Гарри Поттер и Принц-полукровка - Джоан Роулинг

В кабинете Дамблдора горели все лампы, на портретах тихо похрапывали в своих рамах прежние директора школы, Омут памяти стоял в полной готовности на столе. Ладони Дамблдора лежали по сторонам Омута, правая по-прежнему была черна, точно обугленная. Казалось, она нисколько не поправилась, и Гарри в сотый раз подумал, что могло причинить такое увечье, но спрашивать не стал. Дамблдор сказал уже, что со временем он об этом узнает, а кроме того, Гарри хотелось обсудить с ним другую тему. Но прежде чем он успел заикнуться о Снегге и Малфое, Дамблдор спросил:

– Я слышал, ты встречался на Рождество с министром магии?

– Да, – ответил Гарри. – И он остался мной не очень доволен.

– Не очень, – вздохнул Дамблдор. – Впрочем, он недоволен и мной. Однако мы не вправе упиваться нашими неприятностями, мы должны продолжать борьбу.

Гарри усмехнулся:

– Он хотел, чтобы я внушил всем волшебникам, будто Министерство отлично справляется со своей работой.

Дамблдор улыбнулся:

– Вообще говоря, это идея Фаджа. В последние дни на посту министра, когда он отчаянно цеплялся за власть, Фадж подумывал о встрече с тобой, надеялся, что ты окажешь ему поддержку.

– После всего, что Фадж натворил в прошлом году? – сердито спросил Гарри. – После Амбридж?

– Я говорил Корнелиусу, что шансов у него никаких, однако мысль эта уцелела и после того, как он лишился должности. Я увиделся со Скримджером всего через несколько часов после его назначения, и он потребовал, чтобы я устроил ему встречу с тобой.

– Так вот из-за чего вы поругались! – выпалил Гарри. – Я читал об этом в «Ежедневном пророке».

– И «Пророку» случается иногда сообщать правду, – сказал Дамблдор, – пусть даже ненароком. Да, поругались мы именно из-за этого. Похоже, Руфус нашёл всё-таки возможность загнать тебя в угол.

– Он обвинил меня в том, что я «целиком и полностью человек Дамблдора».

– Как грубо.

– А я ответил ему, что так оно и есть.

Дамблдор хотел что-то сказать, но промолчал. За спиной Гарри негромко и музыкально вскрикнул Фоукс, феникс Дамблдора. К своему большому смущению, Гарри увидел вдруг, что в голубых глазах Дамблдора стоят слёзы, и торопливо уткнулся взглядом в свои колени. Но когда Дамблдор заговорил, голос его звучал твёрдо:

– Я очень тронут, Гарри.

– Скримджер хотел узнать, куда вы отлучаетесь из Хогвартса, – сказал Гарри, всё ещё не отрывая глаз от колен.

– Да, ему очень хочется выведать это, – сказал Дамблдор, теперь уже весело, отчего Гарри решил, что может поднять на него взгляд. – Он даже пытался проследить за мной. В сущности, получилось довольно забавно. Он приставил ко мне Долиша. Это был недобрый поступок. Однажды мне уже пришлось оглушить Долиша заклятием, теперь я вынужден был проделать это ещё раз, и с гораздо большим сожалением.

– Значит, они так и не знают, куда вы исчезаете? – спросил Гарри. В душе его вспыхнула было надежда проникнуть наконец в эту тайну, но Дамблдор лишь улыбнулся, глядя на него поверх очков-половинок.

– Нет, не знают, да и тебе ещё не время узнать об этом. Ладно, давай займёмся делом, если, конечно, ты ничего больше не хочешь…

– Вообще-то хочу, сэр, – сказал Гарри. – Это касается Малфоя и Снегга.

– Профессора Снегга, Гарри.

– Да, сэр. Я подслушал их разговор на вечеринке у профессора Слизнорта… По правде говоря, я за ними следил…

Пока Гарри рассказывал, лицо Дамблдора оставалось бесстрастным. Когда же он закончил, Дамблдор несколько секунд помолчал, а затем произнёс:

– Спасибо, что рассказал мне, Гарри, однако я советую тебе выбросить это из головы. Не думаю, что тут есть что-нибудь настолько уж важное.

– Настолько уж важное? – не поверив своим ушам, повторил Гарри. – Профессор, вы разве не поняли…

– Я наделён от природы редким умом и потому понял всё, что ты мне сказал, – с лёгким раздражением ответил Дамблдор. – Ты мог бы даже предположить, что, возможно, я понял больше твоего. Повторяю: я рад, что ты доверился мне, однако знай, ты не сказал ничего, что могло бы меня встревожить.

Гарри молча смотрел на Дамблдора, хоть внутри у него всё кипело. Что происходит? Означает ли это, что Дамблдор и вправду велел Снеггу выведать замыслы Малфоя – и тогда всё, что рассказал ему Гарри, он уже знает от Снегга? Или подозрения Гарри по-настоящему встревожили старого волшебника, и он лишь делает вид, что это не так?

– Сэр, – осведомился Гарри вежливо, как он надеялся, и спокойно, – вы по-прежнему доверяете…

– Мне хватило терпения уже ответить на этот вопрос однажды, – отозвался Дамблдор с интонацией, по которой было ясно, что терпение его подходит к концу. – И ответ мой остаётся прежним.

– Ну ещё бы! – раздался язвительный голос – судя по всему, Финеас Найджелус лишь притворялся спящим. Дамблдор не обратил на него внимания.

– А теперь, Гарри, мне придётся настоять на том, чтобы мы перешли к делу. Я должен обсудить с тобой очень серьёзные вещи.

Гарри так и подмывало взбунтоваться. Интересно, что произойдёт, если он откажется сменить тему, если будет упорствовать в своих обвинениях против Малфоя? Дамблдор, словно прочитав его мысли, покачал головой:

– Ах, Гарри, как часто такое случается даже между лучшими друзьями! Каждый из нас уверен, будто может сказать что-то гораздо более важное, чем всё, о чём думает другой!

– Я вовсе не считаю то, что вы собираетесь мне сказать, не важным, сэр, – глухо ответил Гарри.

– И ты совершенно прав, – оживлённо заговорил Дамблдор. – Я хочу показать тебе сегодня ещё два воспоминания. Я добыл их с огромным трудом, и второе из них, по-моему, важнее всего, что мне удалось собрать.

Гарри ничего не сказал; он всё ещё был сердит на то, как старый волшебник отнёсся к его информации, но в дальнейших пререканиях смысла не видел.

– Итак, – звенящим голосом продолжал Дамблдор, – мы встретились сегодня, чтобы поговорить об истории Тома Реддла. На прошлом уроке мы оставили его накануне поступления в Хогвартс. Ты помнишь, как взволновался Реддл, услышав, что он волшебник, как отказался от моего общества при посещении Косого переулка, и помнишь, как я предостерёг его, сказав, что в школе с воровством придётся покончить.

Так вот, в школе начался новый учебный год, а вместе с ним явился и Том Реддл, тихий мальчик, вставший в ожидании распределения в ряд с другими первокурсниками. Распределяющая шляпа, едва коснувшись головы Реддла, отправила его в Слизерин. – Дамблдор повёл почерневшей рукой в сторону висевшей над ним полки, на которой покоилась древняя Распределяющая шляпа. – Как быстро Реддл узнал, что прославленный основатель этого факультета умел разговаривать со змеями, мне не известно, – возможно, в тот же вечер. Эта новость взволновала его и ещё сильнее укрепила в нём ощущение собственной значимости.

Впрочем, если он и запугивал своих однокашников-слизеринцев или пытался поразить их, демонстрируя в общей гостиной способности змееуста, преподаватели ничего об этом не знали. Никаких признаков надменности или агрессивности он не проявлял. Преподаватели с первого дня относились к этому необычайно одарённому и красивому сироте с вниманием и сочувствием. Он казался вежливым, спокойным и жаждущим знаний. Почти на всех он производил очень приятное впечатление.

– А вы не рассказывали им, сэр, каким увидели его в сиротском приюте? – спросил Гарри.

– Нет, не рассказывал. Никакого раскаяния в нём заметно не было, но ведь существовала вероятность, что он сожалеет о своём прежнем поведении и надумал начать жизнь заново, с чистого листа. Вот я и решил дать ему такой шанс.

Дамблдор умолк и вопросительно посмотрел на Гарри, открывшего было рот, собираясь высказаться. Вот она, вечная склонность Дамблдора доверять людям, несмотря на множество доказательств того, что никакого доверия они не заслуживают! Но тут Гарри кое-что вспомнил…

– Но ведь по-настоящему вы ему не доверяли, сэр, правда? Он говорил мне… Реддл, явившийся из того дневника, сказал мне о вас: «Ему я никогда не нравился, как другим учителям».

– Скажем так: то, что ему можно доверять, я само собой разумеющимся не считал, – ответил Дамблдор. – Я решил не спускать с него глаз – и не спускал. Не стану притворяться, поначалу мои наблюдения многого мне не дали. Реддл был очень осторожен со мной, понимал, я в этом не сомневаюсь, что из-за возбуждения, охватившего его, когда он узнал о своей подлинной сущности, сказал мне несколько больше, чем следовало. В дальнейшем он старался многого не рассказывать, однако того, что в минуту волнения сорвалось с его языка, взять обратно уже не мог. Как и того, что поведала мне миссис Коул. Впрочем, ему хватало ума не пытаться очаровать меня, как очаровал он многих моих коллег.

Переходя с курса на курс, он собрал вокруг себя компанию преданных друзей. Я называю их так потому, что не могу подобрать более точного слова, хотя ни к кому из них Реддл не был особенно привязан. От этих учеников веяло каким-то мрачным обаянием. Компания была пёстрая – слабые мальчики, нуждавшиеся в защите, честолюбцы, стремившиеся к славе, и склонные к насилию люди, которым нужен был заводила, способный обучить их более изощрённым формам жестокости. Иными словами, то были предшественники Пожирателей смерти и некоторые из них, покинув Хогвартс, как раз первыми Пожирателями смерти и стали.