Чудо - из чудес - Санин Евгений

            — От сумы и от тюрьмы не зарекаются! — напомнила Будко-мама и спохватилась: — Ой, прости, Ник, это я не тебе…

            — Да ничего страшного! — беспечно засмеялся Ник. — У меня столько денег, что уже не грозит ни то, ни другое. Даже если бы я сам того пожелал! Тем более, что сейчас мне позвонили и такое вдруг предложили… Представляете, если все сложится так, как обещают, а там все на полном серьезе, и риск, безусловно, как в любом большом деле есть, то я за один раз вдвое умножу свое состояние А это такие возможности помочь людям!

            — Ник! — в один голос вскричали Стас с Леной.

            Они хотели предупредить его обо всем, что наказала Анастасия Семеновна.

            Быть осторожным и крайне осмотрительным.

            Рассказать о звонке Градова.

            Но тот и слушать не стал.

            Ник весь словно закаменел и стал как будто бы одержимым этой новой идеей.

            — После, потом! — властно сказал он.

            Распорядился, что водитель Саша отвезет их в Москву на «Мерседесе».

            А Ваня его самого — в областной город, в аэропорт.

            Откуда он немедленно улетает за границу.

            Сборы для всех были недолгими.

            Тем более что все уже было собрано.

            Валентина, прощаясь с дочкой и зятем, попросила их, чтобы они особо не торопились заводить детей.

            — Как это? — не поняла Лена.

            И тогда мать, отозвав ее в сторону, стала что-то шептать ей на ухо.

            — Да ты что? — отшатнулась та. — Не надо мне такое даже советовать! Все эти таблетки и то, о чем ты говоришь, ничем не лучше абортов. Как Бог захочет, так пусть все и будет!

            — Сергей Сергеевич! — обращаясь уже к отцу Стаса, умоляюще попросила Будко-мама. — Ну хотя бы глаза ей сначала подлечите! Покажите ее хорошим специалистам. Ей ведь опасно рожать с таким зрением!

            — Хорошо-хорошо! — пообещал тот.

            Все присели, кто где стоял, на дорожку.

            Вспомнили, не забыли ли чего?

            И уже через час две машины, правда, вскоре разъехавшись в разные стороны, отправились в путь…

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

  Последняя надежда

Глава первая

  «КОШКАРАУЛ!»

1

Мама сама сняла с невестки очки…

            Мама открыла не сразу.

            Хотя ей несколько раз звонили с дороги, причем, последний — уже перед самым подъездом. И Стас голову готов был отдать на отсечение — она наверняка стояла, прислушиваясь к движению лифта и неотрывно глядя в глазок, поджидая их.

            Только после того, как он дважды нажал на кнопку звонка и уже готов был воспользоваться своим ключом, дверь отворилась.

            Мама встретила их на пороге радостно-слабым восклицанием:

            — Ну, наконец-то!

            Голос ее был слабым.

            Голова — обмотана полотенцем.

            Словно в подтверждение тому, что она действительно больна и поэтому не могла поехать на свадьбу.

            — Та-ра-ра-рара — ра-рара — та-рара — рарара! — чтобы сразу снять напряженность, громко заиграл на губах марш Мендельсона Стас.

            Мама поодиночке, а не сразу обоих, как соединившихся в одно целое для Бога и для людей, обняла сына с невесткой.

            Сначала подчеркнуто-радушно Лену.

            А затем уже явно недовольно и обиженно — Стаса.

            Все это тоже не ускользнуло от его внимания.

            «Главное, чтобы только Лена ничего не заметила!» — подумал он, помогая той снять зимнюю куртку и сразу определяя на вешалке ей место рядом со своей.

            Следом за ними в прихожую принялся вносить большие сумки с вещами Лены Саша.

            — А папа где? — выглянув наружу, удивилась мама.

            — Они вторым заходом поднимаются! — объяснил Стас.

            — С каких это пор ты с отцом на вы? Поругаться что ли успели? — встревожилась мама.

            — Да нет, — хотя внутри все было сжато от волнения, засмеялся Стас. — Сама все сейчас увидишь! И — оценишь!

            Мама увидела клетку, которую торжественно внес перед собой в квартиру папа, и действительно ахнула от восторга:

            — Ах, какая прелесть!

            — Это дядя Андрей изготовил! Он раньше совсем больным был, а теперь — кузнец мирового уровня! — вставила Лена. — Помните такого?

            — Конечно! — кивнула ей мама, хотя по ее тону Стас понял, что никакого дяди Андрея она, конечно, не помнит, да и в этом не было ничего удивительного — столько лет прошло! К тому же, и был он тогда у них в гостях, точнее, на консультации у папы всего лишь несколько минут…

            Но дальше голос мамы зазвучал искренне.

            Она была тронута до слез, обращаясь к мужу:

            — Неужели вы со Стасиком запомнили, что я как-то обмолвилась, что с детства мечтаю иметь говорящего попугая? И решили сделать мне такой сюрприз!

            — Да, н-но… — замялся папа.

            Мама моментально поняла, что здесь что-то не то.

            — Но — что?

            — Постойте, — наклонившись к клетке, чтобы лучше было видно, вдруг насторожилась она. — Там, кажется, что-то уже есть…

            — Не что-то, а кто-то! — поправила Лена.

            — Ворона!.. — разглядев, наконец, бесконечно уставшую от долгой дороги и сидевшую в самом углу Горбушу, охнула мама.

            — Как ты и мечтала, говорящая! — тут же добавил Стас.

            И обращаясь к Горбуше, умоляюще сказал:

            — А ты что молчишь! Ну-ка, давай, как твоя прабабка из басни Крылова, спой, светик, не стыдись! Познакомься скорее с мамой!

            Горбуша одним глазом взглянула на стоявшую над клеткой, почему-то сразу не понравившуюся ей женщину и — не огорчать же Стаса! — как он и учил, только сама от волнения все спутав, каркнула:

            — Как тебя зовут, Горбуша?

            — Вот те раз! Как говорится с больной головы на здоровую! — всерьез, словно на человека, обиделась мама.

            — Да это ее так зовут — Горбуша! — попыталась объяснить Лена.

            Но мама, разом теряя интерес к клетке, все внимание перенесла на нее:

            — А ты почему это в таких черных в очках?

            — Понимаете, в Покровском сегодня на солнце снег такой яркий был, что просто ослепнуть можно было! — как они и договорились со Стасом, сбивчиво принялась объяснять Лена.

            Но мама и слушать не захотела.

            — Давай-давай, снимай! Ночь уже на дворе, — кивая на темные окна, сказала она. — Да и дома у нас не так светло, я не все лампочки включила — а то у самой глаза от давления режет…

            И собственноручно сняла с невестки очки.

            Лена беспомощно покачнулась.

            Ухватилась за Стаса.

            И он понял, что отходить от нее теперь нельзя ни на шаг.

            Но тут мама, вспомнив о сыне, отвела его в сторону и так, чтобы слышали все, строго спросила:

            — Надеюсь, эта ворона не будет летать по нашей квартире?

            — Но, мам, ей ведь тоже нельзя все время сидеть в клетке! Иногда она будет летать — у нас в комнате! — заступился за Горбушу Стас.

            — А то она может заболеть и умереть! — испуганно подтвердила Лена.

            — Да, для ворон гиподинамия еще более губительна, чем для людей! — словно на консилиуме вынес свое заключение папа.

            И маме просто некуда было деваться.

            — Ну ладно! — нехотя согласилась она и тут же предупредила: — Но убирать перья и весь тот мусор, который будет из-за нее в вашей комнате, будете вы сами!

            — Конечно-конечно! — в один голос заверили ее Стас с Леной.

            И даже Сергей Сергеевич.

            Самое страшное казалось было позади.

            И тут…

            Позади Стаса раздался страшный грохот.

            Он мгновенно оглянулся.

            И сразу увидел…

            Лежавшую на полу разбитую амфору.

            Оставшись без него, Лена, очевидно, когда защищала Горбушу, сделала самостоятельно шаг в сторону мамы.

            И — налетела на ее любимую амфору.

            — Ой, простите. Я не нарочно! — опускаясь на корточки, принялась собирать она большие осколки.

            Стас, как мог, попытался спасти положение.

            — Мам! — с деланным восторгом воскликнул он. — Что ни делается — все к лучшему! Я отдам ее на реставрацию, после чего она станет как настоящая старинная, и я, как ты давно хотела, с радостью поставлю ее, наконец, у себя, то есть, у нас… — поправился он, кивая на Лену, — в комнате!