Перезагрузка - Миика Ноусиайнен

неловко, и они всегда выглядят сексуально непривлекательными. Но ведь и они – люди, и заслуживают любви. Во всяком случае, твоя мама заслуживает. Она не может быть плохой, раз воспитала такого прекрасного сына. Хоть он иногда и не понимает некоторых простых вещей.

Уфф! Я пришел в сауну отдохнуть, а в итоге прослушал лекцию доморощенного психолога о своих отношениях с матерью. Конечно, многое в словах Суви верно. Тем не менее пытаюсь мягко возразить:

– Наверное, ты права, как всегда. Но представь, если бы твой папа начал встречаться с твоей подругой?

– Честно говоря, я бы не удивилась, все мои подруги без ума от отца. И разумеется, это меня сильно раздражало бы. Но в любом случае нам следует наладить семейные отношения с твоей мамой и Песоненом.

Я спускаюсь с полка и иду на террасу немного освежиться, в первую очередь – привести в порядок свои чувства. Семейные отношения? С мамой и Песоненом? Вообще, кто я такой, чтобы учить маму, кого ей любить? Я ведь сам стоял с плакатом в руках на митинге за закон о равноправных браках, когда он проходил голосование в парламенте.

Наш директор предложил нам участвовать в этом мероприятии всем трудовым коллективом. И если кто-то возражает, предупредил он, то может выразить свои воззрения анонимно. Никто не был против. Видимо, мой начальник обладает даром убеждения. Хоть раз наше мнение совпало с мнением активистов, протестующих под окнами концерна.

«Любовь принадлежит всем». Это было написано на плакате, который я гордо держал над головой со слезами воодушевления на глазах. Видимо, мой начальник решил, что раз любовь принадлежит всем, то и нефтебурение, если смотреть на это в более общем плане, тоже принадлежит всем. Это тоже своего рода любовь. Чем глубже буришь, тем благоприятнее почва для того, чтобы найти что-то важное.

В итоге Суви оказывается сильнее. Я расширил свой поварской репертуар и задумал приготовить для семейного ужина мексиканскую еду. Даже в вопросах терминологии Суви не сдалась – она упорно называет ужин семейным. У меня единственное условие – чтобы мама не участвовала в готовке и уборке. Остальные могут помогать как угодно.

Мама – человек категоричный, когда что-нибудь решит, то так тому и быть. Если допустить ее до мытья грязной посуды, то она будет заниматься этим весь вечер, и это будет уже не семейная встреча, а черт знает что. Такая уж она, моя мама. Сколько ее помню, никогда не сидела за столом, а суетилась на кухне и обслуживала других.

«Любовь принадлежит всем». Чем дальше, тем больше я стыжусь своего двуличия. Если я во весь голос заявляю, что любовь принадлежит всем, то разве она не должна принадлежать и маме, и Песонену? И все равно мне кажется, что тут что-то неправильно. Мой лучший друг и мама. Что-то в этом гадкое. Не знаю что. Что-то… Что-то такое, черт возьми…

Звоню Хенне и пытаюсь заманить ее на семейную встречу. Новости о новых маминых романтических отношениях она воспринимает на удивление хорошо. Ей никак не унять смех, когда я рассказываю о мамином романе.

– Песонен! Твой лучший друг!

– Да, тот самый Песонен. И они, похоже, действительно влюблены. Придешь в гости? Для мамы это было бы очень важно.

– Я, пожалуй, еще не готова. И уже договорилась на этот вечер с одним человеком.

– У тебя новый мужчина?

– Да нет, просто… Не все в мире вертится вокруг любовных отношений.

– Разумеется, все вертится вокруг них. Ладно, передавай привет «человеку». Увидимся.

Суви еще переодевается, когда раздается звонок в дверь. Открываю, и несколько натянуто обнимаю маму и Песонена. Мама вручает мне бутылку вина, а Песонен принес мексиканское пиво, о котором мы договорились заранее. Вроде, все как обычно, но чувствуется какая-то фальшь.

– Добро пожаловать, проходите.

– Спасибо, что пригласили.

Суви выходит поздороваться с гостями.

– Здорово, что наконец-то пришли посидеть в спокойной обстановке!

Мама и Песонен сияют. Из всех людей, которых я встречал в жизни, именно они всегда были наиболее сдержанными.

Песонен помогает моей маме снять куртку и в награду получает нежный поцелуй в щеку. Интересно, это специально, чтобы меня подразнить? Или по наитию? Склоняюсь к последнему.

Когда встречаются семьями, обычно не вспоминают о несуразных случаях из детства, а разговаривают о ценах на квартиры и о поездке в Берлин, слушают «Бо Касперс Оркестр» и «Ультра Бра».

Но сейчас о другом. В паузах во время приготовления ужина поглядываю на Суви, которая в комнате болтает с мамой и Песоненом. Мама и Песонен выглядят как юные влюбленные. Каждый взгляд, которым они обмениваются, наполнен любовью, вниманием и уважением.

Мы сидим за столом и поедаем приготовленные мной кесадильи и тортильи. Мама восхищается соусами, а еще больше тем, что все это приготовил я.

– И когда же ты, Сами, готовить научился?

– Куда деваться, если мама не помогает.

Я предупредил Суви, что не надо говорить о моем детстве. Бросаю на нее многозначительный взгляд, когда она, несмотря на запрет, все-таки заводит эту тему:

– А каким Сами был в детстве?

Мама смотрит на меня, словно спрашивая разрешения рассказать. Киваю ей. Вряд ли это что-то испортит. Песонен и так всегда приходил к нам поесть. В этом смысле он вернулся в исходную точку за столом у моей мамы. Но почему же мне всякая хрень в голову лезет? Они – совершенно равноправная пара. Да, у них серьезная разница в возрасте, но общего, кажется, все равно больше.

– С Сами в детстве не было хлопот. Всегда был здоровый, слушал, что ему говорят, и ел без капризов. Скорее, с ним пришлось повозиться, когда он повзрослел. И тогда, когда…

– Мама, ну хватит.

Чем дольше мы сидим за столом, тем сноснее становится ситуация. В течение вечера даже возникают моменты, когда я забываю об отношениях мамы и Песонена.

Суви во все сует нос. Она разговаривает с ними как с обычными людьми.

– Что вы собираетесь делать летом?

– Мне всегда хотелось в Коли [77], но Мартти было не затащить. Так что мы, наверное, туда и отправимся наконец. И на обратном пути в «Холидэй Клаб Саймаа» [78], немножко расслабиться. Касимир заказал нам номер в отеле и билеты в спа.

Песонен кивает, улыбаясь, и я отвечаю ему улыбкой. Уж если кто и заслужил отдых и расслабление, то это мама и Песонен. Мама всегда приносила свои желания в жертву другим. А Песонен уж точно больше всех людей в мире заслуживает любви.

Только вот к «Касимиру» я привыкнуть никак не могу. Это имя никогда Песонену не шло. Кого угодно можно было назвать Касимиром, но только не Песонена. Ему нужно что-нибудь попроще – ладно бы нарекли его Теро и Паси.

Напоминаю ему об этом.

– Я уж и позабыл, что тебя зовут Касимиром.

– Я и сам