Плещеев - Николай Григорьевич Кузин

надежды. Поэтому он с горячей заинтересованностью отнесся к сообщению М. Е. Салтыкова (Михаил Евграфович в июне 1870 года был в Москве и навещал Плещеева) о том, что вернувшаяся недавно в Петербург из-за границы М. А. Маркович (Марко Вовчок) намеревается издавать журнал переводов лучших иностранных писателей.

Алексей Николаевич еще в 1859 году познакомился (через Т. Г. Шевченко) с известной писательницей, автором популярных рассказов и очерков из народного быта. Теперь он сообщает Марии Александровне, что хотел бы перевести для журнала «какое-нибудь иностранное беллетристическое произведение», и называет сочинения П. Мертиля, роман Стендаля «Красное и черное» — благо интерес к Франции снова необыкновенно возрос: в Париже в начале 1871 года происходит революционное восстание, создается Союз Коммуны, и на некоторое время коммунары захватывают власть — событие это даже в превратном истолковании газет будоражило воображение поэта…

Вскоре в Москве происходит и личная встреча Плещеева с писательницей, но его сотрудничество в журнале, редактируемом М. А. Маркович, так и не состоялось, так как вышло всего только пять номеров журнала (существование его прекратилось в связи с банкротством издателя С. В. Звонарева), однако благодаря «заказам» Марии Александровны Алексей Николаевич решил взяться за перевод крупных прозаических произведений и первым познакомил русского читателя с романом Стендаля «Красное и черное»), правда, теперь уже для «Вестника Европы» М. М. Стасюлевича.

Московская контора Императорских театров ежегодно приглашала Алексея Николаевича в качестве почетного члена конференции на экзаменах в Театральном училище. Плещеев пользовался большим авторитетом и уважением в Московской театральном среде, был дружен со многими видными актерами и никогда не упускал возможности расширить круг знакомства с театральней студенческой молодежью, ибо продолжал возлагать на юнее племя самые большие надежды, связанные с будущим русского искусства. Поэтому на экзаменационные конференции в Театральное училище приходил аккуратно, специально даже отпрашивался со службы.

Под впечатлениями тесного общения со студенчеством и родилось стихотворение «Тосты», которое поэт впервые прочитал тоже на одной из встреч со студентами в Артистическом кружке.

В письме к Марко Вовчок от 15 января 1871 года Плещеев рассказывает об этой встрече:

«…На днях был я на студенческом обеде (12 января), но не на генеральном, а на том, где молодежь. Написались у меня на этот случай стихи, которые молодежь приняла с горячим сочувствием, и это сочувствие на несколько часов заставило меня самого помолодеть… Так хорошо прошел вообще этот день — и так я любил тогда то, что мне подумалось: а ведь будь я поставлен в менее тяжкие условия жизни, я бы еще, может быть, годился на что-нибудь путное и кому-нибудь мог быть полезен…»

Энтузиазм и сочувствие, с которыми молодежь восприняла плещеевское «Тосты», можно понять: стихотворение действительно дышит энергией и задором, свойственными лучшим стихам автора «Вперед» в перу его наибольшего творческого подъема.

Первый тост наш — за науку! И за юношей — второй. Пусть горит им светоч знанья Путеводною звездой. Пусть отчизна дорогая И великий наш народ В них борцов неколебимых За добро и свет найдет. Третий тост наш — в честь искусства! Воздадим хвалу тому, Кто обрек себя всецело На служение ему. …И до гроба сохранивши В сердце преданность добру, Произнесть могли с поэтом: «Знаю: весь я не умру». Пожелаем, чтоб являлось На Руси побольше их, Чистых, доблестных, живущих Лишь для подвигов благих. Пожелаем, чтоб не меркло Над родимой стороной Солнце разума и знанья, Солнце истины святой…

Но такие радостные случаи, которые «заставляли… помолодеть», выпадали весьма редко, а вот груз домашних забот, вечная материальная нужда сопровождали постоянно, и это очень удручало. Особенно же удручала служба в контрольной комиссии — утомительная, нудная, настолько нудная, что Плещеев в 1870 году предпринял даже попытку подыскать другую, более спокойную и «доходную», просил М. А. Маркович, чтобы та походатайствовала перед одним крупным чиновником — управляющим 'Московским воспитательным домом — о переходе Алексея Николаевича на службу в это заведение, но в конечном итоге и эта попытка оказалась безуспешной.

К отрадным мгновениям жизни относил Алексей Николаевич и те дни, когда его навещали петербургские друзья: Некрасов, Салтыков, братья Курочкины. Николай Алексеевич, выезжая в свое ярославское имение Карабиху (часто с женой Зинаидой Николаевной), непременно заглядывал к Плещееву, а потом обязательно приглашал Алексея Николаевича и его старшего сына обедать в русский трактир Гурина. После обеда всей группой обычно садились в экипаж и ездили в живописное Кунцево, гуляли по кунцевским паркам — в эти часы забывались все житейские невзгоды, красота вольной природы уносила мечты в тот чарующий мир, в котором даже и тот, «кто поник в борьбе с нуждою, на мгновенье отдыхает».

Всегда навещал Плещеева и Михаил Евграфович Салтыков, когда приезжал в свое подмосковное имение Витенево, а летом 1871 года Алексей Николаевич и его старший сын Саша поехали к Салтыкову в гости и прожили в Витеневе несколько дней. В письме к Некрасову Плещеев назвал эти дни, проведенные в салтыковской усадьбе, «очень хорошими». Саша в полное удовольствие целыми днями бродил по саду, купался, а сам Алексеи Николаевич с не меньшим наслаждением проводил время в огромной библиотеке хозяина усадьбы, который в эти дни тоже много работал.

Как раз к этому времени Алексей Николаевич стал «пробивать» вопрос о возможности переезда на постоянное жительство в Петербург, дабы всецело отдать себя литературной деятельности: Некрасов и Салтыков предлагали ему должность ответственного секретаря «Отечественных записок» на место тяжело заболевшего Слепцова.

А обстоятельства, кажется, благоприятствовали тому, чтобы выхлопотать местожительство в