все это обилие Галагеров было припасено специально для мистера Вадингтона. Но благодаря тому обстоятельству, что мистер Вадингтон на деле жаждал встречи не с Галагером, а с Гэровэем, его усилия остались бесплодными. Мистер Вадингтон видел высоких Галагеров и маленьких Галагеров, тощих Галагеров и полных Галагеров, косоглазых Галагеров, рыжих Галагеров, прыщеватых Галагеров, одного Галагера с разбитым носом, двух Галагеров, каких не пожелаешь злейшему врагу увидеть во сне, и, наконец, такого исключительного Галагера, сравниться с которым не мог бы, вообще, ни один человек в мире.

Но Сигсби Вадингтон так и не нашел того полисмена, которому он сплавил пачку акций кинематографической компании «Лучшие фильмы в мире». Большинство людей, которым случалось бы очутиться в положении Сигсби Вадингтона, отказались бы от борьбы. Точно так же поступил Сигсби Вадингтон. Последний Галагер, с которым свела его судьба, стоял на посту на улице Бликер, и, расставшись с ним, мистер Вадингтон свернул на Вашингтон-Сквер, еле держась на ногах, добрел до скамьи и без сил опустился на нее.

В течение первых нескольких минут отдых, который он дал своим ногам, казался мистеру Вадингтону таким блаженством, что он не в состоянии был думать ни о чем другом. А потом у него вдруг мелькнула мысль, которая позволила бы ему сэкономить значительное количество энергии, явись она несколькими минутами раньше. Он вдруг вспомнил, что он однажды видел столь нужного ему полисмена у Гамильтона Бимиша. Даже мистер Вадингтон в состоянии был прийти к логическому выводу, что Гамильтон Бимиш – единственный человек на свете, который может снабдить его необходимыми сведениями насчет местопребывания этого полицейского. Никакой жизненный эликсир, как бы распространен он ни был, как бы широко он