Тайна семьи Вейн. Второй выстрел - Энтони Беркли

Мы вышли к опушке леса над ручьем, и в ярком лунном сиянии я видел лицо Эльзы, когда на нее обрушился этот удар. Она несколько мгновений всматривалась в мои глаза, а потом отвернулась.

– Нет, – тихо прошептала она, – я ничего не знала. И… и не верю.

Какая детская доверчивость!

Я встревожился – ее поведение доказывало, какую власть этот господин уже получил над столь хрупким и деликатным созданием.

– Да, может, еще ничего такого и нет, – небрежно произнес я. – Однако готов заверить, что весь прошлый год эта связь была предметом скандальных сплетен и пересудов. Не то чтобы я к ним прислушивался, но иной раз все кругом о чем-нибудь столько твердят, что поневоле наслушаешься. Собственно, я слышал, как говорили – мол, если вам нужен Эрик, ищите миссис де Равель.

Горестно было видеть, как задрожали плечи бедняжки. Да, она приняла все слишком близко к сердцу. Я был уже на волосок от того, чтобы предпринять какие-нибудь практические шаги, дабы утешить ее в горьком разочаровании. И даже шагнул к ней с этими самыми намерениями, как вдруг девушка повернулась ко мне, и, к огромному своему изумлению, я обнаружил, что она не плачет, а смеется.

– Ой, мистер Пинкертон, – проговорила она, – какой вы смешной!

– В самом деле? – осведомился я холодно, ибо не настолько был сражен столь внезапной переменой, чтобы забыться. – Рад, что сумел позабавить вас, мисс Верити.

Она по-хозяйски положила ручку мне на рукав, и личико ее посерьезнело от осознания, сколь жестоко она меня раздосадовала – хотя в голубых глазах все еще плясали смешливые искорки.

– Простите, я не хотела. Но как удержаться от смеха, когда вы сказали ровно то, что Эрик и говорил – вы скажете. Почти теми же самыми словами!

От удивления я даже сердиться перестал.

– Он говорил, я это скажу?

– Ну да. Про миссис де Равель. Ну разумеется, он мне рассказал всю правду – как она уже много месяцев ему проходу не дает, хотя он-то в ее сторону даже не глядит. И еще он сказал, что вы непременно об этом упомянете.

Я расстелил на стволе упавшего дерева носовой платок и сел. Этакий поворот событий застал меня врасплох. Выходит, Скотт-Дэвис обладал изрядным запасом низкой житейской хитрости, которой я бы в нем не заподозрил. Он ловко разрядил наше главное оружие заранее, прежде чем мы сами успели им воспользоваться. Этель права: без самых решительных мер тут не обойтись.

Я только собрался развить тему и указать мисс Верити на двуличие Эрика и на реальное положение дел, как мне помешал громкий вопль откуда-то со стороны дома. В тихую ночь звуки разносятся по долине очень далеко, и я без труда распознал пронзительный голос Арморель Скотт-Дэвис:

– Эльза! Эльза!

– Не обращайте внимания, – улыбнулся я. – Мне надо очень серьезно с вами поговорить, мисс Верити, и…

Должно быть, девушка не расслышала моих слов, поскольку отозвалась равно пронзительным и (сказать правду) в высшей степени неподобающим настоящей леди воплем, какого я от нее уж никак не ожидал:

– Эге-гееей!

– Приходи-и! Пойдем купаться при луне-е!

– Иду-у-у! – отозвалась моя спутница и добавила, улыбаясь мне прелестной виноватой улыбкой: – Вы ведь не возражаете, мистер Пинкертон? Такая чудесная мысль! А поговорим как-нибудь потом, ладно?

– Никоим образом не стану препятствовать вашим невинным забавам, – учтиво отвечал я, сделав, однако, некоторое ударение на предпоследнее слово, чтобы подчеркнуть тем дружеский намек.

И мы побрели обратно к дому.

Как раз к нашему появлению все остальные высыпали наружу, уже в купальных полотенцах и костюмах.

– Скорей, Эльза, – поторопила Арморель. – Догоняй.

– А кто будет купаться? – поинтересовалась мисс Верити с куда большей живостью, чем проявляла досель.

– Эрик, и Поль, и Джон, и Пинки, и мы, – отозвалась Арморель. Противная девица называла меня тем же оскорбительным прозвищем, что и ее брат. Ума не приложу, с какой стати. В жизни не давал ей ни малейшего повода.

– Простите, – вмешался я. – Ваш перечень неверен – во всяком случае, в отношении одного участника. Я купаться не собираюсь.

– Да полно, Пинки, идемте поплаваем, – захихикала Арморель, нелепо приплясывая вокруг меня на лужайке. – У вас такие красивые тонкие ноги. Похвастайтесь ими!

Не удостоив ответом крайнюю неделикатность сего высказывания, как и глупые смешки, которыми его встретили остальные любители ночных купаний, я повернулся к Эльзе:

– Я подожду вас здесь, мисс Верити, пока остальные пойдут вперед.

Эльза скрылась в доме, а я присоединился к Этель под буком. Она осталась одна, потому что де Равель, по своему обыкновению, настоял, чтобы его жена пошла со всеми к бассейну хотя бы просто посмотреть, и я смог рассказать Этель о новых осложнениях. Кажется, она слегка рассердилась, что я вообще затронул эту тему – весьма неразумно с ее стороны, ведь очевидно же: мужчина с такой задачей справится не в пример лучше женщины. Однако оба мы сошлись на том, что надо принимать меры. Если Эрик пытается держать миссис Равель за кулисами и разделаться с ней при помощи лжи и уверток, пора выводить ее на сцену.

– Боюсь, что будет, если Пол все узнает, – нервно промолвила Этель.

– Ты же сама недавно говорила, мол, тебе все равно, – напомнил я.

– Да, правда. – Грудь у нее трепетала. – Лишь бы Эльза…

– Тсс, – шикнул я. Мисс Верити вышла из дому.

Я предложил проводить ее до купальни, и она согласилась с прежней сдержанной приязнью. Судя по всему, она окончательно пришла в себя после овладевшего ею в лесу странного приступа неучтивости. Просто удивительно, до какой степени дурное влияние способно испортить даже столь нежное и чувствительное существо, как Эльза Верити.

И тут, рискуя показаться неделикатным, должен отметить прелюбопытный феномен, который внезапно предстал предо мной во время этой прогулки и который я, со свойственной мне привычкой к самоанализу, сумел проследить во всех проявлениях.

Читатель, верно, уже подметил, что я не слишком высокого мнения о противоположном поле, и это равно относится к физической его привлекательности и к умственным способностям. Женская фигура, напоминающая очертаниями песочные часы для варки яиц, никогда меня не восхищала. Я не нахожу эстетической отрады в песочных часах – как и, соответственно, в женской фигуре со всеми ее неуместными выпуклостями и искусственно сдвинутым центром тяжести. Девушки в купальных костюмах, обладающие, судя по страницам популярных газет, универсальной привлекательностью, вызывают во мне лишь жалость.

Таким образом, совершенно ясно, что, имей я какие-либо предрассудки (с чем я категорически не согласен), они были бы не столько в пользу женской фигуры, сколько против нее. Однако пока мы с мисс Верити шли через лес к бассейну и она, в силу ночного времени, забыла природную девичью скромность, заставляющую плотно придерживать края купального полотенца, так что я время от времени мог видеть белую руку или ногу, тонкую талию и прочие особенности женского сложения – непрошеные ощущения нахлынули на меня в такой степени, что я начал искренне восхищаться всеми этими изгибами, которые привык презирать, и сумел узреть красоту даже в торчащей коленке. Странное ощущение. Записываю его здесь, хотя оно не имеет никакого отношения к последующим событиям.

Я даже испытал разочарование, когда, едва дойдя до купальни, мисс Верити сразу же сбросила полотенце и прыгнула в воду – великолепным прыжком, при котором ее стройное тело, выгнувшись, засветилось на темном фоне, точно натянутый лук. Сравнение это явилось ко мне совершенно нежданно, поразив неожиданной поэтичностью. Интеллектуальная честность, адептом которой я являюсь, приучила меня признавать свои ограничения, и вплоть до сего дня в число их, безусловно, входила и поэзия. Возможно ли, что под воздействием чистой невинности мисс Верити нечто вдруг воззвало из неведомых доселе поэтических бездн моей души прямо к таким же безмолвным глубинам ее души?.. Мысль, тоже не лишенная определенной красоты.

Однако, как ни жаль мне это говорить, то, что случилось далее, было начисто лишено поэзии. Я твердо намерен рассказывать все как есть, ничего не преувеличивая и не преуменьшая.

Эрик Скотт-Дэвис вылез из бассейна и подошел ко мне.

– Привет, Пинки, – окликнул он. – Купнуться не хотите?

Я собирался присоединиться к одинокой фигуре миссис де Равель на скамье по другую сторону бассейна, так что лишь отрицательно покачал головой.

– Точно-точно, Пинки? Да неужель? – с этим восклицанием усмехающийся бабуин без малейшего почтения ухватил меня огромными мокрыми ручищами, поднял над головой (кажется, я упоминал уже, что не отличаюсь могучим сложением – собственно говоря, ростом я пять футов и три четверти дюйма) и потащил к краю бассейна. Мне, правда, все еще не верилось, что наглец посмеет и в самом деле пойти на такую крайность.