Плещеев - Николай Григорьевич Кузин

деток звонкий смех И беззаботных птичек пенье Мне говорят — кто больше всех Природы любит обновленье!

Саша счастливо засмеялся, а Алексей Феофилактович, опираясь на свою палку-посох, внушительно изрек:

— Твой отец, Саша, прочитал мне сейчас стихи, за которые ему надо ставить памятник. Это лучшие стихи для детей, которые когда-либо сочинялись русскими поэтами. Запомни это, Александр!

Алексей Николаевич на этот панегирик в свой адрес прореагировал шутливо, ибо знал за своим тезкой давнюю слабость восторгаться, когда тот пребывал в благодушно-веселом состоянии, но и сам чувствовал, что понравившиеся Писемскому стихи действительно удались…

А вот редакция «Детского чтения» их печатать отчего-то не хотела, и Алексей Николаевич решил отослать эти стихи в петербургский журнал «Семья и школа».

Да, надобно непременно переезжать в Питер. Там все же большая возможность для литературной работы, там Некрасов и Салтыков помогут в трудную минуту: и тот и другой недвусмысленно ведь дали понять, что с переездом в Петербург он, Плещеев, будет введен в состав основной редакции «Отечественных записок» на оплачиваемую должность секретаря редакции, так как Слепцов, говорят, совсем расхворался и фактически не может бывать постоянно в редакции… Пз «Семьи и школы» тоже приглашают к постоянному сотрудничеству, обещают опубликовать в ближайших номерах отосланные им стихи, среди которых «Зимний вечер» и «Весна» — это превосходно…[46]

В Питер, в Питер… и М. Н. Островский опять же обещал посодействовать решению вопроса о переводе, обещая причислить к государственному контролю с сохранением службы в ревизионной комиссии.

Конечно, детям будет трудно привыкнуть к сырому климату северной столицы, возникнут сложности и с Екатериной Михайловной — придется «объясняться» с теми же Некрасовым и Салтыковым, которые ведь до сих пор не знают о «незаконной» женитьбе многодетного вдовца Алексея Плещеева…

СЕКРЕТАРЬ «ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ЗАПИСОК»

И отчего так сильно сердце бьется,

Как билось в дни весны моей оно…

Алексей Плещеев Расстался я с обманчивыми снами…

Накануне нового 1872 года Алексей Николаевич вместе со всем семейством был уже в северной столице. Поселились Плещеевы в доме Фишера на Надеждинской улице, сняв несколько небольших комнат. Самую маленькую из комнат Алексей Николаевич, как всегда, взял себе и устроил в ней нечто вроде рабочего кабинета с письменным столом, книжным шкафом; здесь же был и поставлен диван для гостей и несколько стульев — вот и все убранство.

Переезд, обустройство квартиры, хлопоты по определению Саши в 17-ю гимназию — все это на первых порах отнимало массу времени. Но самое неприятное — продолжающееся безденежье. Произошли неурядицы с переводом по службе: в Петербурге Алексей Николаевич был причислен к контролю, но без сохранения за ним ревизорского места, поэтому годовое жалованье его оказалась на 200 рублей меньше того, какое получал в Москве. В мае 1872 года Плещеев пишет Некрасову в Карабиху: «Настоящее мое положение, Николай Алексеевич, просто невыносимо. Будь оно хоть сколько-нибудь сносно, я бы никому не докучал, никого не тревожит. У меня нет каких-либо барских замашек, пет стремления к роскоши. Я бы только желал не нуждаться в необходимом, а дозволять себе того, что мне не по средствам, я счел бы не только недобросовестным, а просто подлым при моем положении — 100 р. я получаю в контроле и 75 р. от Вас[47]. Это мой постоянный доход. Литературой я здесь еще пока заработал немного. Я плачу за квартиру без дров 40 р., плачу за уроки детям 25 р., на стол выходит ежедневно от 2 до 3 р. Судите сами — что мне остается, Детей надо одеть, надо самому одеться… Часто бывает, что не спишь ночь и ломаешь голову, как бы завтра быть сытым! Настанет утро, и идешь искать где-нибудь три рубля. Случается, что не только на извозчика нет, но нечем заплатить за письмо, когда принесут его…»

Расходы нависали неотвязно. Единственно, на чем еще мог «сэкономить» Алексей Николаевич, — это отсрочить плату за уроки детям, так как учителем их был чудесный человек, влюбленный в Плещеева, — Дмитрий Петрович Сильчевский (будущий известный библиофил и журналист, участник революционного движения), который мог, конечно, и подождать с расчетом. Сильчевский-то мог подождать, но Алексею Николаевичу было от этого еще конфузливее и горше… О трудностях своих, возникших в первые месяцы жизни в Петербурге, Плещеев пишет и другим своим друзьям — Е. И. Барановскому, А. М. Жемчужникову, хотя и с менее отчаянными жалобами, чем Некрасову, что вполне объяснимо: Алексей Николаевич все же не терял надежды выправить положение…

Николай Алексеевич Некрасов всячески поддерживал своего бедствующего друга: на первых порах он почти избавил Плещеева от серьезной работы в редакции, хотя и выплачивал ему ежемесячное жалованье; кроме того, Некрасов неоднократно оказывал денежную помощь Плещееву и другим путем, и постепенно Алексей Николаевич воспрянул духом, особенно после того, как свозил ослабшую, переболевшую тифом Леночку к морю, где она на чистом воздухе заметно поправилась, — без «субсидий» Некрасова такая поездка была бы попросту невозможной.

Но дружеская поддержка Николая Алексеевича отнюдь не ограничивалась деньгами. В редакцию «Отечественных записок» Плещеев хотя и был введен вполне официально, однако все ведущие сотрудники — от Салтыкова и Елисеева до Михайловского и Скабичевского — отлично понимали, что Некрасов мог вполне обойтись и без секретаря редакции и что здесь в первую очередь Некрасов руководствуется мотивами, несколько отвлеченными от насущных литературных забот журнала. Плещеев тоже прекрасно понимал, что его секретарские обязанности носят скорее символический, нежели практический характер, поэтому и не претендовал на руководящую роль в журнале.

Однако литературный авторитет Алексея Николаевича был достаточно высок, а его близость к Некрасову и Салтыкову — общеизвестна, и он нередко воспринимался как молодыми авторами, так и подписчиками журнала в числе тех, кто определял направление «Отечественных записок». Со временем Плещеев и действительно займет свое место в числе виднейших сотрудников журнала, но в первый год секретарства Алексею Николаевичу чаще приходилось извиняться перед Некрасовым за бездействие, сетовать на невозможность отплатить журналу настоящей работой, потому что в этот год «жизнь сквозь строй гоняла» нового секретаря «Отечественных записок». Алексей Николаевич не в состоянии порой