Лермонтов: Один меж небом и землёй - Валерий Михайлов

В «Романсе к И…» (1831) невольное предсказание о себе и частью, а может, и вполне — оно сбылось:

Когда я унесу в чужбинуПод небо южной стороныМою жестокую кручину,Мои обманчивые сныИ люди с злобой ядовитойОсудят жизнь мою порой, —Ты будешь ли моей защитойПеред бесчувственной толпой?

О, будь!.. о! вспомни нашу младость,Злословья жертву пощади,Клянися в том! чтоб вовсе радостьНе умерла в моей груди,Чтоб я сказал в земле изгнанья:Есть сердце, лучших дней залог,Где почтены мои страданья,Где мир их очернить не мог.

Впрочем, это больше прекраснодушная надежда, — до того ли было в Курске «бесчувственному божеству» — Ивановой ставшей госпожой Обресковой, чтобы «защищать» кого-то встретившегося на пути? Однако, заметим, мужья и Натальи Ивановой, и Вареньки Лопухиной велели сжечь или сами сожгли все бумаги Лермонтова — письма и стихи…

Но вот — разрыв: «Всевышний произнёс свой приговор…» И Лермонтов не щадит ни себя, ни любимой:

Он знает, и Ему лишь можно знать,Как нежно, пламенно любил я,Как безответно всё, что мог отдать,Тебе на жертву приносил я.Во зло употребила ты права,Приобретённые над мною,И, мне польстив любовию сперва,Ты изменила — Бог с тобою!О нет! я б не решился проклянуть!Всё для меня в тебе святое:Волшебные глаза и эта грудь,Где бьётся сердце молодое.Я помню, сорвал я обманом разЦветок, хранивший яд страданья, —С невинных уст твоих в прощальный часНепринуждённое лобзанье;Я знал: то не любовь — и перенёс;Но отгадать не мог я тоже,Что всех моих надежд, и мук, и слёзВесёлый миг тебе дороже!Будь счастлива несчастием моимИ, услыхав, что я страдаю,Ты не томись раскаяньем пустым.Прости! — вот всё, что я желаю…

Порой, исподволь лелеемый, идеал, как мираж, ещё очаровывает поэта, но он не в силах позабыть обманную природу видения:

Я видел тень блаженства; но вполне,Свободно от людей и от земли,Не суждено им насладиться мне.Быть может, манит только издалиОно надежду; получив, — как знать? —Быть может, я б его стал презиратьИ увидал бы, что ни слёз, ни мукНе стоит счастье, ложное как звук.

Кто скажет мне, что звук её речейНе отголосок рая? что душаНе смотрит из живых очей,Когда на них смотрю я, чуть дыша?Что для мученья моего она,Как ангел казни, Богом создана?Нет! чистый ангел не виновен в том,Что есть пятно тоски в уме моём…

А вот уже и развязка чувства, исполненная трезвой, безотрадной горечи:

Ответа на любовь моюНапрасно жаждал я душою,И если о любви пою —Она была моей мечтою.

Как метеор в вечерней мгле,Она очам моим блеснулаИ, бывши всё мне на земле,Как всё земное, обманула.

Следом — уже гордая отповедь самой сильнейшей страсти, вернее её предмету, перечёркивающая прежние чувства:

Я не унижусь пред тобою;Ни твой привет, ни твой укорНе властен над моей душою.Знай: мы чужие с этих пор.Ты позабыла: я свободыДля заблужденья не отдам;И так пожертвовал я годыТвоей улыбке и глазам,И так я слишком долго виделВ тебе надежду юных днейИ целый мир возненавидел,Чтобы тебя любить сильней.Как знать, быть может, те мгновенья,Что протекли у ног твоих,Я отнимал у вдохновенья!А чем ты заменила их?Быть может, мыслию небеснойИ силой духа убеждён,Я дал бы миру дар чудесный,А мне за то бессмертье он?Зачем так нежно обещалаТы заменить его венец,Зачем ты не была сначала,Какою стала наконец!Я горд! — прости! люби другого,Мечтай любовь найти в другом;Чего б то ни было земногоЯ не соделаюсь рабом.К чужим горам, под небо югаЯ удалюся, может быть;Но слишком знаем мы друг друга,Чтобы друг друга позабыть.Отныне стану наслаждатьсяИ в страсти стану клясться всем;Со всеми буду я смеяться,А плакать не хочу ни с кем;Начну обманывать безбожно,Чтоб не любить, как я любил, —Иль женщин уважать возможно,Когда мне ангел изменил?Я был готов на смерть и мукуИ целый мир на битву звать,Чтобы твою младую руку —Безумец! — лишний раз пожать!Не знав коварную измену,Тебе я душу отдавал;Такой души ты знала цену?Ты знала — я тебя не знал!

Наука страсти нежной к осьмнадцати годам (как и у довольно близкого по времени литературного героя Онегина) изучена и, более того, испытана и вдоль и поперёк. Даром что у лишнего человека Онегина — до любви к Татьяне Лариной чувства были понарошку, всё обходилось равнодушной игрою, — у Лермонтова же любовь всерьёз, и потому она трагична…

…Не важно, точно ли установлен адресат тех или иных любовных стихотворений поэта: по стихам видно, что он ищет своего чистого ангела на земле, ищет — и не находит.

Но всё ли до конца утрачено в душе?..

Она не гордой красотоюПрельщает юношей живых,Она не водит за собоюТолпу вздыхателей немых.И стан её не стан богини,И грудь волною не встаёт,И в ней никто своей святыни,Припав к земле, не признаёт.Однако все её движенья,Улыбки, речи и чертыТак полны жизни, вдохновенья,Так полны чудной простоты.И голос душу проникает,Как вспоминанье лучших дней,И сердце любит и страдает,Почти стыдясь любви своей.

На грешной земле, среди обманувших надежду подруг, Лермонтову вновь чудится небесное…